16 px

Шрила Прабхупада-лиламрита ГЛАВА 24

Нью-Джаганнатха-Пури
БХАКТИВЕДАНТА Свами натянул свитер поверх фуфайки с узким горлом, закутался в чадар и в сопровождении нескольких учеников вышел из своей квартиры. Погода была прекрасная: синее безоблачное небо напомнило ему Индию. За час до этого он послал нескольких преданных начать киртан, и только что одна девушка прибежала назад и взволнованно застучала в его дверь: «Свамиджи, там столько народу!».
Глиняная мриданга, которую он много месяцев назад заказал в Калькутте, наконец прибыла. Сегодня — один из первых случаев за время его пребывания в Америке, когда он будет играть на настоящей глиняной мриданге. Ребятам понравится. Он велел обернуть мридангу тканью и предупредил парней, чтобы были осторожны: глиняные барабаны очень легко бьются.
До парка было рукой подать. Свамиджи, как всегда, шел очень быстро, так что юные последователи едва за ним поспевали. Они прошли по Фредерик-стрит до ее пересечения со Стэньян-стрит и повернули за угол у лавки с пончиками, которую облюбовали «ангелы ада» (как, впрочем, и кое-кто из преданных). Выйдя на Стэньян-стрит, они быстро прошли мимо автостоянки стадиона «Кезар», контуры которого смутно вырисовывались позади нее. На перекрестке Стэньян- и Уоллен-стрит Свамиджи, не останавливаясь и даже не взглянув на светофор, быстрым шагом вышел на проезжую часть. Один из ребят схватил его за руку: «Стойте, Свамиджи, — красный!». Но Свамиджи быстро перебежал через дорогу.
Они пошли дальше, в сторону Хайт-стрит, и скоро справа показался парк. Войдя и миновав пруд с утками, фонтаном и растущей на островке ивой, они прошли мимо высоких мамонтовых деревьев и эвкалиптов, распространяющих вокруг себя благоухание. Были там и клены, и дубы, и ясени, и цветущие кустарники, например азалия. Свамиджи сказал, что этот парк напоминает ему бомбейские парки, а сам город подобен святому месту, ибо назван в честь святого Франциска.
Пройдя через пятнадцатиметровый тоннель со свисающими с потолка искусственными сталактитами, они оказались на дорожке, темной от тени высоких, густых деревьев, обступивших ее с обеих сторон. Дорожка вела на луг, сплошь покрытый крошечными маргаритками и клевером и окруженный все теми же мамонтовыми деревьями и эвкалиптами. До Свамиджи донеслось пение, звон каратал и глухие удары литавр. Выйдя из-под сени деревьев, Свамиджи увидел покатый холм, усыпанный сотнями молодых людей. Одни сидели, другие лежали и грелись на солнышке, третьи курили, четвертые бросали «летающие тарелки» или просто прогуливались, а у самого подножия холма его ученики проводили киртан.
Луг был посещаемым местом. По нему постоянно ходили люди, направлявшиеся в зоопарк и к теннисным кортам. Но сегодня многие прохожие останавливались и толпились в одном месте, метрах в шестидесяти от поющих, и прислушивались к звукам киртана. Другие расположились ближе, метрах в пятнадцати, и слушали более внимательно. Сама группа киртана состояла из учеников Бхактиведанты Свами и нескольких десятков молодых хиппи, которые, сидя в тесном кругу или стоя рядом, пели, прихлопывали и покачивались в такт барабану и караталам.
Место киртана преданные украсили самодельными флагами. Это были полотнища размером примерно метр на метр, и на каждом красовался символ какой-то религии. На трехметровом бамбуковом древке, воткнутом в землю, развевалось ярко-красное полотнище с мусульманской желтой звездой и полумесяцем. Рядом колыхался флаг бледно-голубого цвета с темно-синей звездой Давида в центре. И тут же был желтый флаг с санскритской омкарой.
Ученики Свамиджи, с длинными волосами и в обычной одежде, почти ничем не отличались от других молодых танцоров и певцов, если не считать больших красных четок на шее. Несколько преданных танцевали, воздев руки к безоблачному небу, другие играли на музыкальных инструментах — караталах, литаврах и тех инструментах, которые принесли с собой хиппи и сами преданные. Хаягрива пришел со своим корнетом. Даже маленькие дети участвовали в пении, и даже бродячая собака с важным видом забежала в самый центр группы киртана. По воскресеньям лужайка у подножия Холма хиппи обычно превращалась в открытую сцену для всех творческих людей, но сегодня гвоздем программы был киртан.
Свамиджи тоже присоединился к поющим. Неожиданно зайдя в круг, он, к удивлению и радости преданных, сел среди них и громко запел, подыгрывая себе на мриданге.
Мукунда: Мы уже слышали, как Свамиджи играет на разных барабанах, и некоторые из нас подыгрывали ему, но когда он взял в руки глиняную мридангу из Индии, это было что-то совершенно иное. Это вызывало чувство, подобное тому, что возникает при встрече двух старых друзей, которые не виделись много лет. Это было так красиво и так естественно — а именно этого не хватало нашим киртанам. Наш экстаз многократно усилился, а Свамиджи, похоже, был счастлив как никогда. То, как он держал барабан, с какой легкостью его пальцы извлекали из него сложные ритмы, задавая темп киртану, — все это говорило о том, что барабан был для него как друг, которого он давно не видел. Свамиджи играл на барабане так, словно разговаривал с земляком. Вот тогда-то мы поняли, что такое настоящий киртан и как он должен звучать.
Взгляды всех собравшихся на лугу хиппи сразу же обратились на Свамиджи. Он выделялся уже одним своим возрастом и одеждой. Другие посетители парка были преимущественно молодыми людьми в джинсах или нарядах, обычных для хиппи, а Свамиджи было за семьдесят, и, в отличие от остальных, он был одет в просторные шафрановые одежды. То, с какой радостью преданные приветствовали его, как они кланялись ему и с какой любовью смотрели на него, вызывало у остальных любопытство и уважение. Как только он сел, его окружило несколько детей. Он улыбнулся им и принялся стучать на мриданге, а они заворожённо смотрели на то, как он выводит замысловатые ритмы.
Говинда даси: Приход Свамиджи придал нашему киртану авторитетность, которой ему так недоставало. Теперь мы уже были не просто юнцами из Сан-Франциско, поющими мантру Харе Кришна. С его приходом то, что мы делали, обрело историческую глубину и смысл. Теперь наш самодеятельный киртан как бы получил право на существование. Само его присутствие подтверждало то, что киртан имеет глубокие исторические корни. Вместе со Свамиджи в Голден-Гейт-парк пришла вся цепь ученической преемственности.
После часового киртана Свамиджи остановился и обратился к толпе:
— Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Это звуковая вибрация, и мы должны помнить, что эти звуки являются трансцендентными. Трансцендентные звуки мантры Харе Кришна привлекают каждого, даже того, кто не понимает смысла этих слов. Это сама красота. Даже дети откликаются на нее...
Свамиджи говорил минут пять, после чего снова начал киртан. Одна женщина, с длинными, растрепанными рыжими волосами и малышом на руках, начала подпевать и пританцовывать, делая шаги вперед и назад. Какая-то парочка играла на двух барабанах бонго. Субал, в облегающих вельветовых брюках и просторной белой рубашке, старался танцевать, как учил Свамиджи, хотя при этом больше напоминал танцующего индейца. Маленькая девочка, не старше четырех лет, сидела, скрестив ноги, и сосредоточенно пела, подыгрывая на караталах. Изнеженный на вид парень в жилетке и больших, круглых солнцезащитных очках стучал на кастаньетах. Равиндра-Сварупа «гудел» на фисгармонии, покачиваясь взад-вперед. Позади него пел зычным голосом Хаягрива, так при этом раскачиваясь, что его длинные волосы и борода взметались в воздух. Рядом стояла девушка в обнимку с двумя парнями: все трое покачивались в такт музыке и подпевали, мирно и блаженно улыбаясь и наслаждаясь киртаном и солнцем. Какая-то девушка сидела и молча медитировала, другая, рядом с ней, откровенно и вызывающе танцевала, а позади играл с двумя воздушными шариками пятилетний ребенок.
Свамиджи отложил мридангу, встал и, величаво и изящно переступая с ноги на ногу, заиграл на караталах. Рядом огромный чернокожий парень танцевал со своей белой подругой так, словно оба они находились в «Авалоне». Девушка неистово трясла головой, и сквозь ее длинные, прямые волосы совершенно не было видно ее лица. Справа от Свамиджи стояла светловолосая, сияющая Нандарани и тоже играла на караталах. Иногда Свамиджи прекращал петь и просто наблюдал за происходящим. Сжатые губы придавали его лицу строгое, но в то же время необычайно терпеливое выражение.
Несколько молодых людей взялись за руки и, образовав хоровод, стали танцевать перед Свамиджи. Потом они окружили его и принялись танцевать вокруг него, по-прежнему не разнимая рук. Они подпрыгивали, кружились и пели «Харе Кришна», он же переступал с ноги на ногу, покачиваясь и величественно хлопая в ладоши. Мягкий розовый цвет его одежды из кхади контрастировал с пестрыми нарядами хиппи, и Свамиджи выглядел необычно и удивительно. Он смотрел на поющих, словно молча благословляя их киртан.
Танец этих молодых людей был спонтанным и порой принимал откровенно чувственные формы. Но именно так, через тело, они выражали себя. Они взлетали в воздух, подскакивая, как мячи. Иногда танцующие разрывали круг и, выстроившись гуськом, лавировали между шелковыми флагами и сидящими на траве людьми. Мускулистый парень вел за собой подругу с длинными черными косами и черной индейской повязкой на голове, а замыкал процессию юноша, который левой рукой держал за руку девушку, а правой подносил к губам деревянную блок-флейту, то и дело издавая на ней звуки.
Свамиджи устал и сел на траву, рядом с медными литаврами. Прямой и серьезный, словно древний мудрец, он не прекращал играть на караталах и петь. Рядом сидела в йогической позе светловолосая девушка. Время от времени она нагибалась вперед — так, что лоб ее касался земли, и неясно было: то ли она молится, то ли демонстрирует свои способности. Другая девушка молитвенно протянула руки, выражая свои внутренние ощущения — физические и духовные, — а ее золотые серьги слегка позвякивали. Какой-то мексиканец в клетчатой рубашке бил в тамтам. В толпе бегала белая овчарка, подходя то к одному человеку, то к другому.
Свамиджи выглядел добрым и довольным. Хиппи он казался прекрасным. Среди танцующей, извивающейся, трясущейся и раскачивающейся молодежи он единственный держался благопристойно. Он совсем не был похож на хиппи, с их танцем, исполненным страсти. Движения его были величественны, как это свойственно людям его возраста.
Все происходящее на лугу, похоже, доставляло ему огромное удовольствие: ему нравилось смотреть на людей, танцующих вокруг него и поющих мантру Харе Кришна. Хотя энтузиазм хиппи порой выражался в причудливых, чувственных формах, пение мантры Харе Кришна сглаживало это впечатление, и от него на душе становилось светло и спокойно. Для Свамиджи главным было то, что киртан продолжается не прекращаясь. В шафрановых одеждах, которые неуловимо меняли свой цвет в лучах заходящего солнца, он смотрел на все происходящее, как добрый любящий отец, никому ничего не запрещая, как бы приглашая каждого присоединиться к пению.
Двадцатипятилетняя Линда Кац гуляла по парку, когда услышала звуки киртана. Там собралась огромная толпа, и Линда, не боясь привлечь к себе внимание, подошла ближе. Происходящее понравилось девушке, и она уже подумывала о том, чтобы присоединиться к общему веселью, как вдруг заметила Свамиджи, который вел киртан, и поразилась, даже немного испугалась — никогда раньше она не видела такого серьезного человека. Вот это да!
Танцующие ей тоже понравились: и девушка с поднятыми руками и закрытыми глазами, похожая на раскачивающееся под ветром дерево, и красивый высокий юноша с вьющимися золотистыми волосами. Там же Линда заметила парня, которого знала по колледжу в Нью-Йорке. Этот ненормальный всегда носил светломалиновую шерстяную шапочку.
Линда приехала в Сан-Франциско из Нью-Йорка всего несколько дней назад. У нее не было никаких определенных планов, если не считать желания найти учителя танцев и, если получится, окунуться в волнующий мир Хайт-Эшбери, о котором ходило столько слухов. Линда училась в аспирантуре Колумбийского университета, ее специальностью была древнегреческая литература, а кумиром — Сократ, который жил и умер во имя истины. Поняв, что ни один из ее университетских профессоров даже отдаленно не похож на Сократа, Линда решила сама начать жить во имя истины, посвятив себя науке, но вскоре ей это наскучило. Древнегреческая цивилизация оказалась мертвой идеей, а не живой истиной. Она ничего не давала сердцу.
Линда жаждала новых, волнующих ощущений и была готова очертя голову броситься в объятия сан-францисской богемы. Она приехала одна, сбросив модную одежду и облачившись в брюки клёш и старую футболку. Но ей хотелось сохранять серьезность, и она никак не могла приспособиться к хиппи. Она чувствовала, что для того, чтобы влиться в их общество, ей нужно стереть с лица серьезное выражение и начать бессмысленно улыбаться. Поэтому даже в обществе сан-францисских хиппи она оставалась неудовлетворенной и потерянной.
Киртан в парке был самым прекрасным зрелищем из всего, что ей доводилось до этого видеть. Танцующие раскачивались из стороны в сторону, подняв руки к небу, а в центре сидел и пел смуглый, седой и мудрый человек. Она подходила все ближе и ближе и вскоре сама начала раскачиваться вместе с преданными. Потом она села и начала петь, желая понять, что происходит.
Спустя час с небольшим пожилой человек наконец остановил киртан, и Линда тут же разговорилась с какими-то преданными. Свами ушел, но несколько его последователей остались, чтобы раздать листовки и приглашения на воскресный «пир любви» и собрать литавры и флаги. Один из них предложил Линде пойти с ними в храм.
Преданные чем-то напоминали ей хиппи, но не тех нечесаных бродяг, какими были большинство из обитателей Хайт-Эшбери. Они не вызывали неприязни, с ними хотелось общаться. Маленький храм в бывшем магазинчике украшали полосатые занавески и комнатные цветы. Когда Линда остановилась перед картиной с изображением поющих и танцующих людей, один из преданных объяснил ей: «Это Господь Чайтанья со Своими спутниками». Кто-то дал ей прасада, и вечером Линда ушла, так и не встретив Свами.
На следующий день в семь утра она вернулась, в надежде, что на этот раз ей удастся его увидеть. Девушка думала, что он заметил ее в парке и, может быть, вспомнит. Она нарисовала портрет Свамиджи и хотела ему его показать.
В то утро, все время, пока Свамиджи пел молитвы и вел киртан, Линда не сводила с него глаз. И когда он попросил всех присутствующих повторять вместе с ним на четках «Харе Кришна», она с радостью взяла у одного из преданных четки и попробовала повторять, как он. Затем Свамиджи начал читать санскритский текст перед началом лекции, и Линда была зачарована его звучанием. Если она не бросит изучать греческий, следующим ее языком непременно станет санскрит! Она слушала с огромным интересом, гордая тем, что, возможно, никто из присутствующих не понимал столько, сколько она.
Позже в то же утро она встретилась с Бхактиведантой Свами в его квартире.
Линда: В нашей первой беседе Свамиджи описал мне греческую культуру в двух предложениях. Он объяснил, что источником исторических повествований, подобных «Илиаде» и «Одиссее», а также платонической философии является «Шримад-Бхагаватам». Он меня заинтриговал. Конечно, я поверила ему. Я не сомневалась, что все сказанное им — правда. У меня не было никаких сомнений. К тому же он не возражал против моего преклонения перед Сократом. Он сказал, что Сократ тоже был преданным, только не показывал этого.
Затем он начал рассказывать мне историю о том, как Кришна украл масло, и я сказала:
— Да, я знаю. Я видела танец о Кришне — воришке масла.

Его это очень обрадовало, и он засмеялся:
— Да, ты знаешь?
Эта встреча со Свамиджи была для меня словно встреча со старым другом — у него я чувствовала себя как дома, в полной безопасности. Я поняла: это то, что я искала. Здесь я могла применить свой разум и задавать вопросы, которые меня интересовали еще в школе.
Бхактиведанта Свами дал Линде посвящение, назвав ее Лилавати. Видя ее горячее желание лично служить ему, он решил научить ее готовить и попросил приготовить для него обед. Он уже давал по воскресеньям уроки по кулинарии, на которых учил Джанаки, Говинду даси, Нандарани и других преданных искусству готовить для Кришны. Теперь он пригласил на эти уроки и Лилавати. Он ходил туда-сюда по маленькой кухне, показывая девушкам, как замешивать тесто, готовить чапати, отмерять в правой ладони специи, резать овощи и жарить их в гхи с масалой. Блюда были самые простые: рис, чапати, жареная цветная капуста с картофелем — но он хотел, чтобы девушки научились готовить их в совершенстве.
Мукунда: Однажды я пошел посмотреть, как Свамиджи учит готовить, — просто из любопытства. Я пришел и встал в дверях, у входа на кухню. Женщины учились, а мне Свамиджи сказал:
— А ты что здесь делаешь?
— Э-э-э... Я просто пришел посмотреть на свою жену, — ответил я.
— Ты к Богу собираешься вернуться или к своей жене? — сказал он.

Все засмеялись, и я, поняв, что я тут незваный гость, ушел.
Этот случай показал, насколько серьезен был Свамиджи. Во-первых, я понял, что не должен так привязываться к жене, а во-вторых, увидел: то, как он общается с женщинами, как учит их, — все это духовно по своей природе и совсем не похоже на отношения между мужем и женой, иногда чересчур фривольные. Он много часов проводил на кухне, обучая женщин, и их это очень вдохновляло.
Лилавати гордилась собой: многие преданные не имели диплома об окончании колледжа, и никто из них не был специалистом по античности. Иногда она печатала для Свамиджи на машинке, стирала его одежду или приносила по утрам в его комнату цветы. И вскоре именно ее он выбрал в качестве своего постоянного повара. Уже после нескольких уроков по кулинарии Свамиджи сказал ей: «Ну вот, теперь готовить будешь ты». С тех пор он заходил на кухню лишь время от времени, чтобы проверить, как у нее идут дела. Однажды, увидев, как она раскатывает чапати, он сказал: «О, ты хорошо научилась».
Правильно приготовить для Свамиджи обед — с нужным количеством специй и так, чтобы ничто не подгорело и было подано вовремя, — было задачей не из легких. Под конец с Лилавати градом катил пот, и иногда она даже плакала от усталости. Но зато, когда она приносила Свамиджи обед, он просил ее поставить рядом еще одну тарелку, накладывал ей со своего подноса и приглашал отобедать с ним. Поначалу, первые несколько дней, Лилавати расхваливала удивительный вкус прасада, на что Свамиджи улыбался или поднимал брови. Но постепенно она заметила, что он никогда не разговаривает во время еды и кажется очень сосредоточенным, когда сидит со скрещенными ногами, нагнувшись над подносом, и правой рукой ест прасад.
Однажды, в экадаши, Лилавати пришла к Свамиджи поздно, полагая, что в "постный" день готовить много не придется. Но когда она вошла на кухню, то увидела, что Свамиджи уже увлеченно что-то готовит. Что-то белое нагревалось в сковороде, а он быстро помешивал эту массу, отскребая со дна.

— О, — сказал он, — а я как раз думаю: «Куда подевалась эта девчонка?».
Лилавати чувствовала себя слишком виноватой, чтобы поинтересоваться, что он готовит, и просто занялась нарезкой овощей.

— Сегодня же пост! — сказала она, будто упрекая Свамиджи за то, что тот готовит.
— Пойми, — ответил он, — в сознании Кришны «пост» означает «пир». Мы предлагаем его Кришне.

Лилавати по-прежнему не осмеливалась спросить, что это у него там такое белое и липкое на сковороде. Но вскоре он снял загадочное блюдо с огня и поставил на подоконник стынуть.

— Скоро затвердеет, — пояснил он, — и мы сможем нарезать его и раздать.

С этими словами он повернулся и вышел из кухни.
Когда Лилавати закончила готовить и подала Свамиджи его «экадашный» обед, он попросил девушку принести кусочек «того», с подоконника. Откусив немного, он остался доволен и попросил Лилавати позвать Мукунду и Джанаки, чтобы те тоже продегустировали новое блюдо.
Джанаки попробовала и воскликнула:
— Чудо! Просто чудо! Потрясающе! Что это такое?
Повернувшись к Лилавати, Свамиджи спросил:
— Из чего это сделано?
— Не знаю, Свамиджи, — ответила она.
— Как не знаешь? Ты стояла рядом со мной на кухне и не помнишь?
— Свамиджи, я была очень занята. Я не видела ничего вокруг.
— Ты была безумно занята, — ответил он и рассмеялся, и смеялся долго, пока Мукунда тоже не заразился его смехом. Лилавати стало еще больше стыдно.
Свамиджи попросил Джанаки попытаться определить на вкус, из чего сделано блюдо. Джанаки не смогла сказать ничего, кроме того, что оно сладкое. Затем он послал Лилавати вниз, за Говиндой даси и Гаурасундарой. Когда они пришли, Свамиджи попросил Лилавати:
— Принеси еще этого «просто чуда».
Снова, уже в присутствии четырех преданных, Свамиджи спросил у Лилавати:
— Итак, из чего же приготовлено блюдо?

Та снова кинулась оправдываться, говоря, что была слишком занята и не заметила. Он опять засмеялся, и смеялся до тех пор, пока все остальные не захохотали вместе с ним. Затем он дал попробовать "просто чудо" Говинде даси и спросил, из чего, по ее мнению, оно сделано. Ответ последовал незамедлительно: из сахара, сливочного масла и сухого молока.
— Ого, — Свамиджи посмотрел на Лилавати. — Она художник. Она разумна.
Для Лилавати весь этот эпизод был ужасным испытанием. Лишь потом она поняла, что Свамиджи пытался научить ее смирению.
В семь утра Бхактиведанта Свами спустился в храм и уселся на возвышении. Рядом, на алтаре, стояла полуметровая статуэтка маленького Кришны, которую недавно принес Гурудас. Левая рука Кришны покоилась на бедре, а правая сжимала посох. Гурудас увидел Его в витрине магазина импортных товаров и несколько раз подходил к директору и упрашивал продать ему статуэтку. Наконец директор согласился и продал ее за 35 долларов. Свамиджи дал Ему имя Карта-Махашайя, что значит «хозяин». Сегодня утром Свамиджи и Карта-Махашайя обнаружили в храмовой комнате всего шесть преданных, хотя вчера на вечерней программе было яблоку негде упасть.
— А где остальные? — спросил Свамиджи и сам же ответил: — Спят? Нехорошо столько спать.

Он достал караталы и заиграл: раз-два-три-и. Мукунда взял мридангу и начал ему подыгрывать, пытаясь припомнить ритмы, которым недавно научил его Свамиджи.
Не успел Свамиджи начать петь, как дверь распахнулась и в храм ввалились несколько босых хиппи, от которых несло марихуаной. Оглядев алтарную, они уселись на пол, а Свамиджи тем временем запел «Гурваштаку», молитву духовному учителю.
Хотя слов «Гурваштаки» никто из учеников не знал, всем нравилось слушать, как Свамиджи поет эту утреннюю молитву. Он пел не торопясь, выпевая каждый стих и по нескольку раз повторяя каждую строчку создавая неподдельное настроение служения своему духовному учителю.
Тут один из хиппи, молодой блондин с длинными, прямыми волосами и красной повязкой на голове, начал что-то бормотать, стонать и ерзать на месте. Кто-то тихо попытался его успокоить. Парень ненадолго утих, но потом снова застонал. Свамиджи и его ученики давно уже привыкли к "нагрузившимся" хиппи, которые всю ночь были на ногах, а утром приходили в храм, порой принося с собой беспокойства. Впрочем, как правило, посетители вели себя смирно. Даже впадая подчас в странное состояние, они успокаивались от пения «Харе Кришна» и пытались настроиться на одну волну с преданными. Но сегодняшний возмутитель спокойствия, казалось, был раздражен пением, словно оно заключало в себе некий вызов ему. Впрочем, скорее, это он вел себя вызывающе.
Преданные стали хлопать в ладоши в такт караталам, и когда Свамиджи запел «Харе Кришна», несколько учеников тут же запели вместе с ним, подхватывая и сольную, и хоровую части киртана. Серьезно глядя на неопрятно одетую, заспанную молодежь, Свамиджи старался взбодрить слушателей, и те отзывались со всей решимостью.
Гости сидели в наркотической прострации, хотя один или двое пытались петь со всеми. Но белобрысый парень с красной повязкой на голове упрямо продолжал мешать поющим своими дерзкими завываниями, словно пытаясь свести эффект пения на нет. Однако, несмотря на эти вопли, которые порой становились очень громкими и дикими, Свамиджи, а за ним и преданные, продолжали петь.
Мукунда и Хаягрива обменивались беспокойными взглядами, но выжидали, не зная, как поступить. Кое-кто был встревожен и даже напуган, но все помнили, как Свамиджи говорил недавно в одной из своих лекций, что возвышенный преданный остается невозмутим в любых обстоятельствах. Они следовали за своим учителем не только в пении молитв, но и в том, как реагировать на этого назойливого гостя, поэтому смотрели на Свамиджи, ожидая какого-то знака.
А Свамиджи оставался спокойным. Но хотя киртан продолжался, не ослабевая, вот уже двадцать минут, безумие парня в красной повязке не проходило. По мере того как пение набирало силу, он все больше выходил из себя. Он то визжал, как полоумный, то вопил, как рок-певец на концерте. Его возбуждение и гнев нарастали.
Когда преданные поднялись на ноги и начали танцевать, парень тоже присоединился к их танцу, но двигался он по-своему, крича и колотя себя в грудь. Мукунда заиграл на барабане громче. Звуки стали нестройными — безумие диссонировало с пением. Наконец Свамиджи завершил киртан.
Преданные склонили свои головы к полу, а Свамиджи нараспев прочел несколько санскритских молитв, прославляющих духовных учителей, Верховного Господа и святые места.

— Слава собравшимся преданным! — провозгласил он.
— Харе Кришна! — отвечали они.
— Слава собравшимся преданным!
— Харе Кришна!
— Слава собравшимся преданным!
— Харе Кришна!
— Большое спасибо, — сказал Свамиджи, затем, следуя утреннему обычаю, попросил: — Повторите один круг.
Все расселись, включая сумасшедшего хиппи. Преданные отложили в сторону барабаны и караталы, взяли свои большие красные четки и начали в унисон повторять джапу: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Повторив на бусине мантру один раз, они переходили к следующей бусине.
Удивленный таким поворотом событий, блондин громко проговорил:
— Вот это да!

Когда звуки мантры наполнили комнату, парень вскочил на ноги и закричал:
— Все за мной!

Затем он крутанулся вокруг себя, встал лицом к Свамиджи и завопил:
— Я БОГ!

Далее последовали громкие, продолжительные, неистовые крики:
— Уаууууу... Ааааааа!.. Ооооооо!

Он рыдал, рычал, ревел, топал ногами. Словно пробуя голос, как малое дитя, он пытался издавать всевозможные звуки. Вновь и вновь ударяя себя в грудь кулаками, он кричал:
— Я Бог!

Один из его приятелей вдруг заиграл на свирели.
Но Свамиджи продолжал воспевать джапу, и преданные тоже пытались не останавливаться, не теряя присутствия духа, но в то же время не сводя глаз с сумасшедшего и гадая, чем все это закончится. Затем парень издал последний пронзительный визг: «Я БОГ!» — и, стремительно выбежав из комнаты, в гневе и отвращении хлопнул дверью и с воплями понесся по улице.
Магазинчик наполнился размеренными и спокойными звуками джапы, и голос Свамиджи выделялся на фоне голосов преданных, повторяющих мантру. Минут через десять Свамиджи произнес: сарва̄тма-снапанам̇ парам̇ виджайате ш́рӣ-кр̣шн̣а-сан̇кӣртанам. «Слава совместному пению "Харе Кришна", очищающему зеркало ума от грязи и дарующему нектарный вкус, которого мы всегда жаждем».
Свамиджи надел очки и открыл «Бхагавад-гиту» (по утрам он читал лекции по шестой главе). В комнате воцарилась тишина: все приготовились слушать. Ученики — некоторые из них впитывали его наставления уже больше двух месяцев — внимательно слушали неподвластное времени, вечное послание парампары и Самого Кришны, которое в эти ранние утренние часы он передавал им, молодым людям, сидящим на ковре в маленьком магазинчике, в доме №518 по Фредерик-стрит на Хайт-Эшбери.
Свамиджи читал лекцию о перевоплощении души. Глупцы, говорил он, стремятся к материальным приобретениям. Они не понимают, что со смертью тела всему этому придет конец. И нет ничего важнее духовной жизни, ибо духовные приобретения остаются навсегда. Поэтому, даже если сознание Кришны дается с трудом, от него никогда не следует отказываться.
Бхактиведанта Свами снова подчеркнул, что преданный всегда остается невозмутим (этот момент казался весьма актуальным в свете утренних событий). Преданный всегда терпелив, объяснил он.
Свамиджи рассказал историю о Харидасе Тхакуре — современнике Господа Чайтаньи, великом преданном, которому пришлось вынести суровые побои по приказу судьи-мусульманина. Рассказывая историю, Свамиджи сымпровизировал диалог:
— Ты родился в такой хорошей семье, — сказал судья Харидасу, — а поешь «Харе Кришна»?
— Господин, — ответил Свамиджи за Харидаса, — ведь столько индусов стало мусульманами. Что плохого, если один мусульманин станет индусом?
Разыгрывая роли в диалоге, Свамиджи не менял в своем голосе ни тембра, ни акцента. Но, в совершенстве владея тонкостями искусства рассказчика, он ярко передавал характер героев.
Судья угрожающе спросил:
— Ты смеешь со мной спорить?
Затем Свамиджи заговорил от автора:
— Итак, было решено, что Харидас подлежит наказанию. «От худой славы вдруг не отделаешься».
Затем Свамиджи изобразил палачей, которые, хотя и беспрестанно избивали Харидаса, так и не смогли заставить его закричать от боли. В конце концов, обессилев, они сказали:
— Господин, вы должны были умереть, но мы видим, что вы живы. Теперь нас ожидает наказание.
Харидас: Чего же вы хотите?
Палачи: Мы хотим, чтобы вы умерли.
Автор: И тогда Харидас вошел в самадхи, и палачи принесли его к судье.
Судья: Бросьте его в воду. Не хороните его в земле. Он стал индусом.
Свамиджи закончил свой рассказ следующими словами:
— Его били, а он продолжал повторять: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе». Он оставался стоек и невозмутим. Поэтому Господь Кришна говорит, что для человека, пребывающего на высоком духовном уровне, не существует страданий даже в этом мире, не говоря уже о мире ином.
Преданный ничего не теряет, объяснил Свамиджи. Если он не достигнет совершенства в сознании Кришны или даже падет, то в следующей жизни снова родится человеком.
Чтобы проиллюстрировать свое утверждение, Свамиджи рассказал еще одну историю:
— Жил-был царевич. Звали его Сатьяван. Астрологи предсказали ему раннюю смерть. Но одна девушка по имени Савитри полюбила его и захотела выйти за него замуж. Отец отговаривал ее: «Он скоро умрет. Не выходи за него». Но она не послушалась и стала его женой.
И вот пришло время — через четыре года или пять лет, — и юноша умер, а девушка осталась вдовой. Но ее любовь была так сильна, что она не отпускала его мертвое тело. И Ямараджа... Как по-английски называется тот, кто забирает после смерти тело или душу?.. Так вот, этот Ямараджа пришел, чтобы забрать его душу. Но эта целомудренная девушка не отдавала ему тело мужа.
Свамиджи округлил глаза и голосом изобразил Ямараджу, бога смерти, который обратился к Савитри, вдове:
— Мой долг: забрать твоего мужа. Отпусти его. Иначе тебя тоже ждет наказание.

Савитри отпустила мужа, но сама пошла за Ямараджей вслед.

(Свамиджи слегка понизил голос). Ямараджа сжалился над девушкой:
— Дорогая Савитри, ступай домой. Я даю тебе благословение, что у тебя будет сын. Не убивайся по мужу.

Но Савитри не отставала. Ямараджа спросил:
— Зачем ты идешь за мной?
— Ты отбираешь у меня мужа, — ответил Свамиджи за Савитри. Хотя этот голос был не похож на женский, Свами вложил в него и мысли, и чувства героини. — Откуда же у меня возьмется сын?
Далее он сказал за повествователя:
— Ямараджа понял, что оказался в затруднительном положении. Он вернул ей мужа.
Итак, существует определенная методика. Если вы встанете на путь сознания Кришны, тогда муж — то есть человеческая форма жизни — вам гарантирован.
Преданные поняли мораль этой истории, но не могли взять в толк, какое отношение к их жизни имела эта женщина. Но некоторые все-таки поняли: если они станут на путь сознания Кришны, их несчастная жизнь изменится к лучшему..
— Да, — продолжал Бхактиведанта Свами, — нет жизни лучше, чем духовная жизнь.

Он окинул сочувственным взглядом преданных, расположившихся перед ним на полу.

— Если вы делаете что-то хорошее, благое, это никогда не пропадет. Вы никогда больше не попадете в затруднительное положение. И это замечательно.
Свамиджи закончил лекцию и спросил, есть ли у присутствующих вопросы.

Одна девушка подняла руку: Вы говорите, что люди по глупости поклоняются фотографиям умерших — вы привели пример Джорджа Вашингтона и Ганди. Но разве фотография духовного учителя не может помочь полюбить его?
Свамиджи: Да, фотографии тех, кто находится на высоком духовном уровне, неотличны от них самих. Вот, к примеру, статуэтка Кришны — она неотлична от Самого Кришны. Изначальный Кришна и это Его изображение — одно и то же. Или, например, когда мы поем «Харе Кришна»... Между Кришной и именем Кришны нет разницы. Понимаете? Вы думаете, что если мы не получаем от пения «Харе Кришна» какого-то духовного озарения, то просто зря теряем время? Нет. Мы не теряем времени зря. Мы чувствуем настоящий духовный экстаз, потому что разницы между Кришной и Его именем нет. Аналогичным образом человек, достигший духовного совершенства, и его фотография — одно, ибо и то и другое находятся на абсолютном уровне. Вам ясно?
Говинда даси (поднимает руку): Вы говорили, что человек в сознании Кришны, оставив тело, попадает на некую высшую планету...
Свамиджи: Нет. Если вы достигаете совершенства в сознании Кришны, то, покинув тело, отправляетесь прямиком к Кришне. Но если вы еще не совершенны, если прошли только какую-то часть пути, вы получите возможность вновь родиться человеком. Но тот, кто понял природу Кришны — то, как Он рождается, как действует, — тот больше не рождается в материальном мире. И что тогда? Куда он идет? тйактва̄ дехам̇ пунар джанма наити ма̄м эти. «Он идет ко Мне». Это значит — в духовную обитель Кришны.
Поэтому мы должны быть очень серьезны. Зачем сидеть и ждать нового рождения — пусть даже в очень праведной или богатой семье или на другой планете? Благодаря человеческому телу вы можете достичь высшего совершенства. Но мы должны быть очень серьезными и стремиться к этому совершенству. Но мы несерьезны. Мы очень несерьезны. В действительности человеческая цивилизация подразумевает, что люди должны очень серьезно стремиться к совершенству человеческой жизни. Такова совершенная цивилизация. Именно этого сейчас и не хватает.
Несколько минут Свамиджи сидел молча, не двигаясь. Никто в аудитории не издал ни звука. Тогда он взял караталы и, громко заиграв на них, запел: говинда джайа джайа, гопа̄ла джайа джайа. Преданные подхватили за ним:
говинда джайа джайа
гопа̄ла джайа джайа
ра̄дха̄-раман̣а хари
говинда джайа джайа
Таково было желание Бхактиведанты Свами — чтобы уже в этой жизни его ученики полностью развили сознание Кришны. И это было вполне возможно, ведь могущество мантры Харе Кришна не имеет границ. А если что-то оставалось непонятным, он готов был объяснить. Говинда даси не понимала; она-то думала, что цель преданного — некая высшая планета. Но теперь она все поняла.
Он просил их стать серьезнее. Он знал, что иногда они заходят в кондитерскую лавку за пончиками и время от времени даже позволяют себе покурить после киртана, и терпеливо сносил все это. Но он не скрывал от них, что ждет, когда они станут по-настоящему серьезными. Если этого не произойдет, они, конечно, могут попасть на какую-нибудь райскую планету в пределах этой вселенной, но что в этом хорошего? Жизнь человека предназначена для достижения совершенства, а чтобы родиться человеком, нужно пройти через множество форм жизни. Поэтому они должны стать серьезными.

— Но, — говорил он, — мы несерьезны.
После киртана Бхактиведанта Свами вышел из храма и вернулся к себе. Хаягрива, повернувшись к Харидасу, спросил, почему никто не выдворил сумасшедшего хиппи на улицу.

— В Нью-Йорке, — сказал Хаягрива, — Брахмананда сразу бы выставил его за дверь, не дожидаясь, пока он разбуянится.
— С местными хиппи, — объяснил Харидас, — надо быть осторожными. Тактичными то есть. Здесь считается, что если кто-то ходит под кайфом от ЛСД, то этим самым он почитает Бога и его нужно терпеть. Они заходят, скачут и вопят, но мы их не можем и пальцем тронуть, ведь они — святые ЛСД. Если бы сегодня утром мы что-нибудь сделали этому парню, на нас ополчилась бы вся округа. Диггеры, которые живут по соседству, очень шумные, но во время наших лекций они выключают свой музыкальный автомат. Они относятся к нам очень дружелюбно, дарят нам одежду и помогают украшать храм. Иногда туда заваливаются «ангелы ада» и поднимают ужасный шум, а бывает, что они даже сюда заходят. И тогда с ними нужно быть вежливыми. От них можно всего ожидать.
Тем же утром несколько «ангелов ада» устроили драку в магазине диггеров. Через стену преданные слышали глухие удары и крики — здоровенный чернокожий парень бил троих «ангелов». Драка закончилась только с приездом полицейской машины и кареты скорой помощи.
После этого с десяток человек, обсуждая потасовку, зашли в храм. Харшарани поставила несколько дополнительных тарелок для гостей.
Мартовским днем восемнадцатилетний Уэйн Гандерсон шел по улице. Вдруг к его ботинку пристал какой-то клочок бумаги, который ветром несло по тротуару. Он попытался сбросить его на ходу, но листок не отставал. Тогда Уэйн остановился и еще раз попробовал отшвырнуть его. Безуспешно. Тогда он наклонился и подобрал бумажку. Это оказалась листовка «Вечный кайф» с приглашением на лекции Свами Бхактиведанты, по адресу Фредерик-стрит, 518.
Уэйн, воспитанный молодой человек, работавший в почтовом отделении, приехал в Хайт-Эшбери, как и многие другие, чтобы принять участие в революции. Он посещал рок-концерты и тусовки, рылся в книгах и плакатах в «магазинах для наркоманов», делил квартиру с подружкой (и еще одной парочкой) и принимал наркотики. Но сам он был тихим, вежливым и любил уединение. Одевался он не как все хиппи, а носил обычную, чистую одежду и причудливую, странного вида спортивную кепку.
Листовка о Свами оказалась очень кстати: Уэйн как раз собирался в Индию на поиски гуру. Он решил зайти на Фредерик-стрит и посмотреть на Свами Бхактиведанту.
К своему удивлению, по указанному адресу он обнаружил простой магазинчик. Юношу особенно поразил портрет Свами в витрине — это был не улыбающийся бородатый йог, а индийский монах с обритой головой и суровым взглядом.
Уэйн вошел. Все было как и везде на Хайт-Эшбери — повсюду сидели хиппи. Но Уэйн заметил нескольких человек, у которых на груди, словно гирлянды, висели большие красные четки. А в дальнем конце комнаты он увидел Свами. Когда тот запел «Харе Кришна», Уэйна это очень впечатлило, а лекция показалась ему смелой и убедительной. Свамиджи постоянно подчеркивал: «Мы — не тело». А говоря о Кришне, описывал Его так, что казалось, будто он вас с Ним знакомит.
После нескольких визитов Уэйн набрался смелости и спросил:
— Можно ли заниматься хатха-йогой и в то же время практиковать сознание Кришны?
— Ну зачем тратить столько времени на тело? — ответил Свамиджи, и Уэйн почувствовал, что Свами видит его насквозь. — Ведь вы не тело.

Он сказал это так внушительно, что впечатлительному Уэйну захотелось провалиться сквозь землю.

— Тело не так важно, как душа, — объяснил Бхактиведанта Свами, — поэтому мы не должны уделять ему так много времени, увеличивая его нужды.

Затем он улыбнулся и добавил:
— Кроме того, все виды йоги находят высшее выражение в сознании Кришны.

И Уэйн почувствовал, что улыбка Свамиджи полностью вывела его из подавленного и сконфуженного состояния.
Несколько недель спустя Уэйн попросил о посвящении. Когда преданные велели ему подняться наверх и поговорить со Свами, Уэйн сначала поехал домой и отрепетировал свои слова. Предполагая, что может сказать ему Свамиджи, он заранее подготовил ответы и прокрутил в уме всю беседу от начала до конца. Затем, волнуясь, он подошел к дверям квартиры Бхактиведанты Свами.
Но не успел он постучать, как дверь вдруг распахнулась. На пороге стоял сам Свамиджи и смотрел на него — не сурово, как на портрете, а приветливо, словно ждал его прихода.

— Да, — сказал он, — проходи.

Это разрушило все планы Уэйна. Он пришел к выводу, что Свамиджи может читать мысли. Пытаясь выкинуть из головы всё дурное, он вошел в квартиру.
Свамиджи опустился в кресло-качалку, а Уэйн, который вообще-то всегда садился на пол, — на единственный стул. Он тут же почувствовал себя неловко, поскольку понял, что правильнее было бы сесть у ног Свамиджи. Но ему не хватило решимости исправить ошибку, и он остался сидеть на стуле, нервно теребя в руках свою спортивную кепку.

— Свамиджи, — сказал он, — я хотел бы стать вашим учеником.
Свамиджи сразу же согласился. Он спросил, сможет ли Уэйн следовать четырем регулирующим принципам, и тот кивнул, хотя не совсем представлял себе, что за принципы Свамиджи имеет в виду. Тогда Бхактиведанта Свами спросил, какому из этих принципов ему тяжелее всего следовать.

— Ну... — ответил Уэйн. — Мне трудно отказаться от мяса.

Это была неправда — Уэйн был вегетарианцем. Но он очень стыдился признаться, что его настоящей проблемой было неконтролируемое сексуальное желание. Свамиджи рассмеялся:
— Э, да это не проблема! Мы дадим тебе прасад. Ты можешь получить посвящение на следующей неделе.
Затем Уэйн спросил, можно ли ему будет поехать в Индию. Он думал, Свами обрадуется, что его новый последователь хочет посетить его родину. Но Свамиджи это, похоже, не понравилось:
— В Индию? Зачем в Индию?

Уэйн вспомнил... Ведь он хотел поехать в Индию, чтобы найти гуру.
— М-м-м, — замялся он. — Чтобы выучить санскрит.
— Я сам научу тебя санскриту, — пообещал Свамиджи.

Итак, нужда ехать в Индию отпала, и на следующей неделе он получит посвящение у настоящего гуру — прямо здесь, в Сан-Франциско.
Преданные помогли Уэйну приготовиться к церемонии посвящения. Хаягрива одолжил ему свое дхоти — отрез желтой ткани, который для Уэйна оказался слишком велик. Посредине магазинчика преданные подготовили место для огненного жертвоприношения: земляной холмик, дрова, разноцветные порошки, цветы.
Во время церемонии Уэйн нервничал. Когда Свамиджи пел мантры, он не мог разобрать слов и поэтому просто наугад шевелил губами. А когда началось огненное жертвоприношение, Уэйн даже немного испугался: он не думал, что посвящение окажется таким серьезным предприятием. Он смотрел, как Свамиджи с серьезным видом разводит огонь и читает мантры, а когда тот назвал новое имя Уэйна, Упендра, юноша толком не расслышал и еще больше разволновался. Затем церемония закончилась, Свамиджи встал и стремительно вышел.
Упендра: Кто-то напомнил мне, что я должен подняться наверх и сделать Свамиджи какое-то подношение. И я решил подарить ему детское одеяло и пляжное полотенце. Не то чтобы у меня не хватало денег — просто эти вещи представляли для меня определенную ценность, и я хотел подарить их Свамиджи. Я поднялся к нему. Он сидел на краешке своего матраса. Я вошел, поклонился и поднес ему свои дары. Он поднял одеяло одной рукой, а полотенце — другой и, смерив их взглядом, сказал: «Эти вещи бесполезны» — и бросил их на пол. Мне стало очень обидно, и я не мог вымолвить ни слова. Я просто сидел перед ним. Потом попросил прощения и вернулся к себе.
На следующий день я пришел к нему вечером. Мое пляжное полотенце и одеяло лежали на полу в его комнате, чтобы гостям было на чем сидеть. Я был доволен, что он нашел моим подаркам какое-то применение.
Свамиджи говорил, что Упендра не следует обетам, данным при посвящении: тот по-прежнему жил со своей подругой. Упендра чувствовал себя виноватым, но не мог бросить секс и наркотики. Он хотел честно признаться во всем Свамиджи, но никак не мог заставить себя это сделать. Кроме того, думал он, если даже он и сознается во всем, чем ему это поможет? Подруге Упендры сознание Кришны не нравилось, знакомиться со Свамиджи она не хотела, а в храм приходить отказывалась. Поэтому Свамиджи решил: вместо того чтобы женить Упендру, надо спасать его от подруги.
Свамиджи решил сделать из Упендры брахмачари. Хотя в Сан-Франциско у Бхактиведанты Свами было порядка двадцати пяти учеников, едва ли кто-нибудь из них мог считаться брахмачари. Единственным по-настоящему стойким преданным был Джаянанда, который был немного старше других. Он работал таксистом и целый день, даже за рулем, повторял «Харе Кришна», а в свободное от работы время шел в храм, где готовил или выполнял любое другое служение, какое только мог найти. Иногда он приходил к Свамиджи и с другими преданными сидел в его комнате. Он был известен своим серьезным отношением к джапе: скрестив ноги и крепко закрыв глаза, обеими руками держа четки и раскачиваясь взад-вперед (так, что почти доставал до пола), позабыв об окружающем мире, он внимательно повторял мантру. Он был серьезен. Только так и можно было оставаться брахмачари. В Нью-Йорке у Свамиджи было с десяток брахмачари, но его сан-францисские последователи оказались менее строгими к себе и меньше подходили для такой жизни.
В традиционном ведическом обществе жизнь брахмачари начиналась с достижением пятилетнего возраста. Родители посылали сына в гурукулу, дом духовного учителя, где ребенок получал начальное образование, выслушивал духовные наставления и под наблюдением гуру учился нравственному поведению. Даже Господь Кришна, когда являл на Земле Свои божественные игры, посещал гурукулу и смиренно служил Своему духовному учителю.
Главный принцип жизни брахмачари состоял в воздержании от секса. Соблюдая безбрачие, ученик развивал сильную память и способность хорошо владеть собой. А если, закончив обучение, такой человек решал жениться, он и тогда соблюдал ограничения в половой жизни. Но хотя брахмачари-ашрам необходим для благополучия общества, еще в те времена, когда Бхактиведанта Свами был ребенком, в Индии произошло быстрое и почти полное его разложение. Брахмачари-ашрам возродился в Гаудия-матхе.
В Америке в этом отношении было, конечно, еще хуже. В «Шримад-Бхагаватам» есть история о молодом брахмане, Аджамиле, который сошел с духовного пути, увидев, как пьяный мужчина обнимает полуголую проститутку. В Америке подобное зрелище было в порядке вещей. Стоило молодому брахмачари выйти на улицу, как он тут же сталкивался со множеством соблазнов. Но Свамиджи твердо верил, что даже в Америке его ученики будут в полной безопасности, если станут регулярно повторять «Харе Кришна» и искренне пытаться следовать всем правилам. Кришна защитит их.
Свамиджи попросил Упендру переехать к нему и стать его личным слугой. Предыдущий слуга, Раначора, недавно бросил свое служение. Хотя он и считался брахмачари, он никогда не следовал строго принципам этого ашрама, а в Нью-Йорке даже соблазнил одну из девушек-преданных. Узнав об этом, Свамиджи поинтересовался у этой девушки, почему она связалась с ним, если не собиралась выходить за него замуж. Вопрос так обескуражил девушку, что она не нашлась с ответом. Свамиджи пристыдил ее: «Вы, девушки, не должны быть такими доступными» — и дал Раначоре еще один шанс.
Но Раначора так и не образумился. На киртане в «Авалоне», во время которого Раначора играл на ударной установке, ему так понравился танцзал, что он под разными предлогами стал увиливать от своего служения и зачастил в «Авалон» в поисках новых подруг. И однажды он ушел и не вернулся. Как сообщил Свамиджи один преданный, «он просто растворился в огнях светомузыки». Впрочем, еще один раз Раначора все-таки пришел — попросить у Свамиджи денег на дорогу домой, в Нью-Йорк.
Упендра, несмотря на всю свою слабость, тянулся к Свамиджи и любил его общество. Иногда, с одним или двумя преданными, он поднимался к нему, и они просто садились напротив своего духовного учителя, который работал, сидя на тонкой подушке за низким столиком. Иногда Свамиджи продолжал читать или писать, а Упендра просто сидел, наслаждаясь его обществом, и смотрел, как он работает. Минут через десять Свамиджи поднимал глаза и говорил: «Ну хорошо, достаточно». Ребята кланялись и уходили. Иногда Упендра ходил смотреть, как Свамиджи обедает, и тот брал немного риса и овощей со своей тарелки, заворачивал их в чапати и давал Упендре. Хотя прасад был тот же самый, что раздавали внизу преданным, Упендре казалось, что у Свамиджи гораздо вкуснее.
Однажды, когда Упендра был со Свамиджи наедине, тот спросил:
— Ты живешь с девушкой и людьми, употребляющими наркотики?

Упендра еще раз убедился, что Свамиджи умеет читать мысли и знает о его жизни все.
— Да, — сознался он, — но я не...
— Это не хорошо, — перебил Свамиджи.
— Свамиджи, но я не вступаю с ней в связь!
— Где есть парень и девушка, — сказал Свамиджи, — там будет и секс. Ты должен переехать сюда и жить со мной.
Упендра просиял от счастья:
— Да, переезжаю прямо сейчас.
Прихватив кое-что со своей квартиры, а остальное оставив подружке, он переехал к Свамиджи, в переднюю комнату. Так он стал его личным слугой.
Свамиджи попросил его не бросать работу в почтовом отделении. Упендра заканчивал примерно в полночь, после чего возвращался на квартиру. (Свамиджи никогда не запирал дверь, зная, что он вернется.) Обычно вскоре после того, как Упендра запирал дверь, забирался в спальный мешок и засыпал, его будил голос Свамиджи, который записывал на диктофон «Учение Шри Чайтаньи». Упендра снова засыпал и вставал около шести.
Теперь он всегда ходил радостный: он наслаждался близким общением с духовным учителем.

— Я хочу только одного, — часто говорил он другим преданным, — стать собакой нашего Свамиджи.
Однажды Упендра читал «Шримад-Бхагаватам»:
«Шримад-Бхагаватам» преподносится устами Шрилы Шукадевы Госвами так, что любой искренний слушатель, внимающий ему со смирением, может сразу ощутить его трансцендентный вкус, отличающийся от извращенных вкусов материального мира. Этот созревший плод не упал ни с того ни с сего с высшей планеты Кришналоки. Напротив, его осторожно, бережно и не повредив, опустили по цепи ученической преемственности.
— У тебя нет вопросов? — поинтересовался Свамиджи.
Упендра оторвал глаза от книги:
— Нет, Свамиджи, я согласен со всем, что вы говорите.

Наблюдая, как Упендра читает, Свамиджи улыбнулся и начал раскачиваться в кресле-качалке. Затем он показал ему, как правильно держать книгу — на ладонях, «над коленями, но не на них». Этот совет еще больше разжег в Упендре желание порадовать духовного учителя чтением его книг.
Упендру по-прежнему беспокоили сексуальные желания. Он подумывал о том, чтобы жениться, но толком не представлял, на что должна быть похожа семейная жизнь в сознании Кришны. Как, недоумевал он, можно жениться на той, кого не любишь? И как это — любить без секса? Он хотел спросить об этом Свамиджи, но никак не решался и, набираясь смелости, ждал удобного момента. Однажды, войдя в комнату Свамиджи, он увидел, что тот расхаживает по ней взад-вперед, от одной стены, с тремя большими эркерами (выступающая за плоскость фасада часть помещения, прим ред.), выходящими на Фредерик-стрит, до другой, где стояло его кресло-качалка. Упендра решил, что пришло время задать вопрос.
— Свамиджи, — начал он, — можно спросить?
— Да, — Свамиджи остановился.
— Если парень не спит с девушкой, как он сможет научиться ее любить?
Свамиджи снова начал ходить взад-вперед, перебирая четки. Через минуту он повернулся и тихо сказал:
— Любить? Любовь предназначена для Кришны.

Он подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу.
— Нужна девушка? Выбирай.

Свамиджи указал на женщин, идущих по улице:
— В материальном мире нет любви. Любовь предназначена для Кришны.
Со временем Упендра начал замечать, что благодаря благотворному влиянию Свамиджи сексуальные желания беспокоят его все меньше. Упендра понял, что он душа, а не материальное тело, а вечная природа души — любить Кришну, и что чистый преданный (то есть Свамиджи) уже отдал свою любовь Кришне.
Его желание служить Свамиджи становилось все сильнее и сильнее. Он постоянно думал, какие для него покупать продукты и как сделать, чтобы духовному учителю было удобно. Однажды, все с тем же настроением послужить Свамиджи, Упендра посетил местный «Психоделический магазин». Он слышал, что недавно туда завезли какие-то плакаты из Индии, поэтому зашел туда, выбрал несколько плакатов с изображением Господа Кришны и принес их духовному учителю.
В комнате Свамиджи Упендра выложил плакаты на его столик и вместе с другими преданными стал разворачивать их один за другим, желая посмотреть на реакцию своего духовного учителя. Казалось, что Свамиджи увидел фотографии старого друга. Он был доволен. Хаягрива высказал замечание по поводу некоторой безвкусицы индийских плакатов на религиозную тему, но Свамиджи объяснил, что техника исполнения не так важна. Важно то, что это изображения Кришны, и выполнены они в соответствии с описаниями Вед. Для преданного они прекрасны, ибо неотличны от Кришны.
Один плакат Свамиджи особенно понравился: Господь Кришна стоит, освещенный луной, на берегу Ямуны и играет на флейте. Кришну, изображенного подобным образом, называют Говиндой. Свамиджи взял плакат в руки и процитировал стих:
смера̄м̇ бхан̇гӣ-трайа-паричита̄м̇ са̄чи-вистӣрн̣а-др̣шт̣им̇
вам̇ш́ӣ-нйаста̄дхара-киш́алайа̄м уджджвала̄м̇ чандракен̣а
говинда̄кхйа̄м̇ хари-танум итах̣ кеш́и-тӣртхопакан̣т̣хе
ма̄ прекшишт̣ха̄с тава йади сакхе бандху-санге ’сти ран̇гах̣
Он взял лист бумаги и начал что-то писать, а преданные смотрели на него, затаив дыхание. Было слышно, как ручка царапает бумагу. Затем он прочитал: «Дорогая подруга, если ты все еще хочешь наслаждаться мирской жизнью, обществом, дружбой и любовью, не смотри на юношу по имени Говинда, который стоит, изящно изогнувшись в трех местах, улыбается и виртуозно играет на флейте, а Его уста освещает полная луна».
— Ямуна, ты можешь это красиво переписать?

Свамиджи знал, что Ямуна была профессиональным каллиграфом. Он попросил ее красиво переписать текст и повесить его вместе с плакатом в храме, рядом с его асаной. Он хотел иметь возможность смотреть на плакат во время киртанов.
Упендра думал и молился: «Если я смогу постоянно служить Свамиджи, у которого столько любви к Кришне, то тоже поднимусь над мирской жизнью». Он понимал, что поскольку он не может видеть Говинду так, как видит Его Свамиджи, то должен служить самому Свамиджи, чистому преданному Говинды, и так очиститься.

— Я просто хочу стать "его собакой", — сказал Упендра, выходя из дверей.
Свамиджи строго-настрого наказал ученикам в Нью-Йорке не давать мистеру Пэйну ни цента, пока не будет подписан договор купли-продажи. Он все еще надеялся купить это здание. 4 марта он написал Брахмананде: «Я надеюсь, что когда снова приеду в Нью-Йорк, то сразу же войду в новый дом». А 7 марта он написал Рая-Раме: «Я очень рад, что и у Брахмананды, и у тебя, и у всех остальных преданных есть духовное мужество идти на любой риск ради Кришны. Это сделает ваши победы в сознании Кришны еще более славными». Но он не хотел, чтобы они попались на удочку ложных обещаний.
А мистер Пэйн тем временем попросил преданных передать 5.000$ его другу, финансисту мистеру Холлу, который согласился добавить еще 20.000$ и отдать всю сумму в качестве задатка мистеру Тайлеру, владельцу здания. Пэйн просил Брахмананду донести до «Его Превосходительства», что, если преданные всерьез рассчитывают получить здание, переговоры должны вестись именно так, и никак иначе.
Брахмананда написал Бхактиведанте Свами письмо с просьбой перевести 5.000$ с его личного счета на счет ИСККОН, чтобы попечители Общества могли в любое время взять эти деньги. Свамиджи согласился, но с условием, что подпись под чеком будут ставить президент и секретарь Общества, поскольку «главными ответственными лицами при покупке здания являются Брахмананда и Сатсварупа, а Киртанананда со своим кухонным департаментом — лишь подспорье». Но Свамиджи предупредил, что чек должен быть выписан на имя продавца, мистера Тайлера, а не Холла. «И деньги, и Общество принадлежат вам, — писал Свамиджи, — и вы можете тратить их как сочтете нужным, но мой долг как вашего вечного благожелателя — дать вам совет».
Вскоре Пэйн пригласил Брахмананду на встречу с мистером Холлом, предложив ему сразу приготовить чек на 5.000$. Попутно Пэйн объяснил, что мистер Холл, возможно, самый крупный агент по продаже недвижимости на всем Манхеттене — мульти-мультимиллионер. Он владеет небоскребами и не привык размениваться по мелочам. Когда Брахмананда вошел к мистеру Холлу, то подумал, что офис у него точь-в-точь как в голливудских фильмах — конференц-зал раз в десять больше храмовой комнаты на Второй авеню. Во главе огромного овального стола восседал сам мистер Холл. В комнате царил полумрак. Фигура хозяина, который сидел перед целой батареей телефонов, была освещена прожекторами. Во время беседы он несколько раз прерывался, поднимал трубки телефонов и разговаривал с людьми из разных частей страны.
— Молодой человек, — сказал Холл Брахмананде, — мы хотим помочь вам приобрести здание. Это прекрасное здание, памятник архитектуры Нью-Йорка.

Тут мистеру Холлу позвонила его подруга, отдыхавшая на яхте в Карибском море. Поболтав с ней немного, он вернулся к разговору с Брахманандой и Пэйном, которые сидели перед ним за столом, в полумраке.
Мистер Холл достал объемный контракт и попросил Брахмананду поставить подпись. Брахмананда помнил, что Свамиджи писал им о каком-то договоре, — и вот договор лежал перед ним. Не забывал он, правда, и о том, что эти 5.000$ были единственными их сбережениями и взять еще денег будет больше неоткуда и что агенты тоже это знали. Но Свамиджи нужно было здание. Он и сам не раз осматривал дома, стоившие не менее 100.000$, и предлагал их купить, хотя средств у него почти не было. Брахмананда всегда поступал, как велел ему духовный учитель. Он пришел к выводу, что подписание этого контракта станет испытанием его веры в Свамиджи и Кришну, и не стал утруждать себя размышлениями о том, откуда возьмутся остальные деньги. Это было бы равносильно тому, как если бы он усомнился в Свамиджи.
Итак, он — в офисе крупного финансиста. Это приводило в трепет. Миллионеры протянули им руку помощи. Мистер Пэйн сидел рядом. Мистер Холл говорил, что все идет как по маслу: «Мы купим вам этот дом». Мечта становилась реальностью — им предлагал свою помощь один из самых влиятельных жителей Манхэттена. И хотя у Брахмананды не было денег, мистер Холл без труда мог выкупить здание у его владельца. Быстро просмотрев контракт, Брахмананда поставил подпись. Сделка состоялась. Он вручил им чек на 5.000$.
Но как только Брахмананда и мистер Пэйн вышли из офиса, в поведении Пэйна произошла разительная перемена. Хотя он по-прежнему держался с Брахманандой по-дружески, он вдруг сказал:
— Так... Теперь вы должны достать деньги.

За то время, пока они вместе шли по улицам пригорода, он быстро и ловко перевел все обязанности на Брахмананду. Раньше Пэйн говорил, что они с мистером Холлом сами устроят дела, а теперь выходило так, что преданным придется делать все собственноручно. Брахмананда осведомился насчет юридического положения сторон. Мистер Пэйн объяснил, что обязательства лежат только на Обществе Кришны. А как же обещания? Как насчет богатого мистера Холла, который так хотел помочь? Как насчет самого Пэйна? Пэйн заверил Брахмананду, что и он, и мистер Холл действительно хотели им помочь и делали все, что в их силах. Но Брахмананда и другие преданные тоже должны сделать все возможное, чтобы к концу месяца собрать $20,000 и сделать наличный расчет. А если не смогут? Ответ мистера Пэйна не оставлял сомнений: «Не заплатите остаток до конца месяца — потеряете залог».
К тому времени, как Брахмананда доехал до Второй авеню, он понял, что его обманули. Он был сокрушен. Он рассказал о произошедшем преданным, но всё, что те могли сказать ему, это: «Ну и зачем ты это сделал?». Брахмананда позвонил Свамиджи в Сан-Франциско. Теперь, когда он понял, что за тип этот мистер Пэйн, он чувствовал себя последним дураком. Он сообщил Свамиджи, что отдал $5,000.
— Ты все отдал? — спросил Свамиджи.
— Да, — ответил Брахмананда и услышал, как Свамиджи повесил трубку.

Он хотел все объяснить, но Свамиджи просто повесил трубку. Брахмананда тоже положил трубку. Он готов был провалиться сквозь землю.
На следующий день попечители собрались в гостиной в квартире Свамиджи на экстренное совещание. Ребята сели в круг и попытались сообразить, что делать дальше. Гаргамуни позвонил Свамиджи, и тот посоветовал им приостановить платеж по чеку.

— Свамиджи хитрый, как лиса, — улыбнулся Раярама.
Гаргамуни позвонил в банк. Но было поздно: деньги были уже выплачены. Они посоветовались со старым другом, мистером Голдсмитом, но, по его мнению, шансы выиграть суд были ничтожно малы. Пэйн и Холл не обязывались никому ничего платить, и если преданные к концу месяца не смогут отдать $20,000, то потеряют свой первоначальный взнос. Преданные могут подать на них в суд за мошенничество, но судебные издержки тоже влетят в копеечку.
Затем Брахмананда, Сатсварупа, Киртанананда, Раярама, Гаргамуни и другие преданные начали просматривать одно за другим письма, которые все это время посылал им духовный учитель. Они доказывали друг другу, что Свамиджи просил их не поддаваться на обман. Они начали понимать: самая большая их ошибка была в том, что они его не послушались. Он советовал не верить обещаниям этих мошенников. Он говорил, что чек нужно выписывать только на владельца, но никак не на финансиста.
Через несколько дней они получили от духовного учителя письмо с дальнейшими указаниями. В письме он поучал и ругал их, но даже брань его была лучше, чем молча брошенная трубка телефона. «Вы не последовали моим наставлениям и потому попали в беду», — писал он ребятам.
Раяраме он написал:
Все вы глупые мальчишки. Сколько раз я говорил, что, пока не будет договора между мистером Тайлером и мистером Холлом, мы не должны выписывать чек. То, как вы подписали договор, похоже на свадьбу без жениха. Вы допустили ошибку, а теперь сокрушаетесь.
Сатсварупе он написал:
Ты спрашивал, не может ли наш сан-францисский филиал выделить какие-то деньги для покупки здания. Где теперь твое здание и где покупка? А что касается переговоров с мистером Пэйном и его компанией, в которые вы, глупые мальчишки, ввязались, я не знаю, как помочь вам исправить эту ошибку. Я могу только надеяться на то, что Кришна вам поможет.
В отличие от ребят и мистера Голдсмита, Свамиджи считал, что основания подать на бизнесменов в суд есть, и серьезные.
Я не юрист, но это вопрос здравого смысла. Мистер Холл забрал деньги, и он должен помочь нам купить дом. Если денег, чтобы профинансировать покупку, у него нет, то обман налицо.
— Преступники, — сказал он, — должны ответить перед судом; их участие в тайном сговоре и мошенничестве очевидно и доказуемо.
Из телефонного разговора с Брахманандой мне стало ясно, что это организованное жульничество, и вы должны быть решительными и никого не щадить. Мы не мстительны, просто мы не можем выбрасывать деньги Кришны на ветер.
Парни уже наломали столько дров, что Свамиджи засомневался в их способности справиться с обманщиками. Но он велел им все-таки попытаться: «Либо заберем дом, либо вернем деньги. Что тут разбираться — обман налицо. Поступайте, как сочтете нужным».
Свамиджи изложил историю этого дела в письме мистеру Голдсмиту, адвокату. Кроме того, он написал финансисту, владельцу здания и мистеру Пэйну, угрожая, что предаст огласке все их махинации, в том числе и те, которые заметил только он один: оказывается, юристы тоже участвовали в сговоре. Брахмананда с трудом понимал, что происходит, но видно было, что Свамиджи не собирается бросать все на произвол судьбы. Было ясно, что ребята сглупили, но не менее ясно было и то, что бизнесмены оказались мошенниками. И Свамиджи обещал доказать это в суде.
Отчитывая непутевых учеников и яростно нападая на мошенников, для своих глупых мальчишек Свамиджи по-прежнему оставался последним прибежищем. В письме, адресованном шести попечителям нью-йоркского филиала его Общества, он пролил трансцендентный свет на их темные головы.
Забудьте об этом. Примите как факт, что Кришна просто забрал у вас деньги за ваше упрямство и глупость. В будущем старайтесь быть очень осторожны и следуйте указаниям Кришны. Если вы будете поступать, как говорит Кришна, Он даст вам все необходимое. Бросьте горевать и повторяйте «Харе Кришна». Как я вам уже не раз говорил, мой Гуру Махараджа считал, что этот мир — не место для джентльмена. Его слова подтверждаются следующим стихом из «Шримад-Бхагаватам»:
йасйа̄сти бхактир бхагаватй акин̃чана̄
сарваир гун̣аис татра сама̄сате сура̄х̣
хара̄в абхактасйа куто махад-гун̣а̄
маноратхена̄сати дха̄вато бахих̣
«Если человек не обладает сознанием Кришны, у него нет никаких хороших качеств. Каким бы воспитанным или образованным он ни казался, этот человек не поднимается выше уровня ума и поэтому, находясь под влиянием внешней энергии, непременно будет создавать беспокойства. Однако тот, кто непоколебимо верит в Верховную Личность Бога, наделен всеми добродетелями полубогов». Иными словами, вы не должны верить на слово так называемым джентльменам этого мира, как бы хорошо они ни одевались. Исполняя нашу миссию в сознании Кришны, мы еще не раз столкнемся с подобными «джентльменами», но вести себя с ними мы должны столь же осторожно, как со змеями.
Никогда раньше ребята в Нью-Йорке не желали так сильно, чтобы Свамиджи вернулся. Хотя почти все их разговоры по-прежнему вращались вокруг покупки здания, киртаны и лекции продолжались, и за последнее время к преданным присоединились еще двое юношей. Джадурани закончила несколько новых картин с Господом Вишну (которые теперь украшали храм) и с нетерпением ждала, когда Свамиджи вернется и оценит их. Преданные сделали для Свамиджи новую асану. Они понимали, что поступили глупо, но умоляли его вернуться. Он согласился и назначил дату своего возвращения в Нью-Йорк на 9 апреля. Но в то же-время в Сан-Франциско у него оставалось еще много дел.
Однажды Свамиджи позвал к себе Малати, и та, войдя в его комнату, увидела на столе вещицу из Индии, которую она несколько дней назад раздобыла в одном из магазинов. Вероятно, Шьямасундара принес ее сюда показать Свамиджи.

— Что это, Свамиджи?
Предмет представлял собой деревянную фигурку сантиметров десяти высотой, с плоской головой, черным улыбающимся лицом и большими круглыми глазами. У фигурки были вытянутые руки и гладкий желто-зеленый торс. Ног видно не было. Свамиджи сложил ладони и склонил голову, выражая маленькой фигурке свое почтение.
— Ты принесла Господа Джаганнатху, Господа Вселенной, — сказал он, радостно улыбаясь. — Это Сам Кришна. Большое тебе спасибо.

Лицо Свамиджи сияло от радости, а Малати и другие не верили своим глазам: на их долю выпала редкая удача — доставить Свамиджи такое удовольствие. Свамиджи объяснил, что это Господь Джаганнатха, одна из форм Кришны, Божество, которому тысячелетиями поклоняется вся Индия. Он сказал, что Джаганнатхе никогда не поклоняются одному. Рядом с Ним всегда должны быть два других Божества: Его брат Баларама и сестра Субхадра.
Малати взволнованно призналась, что в «Кост-Плас», магазине импортных товаров, где она нашла маленького Джаганнатху, были также другие похожие на Него фигурки; тогда Свамиджи велел ей вернуться туда и купить их. Потом он поинтересовался, может ли кто-нибудь из преданных резать по дереву. Шьямасундара сказал, что это его профессия, и Свамиджи попросил его вырезать копии Джаганнатхи, Баларамы и Субхадры около метра высотой. После этого Малати и Шьямасундара поспешили в магазин и принесли две недостающие фигурки.
Чернолицего улыбающегося Джаганнатху Бхактиведанта Свами поставил справа. В центре он поместил самую маленькую фигурку, Субхадру, у которой был красный улыбающийся рот и прямоугольное черно-желтое туловище. У третьей фигурки, Баларамы, с белой круглой головой, с глазами, подведенными красной краской, и ярко-красными губами, расплывшимися в счастливой улыбке, были такие же протянутые вперед руки, как у Джаганнатхи, и сине-желтое туловище. Свамиджи поместил его слева от Субхадры. Глядя на эти фигурки, стоящие у него на столе, он начал рассказывать их историю.
Более двух тысяч лет назад, рассказал Бхактиведанта Свами, на свете жил царь по имени Индрадьюмна, который был преданным Господа Кришны. Махараджа Индрадьюмна хотел, чтобы у него было мурти Господа, изображающее Его таким, каким Он был, когда вместе со Своим братом и сестрой ехал во время солнечного затмения на колесницах к священному полю Курукшетра. Царь попросил Вишвакарму, знаменитого художника с райских планет, изваять эти скульптуры. Тот согласился, но только с тем условием, что никто не будет прерывать его работу. Шли дни. Царь томился в ожидании, а Вишвакарма работал при закрытых дверях. Однажды царь почувствовал, что больше не может ждать, и ворвался в мастерскую, чтобы взглянуть, как идут дела. Верный своему слову, Вишвакарма исчез, оставив мурти всех трех Божеств незаконченными. Но, несмотря на это, царь был так доволен чудесными изваяниями Кришны, Баларамы и Субхадры, что решил поклоняться Им в том виде, в каком Они были. Он установил Их в храме, и с тех пор Им поклоняются с необыкновенной пышностью.
Начиная с этого времени, продолжал Бхактиведанта Свами, Господу Джаганнатхе поклоняются повсюду в Индии, особенно в штате Орисса, в городе Пури, где находится первый храм Господа Джаганнатхи. Каждый год во время грандиозного праздника Ратха-ятра миллионы паломников со всех концов Индии стекаются в Пури, чтобы поклониться Господу Джаганнатхе, Балараме и Субхадре и посмотреть на процессию, во время которой Божества едут по городу на трех огромных колесницах. Господь Чайтанья последние восемнадцать лет Своей жизни провел в Джаганнатха-Пури, и каждый год во время Ратха-ятры Он пел и танцевал в экстазе перед Господом Джаганнатхой.
Считая появление Господа Джаганнатхи в Сан-Франциско выражением воли Кришны, Свамиджи сказал, что преданные должны отнестись к этому ответственно: Господь Джаганнатха Сам пришел к ним, поэтому они должны оказать Господу подобающий прием и поклоняться Ему надлежащим образом. Если Шьямасундара сумеет вырезать фигуры, то Свамиджи установит их в храме и преданные смогут поклоняться Божествам. Тогда Сан-Франциско можно будет переименовать в Нью-Джаганнатха-Пури.

Джаганна̄тхах̣ сва̄мӣ найана-патха-га̄мӣ бхавату ме, — пропел Свамиджи. — Это мантра, обращенная к Господу Джаганнатхе. Джаганнатха значит "Господь Вселенной". "О Господь Вселенной, будь милостив, предстань перед моим взором". То, что Он соизволил прийти сюда, несомненно, хороший знак.
Шьямасундара раздобыл три больших бруска бука, а Свамиджи сделал эскиз и указал на ряд деталей. Пользуясь маленькими фигурками как образцом, Шьямасундара рассчитал пропорции и размеры будущих Божеств и начал вырезать Их на балконе своей квартиры. А тем временем другие преданные скупили всех оставшихся в «Кост-Плас» маленьких Джаганнатх и завели моду носить Джаганнатху на цепочке вокруг шеи. Поскольку Господь Джаганнатха очень великодушен и милостив к падшим, объяснил Свамиджи, преданные вскоре смогут поклоняться Ему в своем храме. Поклонение Божествам Радхи и Кришны требует очень высокого стандарта, и сан-францисские преданные еще не готовы к этому. Но Господь Джаганнатха столь милостив, что поклоняться Ему совсем нетрудно (для этого достаточно повторять мантру Харе Кришна), и делать это могут даже неофиты.
День установления Божеств Бхактиведанта Свами назначил на 26 марта, годовщину явления Господа Чайтаньи. Преданные должны приготовить большой пир и начать поклоняться Господу Джаганнатхе. Свамиджи велел преданным соорудить алтарь и рассказал, как это сделать.
Шьямасундара, желая поскорее закончить работу, занозил руку, и в рану попала инфекция. В итоге у него началось заражение крови, и он попал в больницу. Свамиджи сказал, что таким образом Господь Джаганнатха забрал у Шьямасундары последствия его прошлых грехов.
26 марта, в День явления Господа Чайтаньи, Свамиджи объявил, что все утро они посвятят совместному чтению историй о Господе Чайтанье и киртану, а вечером проведут церемонию установления Джаганнатхи. До вечера они будут поститься, а когда взойдет луна, прервут пост праздничным прасадом.
Утром, войдя в храм, Свамиджи увидел, какую работу проделали преданные. У задней стены, где раньше была его вьяса-асана, стоял новый алтарь. Асану сдвинули к правой стене, и теперь Свамиджи мог любоваться алтарем, не вставая с места. Сам алтарь представлял собой простую доску из красного дерева, закрепленную на высоте примерно двух метров между двумя толстыми деревянными колоннами. Над тем местом, где предполагалось поставить Божества, висел балдахин. Под алтарем поместили картину Харидаса с изображением Господа Чайтаньи и Его преданных, танцующих в киртане, а фоном для нее служил занавес из полосатой индийской ткани. Под картиной, примерно в метре от пола, была полка для предметов, используемых при поклонении. На полке стояли подсвечники.
Свамиджи занял свое место. Он, как обычно, провел киртан, а затем вместе с преданными повторил круг джапы. Затем он велел Хаягриве читать вслух биографический очерк о Господе Чайтанье из первого тома «Шримад-Бхагаватам». Несмотря на то, что Хаягрива читал громко и с выражением, многие преданные клевали носом. Свамиджи слушал очень внимательно и хотел, чтобы и другие тоже слушали о Господе Чайтанье, но, увидев, что многие засыпают, прервал чтение и провел еще один киртан. Затем еще минут пятнадцать он повторял с ними джапу.
— Ну, ладно, — сказал он. — Почитаем еще. Кто будет читать?

Вверх взметнулась рука Лилавати.

— Хорошо.

Он попросил ее пересесть ближе к асане. Кто-то подставил ей микрофон. Тембр голоса Лилавати контрастировал с низкими интонациями Хаягривы, но это был еще один образец красивого академического чтения. Свамиджи был доволен ее четким произношением санскритских слов и выражений и несколько раз похвалил ее: «О, очень хорошо». Взволнованная, Лилавати продолжала громко читать, исполненная решимости не дать никому заснуть.
Вечером в храм набилось столько преданных и хиппи, что яблоку было негде упасть. Когда Свамиджи спустился в храмовую комнату, там царило приподнятое, праздничное настроение. Все взоры были устремлены на только что законченные Божества, которые стояли на алтаре — полке из красного дерева под желтым балдахином. Лица и фигуры Джаганнатхи, Субхадры и Баларамы освещали огни прожекторов. На Божествах не было ни одежды, ни украшений, но они были раскрашены в яркие цвета — черный, красный, белый, зеленый, желтый и синий. Они улыбались. Свамиджи тоже смотрел на них, подняв глаза к высокому алтарю.
На лекции он рассказывал о четырех общественных и четырех духовных укладах жизни, описанных в ведической литературе. У каждого человека, говорил он, есть свои обязанности, определяемые личными качествами этого человека и его деятельностью.

— Но высшая цель исполнения этих обязанностей, — пояснил он, — порадовать Верховного Господа. Даже если человек беден или имеет низкое происхождение — это не так важно. Материальные качества не имеют ничего общего с духовной эволюцией. "Духовная эволюция" означает, что свой талант, способности и деятельность вы должны направить на удовлетворение Верховного Господа.
Свамиджи привел пример Шридхары, бедного преданного Господа Чайтаньи, который зарабатывал (в пересчете на американские деньги) меньше пяти центов в день, но половину своего заработка жертвовал на поклонение Ганге. Но и богатый человек должен отдавать на служение Господу половину своего имущества. Свамиджи привел в пример Рупу Госвами, который половину своего состояния пожертвовал на сознание Кришны, четверть отдал родным, а еще четверть оставил на непредвиденные расходы. Неожиданно Свамиджи вспомнил о деньгах, которые потеряли его ученики в Нью-Йорке:
— И 25% себе, на случай, если произойдет что-то непредвиденное... Ведь когда деньги уходят у меня из рук, я становлюсь беспомощен. Недавно мы потеряли $6,000 — не здесь, в Нью-Йорке. Как только вы отдаете кому-то чек, деньги исчезают. Исчезают...
Свамиджи жестом изобразил, как, подобно птице, улетают из рук деньги. Вспомнив о неприятном, запутанном деле с мистером Пэйном и своих глупых учениках, потерявших с трудом нажитые деньги, Свамиджи ненадолго замолк, но затем продолжил лекцию.
— Нет ничего сложного в том, чтобы относиться к Бхагавану, Верховной Личности, с вниманием, — сказал он. — Вот Кришна. Таков Его облик. Таков Его цвет. Вот Его шлем. Вот Его советы, Его наставления. Вот Его речи. Все, что связано с Кришной. Все, что связано с Кришной. Нет ничего трудного.
Но если вы захотите сосредоточиться на чем-то безличном или на Сверхдуше, пребывающей в сердце, как это делают йоги, вам будет очень тяжело. Это очень тяжело. Вы не сможете сосредоточиться на безличном. В «Бхагавад-гите» сказано: клеш́о ’дхикатарас теша̄м авйакта̄сакта-четаса̄м — «Очень труден путь тех, кто привязан к безличному аспекту Абсолютной Истины». Это не так легко и приятно, как петь, танцевать и пировать. Это очень трудно. И даже если вы будете предаваться рассуждениям о безличном, то все равно, проведя многие и многие жизни в тяжелой борьбе, в конечном итоге придете к Кришне.
Цитируя «Бхагавад-гиту», «Брахма-самхиту» и другие священные писания, Свамиджи продолжал доказывать, что Кришна — Верховная Личность Бога. Первый шаг в духовной жизни, объяснил он, — слушать Самого Кришну. Но человек не станет лучше, если сначала слушает лекцию, а потом, выйдя за порог храма, обо всем забывает. «Все, что вы услышали, передавайте другим», — попросил он и рассказал, как в журнале «Бэк ту Годхед» его ученики пишут то, что услышали от духовного учителя. А чтобы говорить или писать об услышанном, необходимо глубоко размышлять...
— Услышав что-то о Кришне, вы должны подумать. А затем говорить. Иначе это не подействует. Итак, ш́ротавйах̣ кӣртитавйаш́ ча дхйейах̣ пӯджйаш́ ча нитйада̄ . Кроме того, вы должны поклоняться. Для этого вам необходимы Божества. Мы должны думать о Кришне, говорить, слушать о Нем, мы должны поклоняться Ему (пуджйаш ча). Должны ли мы делать это от случая к случаю? Нет. Нитйада — регулярно. Регулярно. Таков наш путь. Любой, кто следует по этому пути, может постичь Абсолютную Истину. Об этом ясно сказано в «Шримад-Бхагаватам». Большое спасибо. Есть ли вопросы?
Один юноша поднял руку и, волнуясь, заговорил: Вы говорили о том, что мы должны повиноваться высшему закону и быть такими, как диктует ваш дух. Или что вы, ваш верховный... Что он говорит вам? Я имею в виду... что он говорит вам? То есть, если вы много медитируете, вы чувствуете, что вы должны сделать... что-то...
Свамиджи: Это не «что-то». Это должно быть осязаемым.
Юноша: Да, я имею в виду, что...
Свамиджи: Я говорю вовсе не про «что-то». Об этом и речи быть не может.
Юноша: Да-да...
Свамиджи: "Что-то" — это расплывчато. Вы должны сказать, что представляет собой это «что-то».
Юноша: Ну, скажем... э-э...
Свамиджи: Вы не можете этого объяснить. Значит, не понимаете. Поэтому нам нужно учиться. Таков наш путь. Я говорю о нашем пути. Если вы хотите познать Абсолютную Истину, первое условие для этого — вера. Затем нужно глубоко размышлять. Затем — посвятить себя духовной практике и слушать о Боге из авторитетных источников. Таковы некоторые из методов духовного совершенствования. И когда вы обретете высшее знание, перейдя от постижения Брахмана к постижению Параматмы, а затем — Верховной Абсолютной Личности Бога, вашей обязанностью станет служение Богу, Верховной Личности, ради Его удовольствия. Так вы достигнете совершенства жизни. Таковы некоторые из путей духовного совершенствования. А вывод таков, что долг каждого, независимо от того, кем он является, — служить Верховному Господу ради Его удовольствия.
Что же для этого нужно? Мы должны слушать о Нем, говорить о Нем, думать о Нем, поклоняться Ему — и все это делать регулярно. Это поможет. Но если вы не поклоняетесь, не размышляете, не слушаете, не говорите, а просто думаете о чем-то, чем-то, чем-то... то это что-то-не-пойми-что — не Бог.
Юноша: Я имел в виду, м-м, понимаете, я еще совсем молод. Я не знаю, что я имею в виду. Я не знаю, что...
Свамиджи: «Не знаю...». Об этом я и говорю. Вы должны познавать, следуя принципам преданного служения. Никто из нас ничего не знает. Поэтому мы и должны узнавать. Таков наш путь.
Девушка: Мы еще молоды и не понимаем высшего закона, нам это все в новинку. Как же мы можем говорить об этом?
Свамиджи: Потому-то вы и должны слушать! Все начинается со шротавйах: надо слушать. Если вы не слушаете, то как сможете говорить? Поэтому мы даем вам возможность слушать. Слушайте, и тогда сможете говорить. Еще вы можете размышлять. Мы дали вам все возможности: слушать, обсуждать, размышлять, поклоняться. Это то, ради чего существует наше Общество. Если вы не слушаете, то как сможете говорить? Первая задача — ш́ротавйах̣. Затем кӣртитавйаш́ ча дхйейах̣ пӯджйаш́ ча нитйада̄ . Таковы наши методы. Вы должны слушать. Услышав — повторяйте, прославляйте Господа. Кроме того, вы должны думать. Еще поклоняться. Таковы наши методы.
Упендра: Свамиджи... Итак, мы должны слушать. Это я понял. Но должны ли мы говорить... или сначала нужно долгое время слушать и только потом говорить?
Свамиджи: Нет. Зачем — долгое время? Допустим, услышали две строчки — вот и повторяйте эти две строчки. И помимо всего прочего вы слушаете «Харе Кришна». Так что можете повторять «Харе Кришна». В чем проблема? ш́ротавйах̣ кӣртитавйаш́ ча. Вы должны слушать и повторять. Если вы не можете запомнить все, о чем мы говорим на лекциях по «Бхагавад-гите» или «Шримад-Бхагаватам», то запомните по крайней мере «Харе Кришна». Это нетрудно. Это самый легкий метод. Слушайте «Харе Кришна» и повторяйте «Харе Кришна». Остальное приложится.
Это может каждый. Даже ребенок может повторять «Харе Кришна». Что тут сложного? Слушайте «Харе Кришна» и повторяйте «Харе Кришна». Мы не ставим перед вами каких-то чрезмерно трудных задач. Все придет само собой. Мы даем вам все. Но если поначалу вам трудно, можете просто повторять «Харе Кришна». Это очень хорошо. Собственно, вы уже это делаете. Слушание и повторение — это вам поможет. Это основа прогресса в духовной жизни. Не слушая, мы будем попросту что-то выдумывать, теряя время и сбивая людей с толку. Слушать нужно из авторитетных источников.
Бхактиведанта Свами остановился. Эта серьезная философская беседа длилась уже сорок пять минут. Он не устал и вполне мог бы продолжать, но сейчас ему все-таки хотелось провести церемонию установления Божеств. Теперь в этом храме было все необходимое для духовной жизни: преданные, книги, Божества и прасад. Свамиджи хотел, чтобы собравшиеся здесь молодые люди воспользовались этим. Чего ради они должны вести животное существование и считать духовную жизнь блужданием впотьмах в поисках «того, не знаю чего»? Им нужно воспользоваться милостью Кришны, стать счастливыми и добиться успеха. И ради этого Свамиджи готов был без устали день и ночь служить им.
Свамиджи: Хаягрива! Поди сюда.

Свамиджи велел преданным принести большую свечу на подносе. Обряд, который он собирался провести, был очень прост: преданные и гости должны были один за другим подходить к алтарю и круговыми движениями предлагать огонь Божествам.

— Зажги свечу, — сказал Свамиджи, — а затем во время киртана каждый должен подойти к Божествам и... — Свамиджи сделал круговое движение руками. — Понятно?
Хаягрива: Да-да.
Свамиджи: Во время киртана. Когда один преданный устанет, он должен передать свечу другому. Когда тот устанет, он передаст ее следующему, и так все время, пока идет киртан. Начинай прямо сейчас, вместе с киртаном. Понятно? Да... Начинай, а когда устанешь, передай свечу другому.
Свамиджи со своего места руководил действиями Хаягривы, направлявшегося к Божествам с зажженной свечой. От напряженного ожидания некоторые девушки нервно захихикали.

Встань перед Божествами, — сказал Свамиджи. — Вот так. А теперь начнем киртан.
Свамиджи заиграл на караталах и запел мантру Харе Кришна на уже ставшую популярной мелодию, которую он привез из Индии.

Прямо перед Божествами, — обратился он к Хаягриве, жестом показывая ему, чтобы он подошел ближе к Божествам.

Один за другим преданные и гости поднимались на ноги и начинали танцевать, подняв руки и раскачиваясь в такт музыке перед сияющими Божествами. Все пели мантру. Под балдахином замигали цветные огни — синие, красные и желтые, высвечивая огромные круглые глаза Господа Джаганнатхи, Субхадры и Баларамы. Му-кунда, который придумал это освещение, улыбнулся и взглянул на Свамиджи, ожидая его одобрения. Свамиджи кивнул и продолжал громко и энергично петь мантру Харе Кришна.
Молодые хиппи вдохновенно пели и танцевали, зная, что киртан обычно длится около часа. Некоторые из них помнили при этом слова Свамиджи о необходимости сосредоточить ум на личностной форме Верховного Господа. Они поняли его, когда, взглянув на Божества, он сказал: «Вот Он — Кришна». Другие мало что понимали, но думали о том, как все-таки здорово петь мантру Харе Кришна и смотреть на смеющиеся большеглазые Божества, которые стоят на алтаре среди цветов и курящихся благовоний.
Бхактиведанта Свами с удовольствием наблюдал, как один за другим гости и преданные предлагали огонь Господу Джаганнатхе. Это была очень простая церемония установления Божеств. В больших храмах Индии церемония установления Божеств представляет собой сложную, тщательно разработанную процедуру, она длится несколько дней, в течение которых высокооплачиваемые жрецы проводят всевозможные ведические ритуалы и жертвоприношения. Но в Сан-Франциско не было ни брахманов-жрецов, ни возможности соблюсти многие другие формальности.
Индийские кастовые брахманы сочли бы того, кто доверил Господа Джаганнатху млеччхам и позволил им поклоняться Ему, святотатцем. Никому из присутствующих здесь, кроме самого Свамиджи, не разрешили бы даже войти в храм Джаганнатхи в Пури. Белые люди, жители стран Запада, могут увидеть Господа Джаганнатху только три раза в году: во время праздников Снана-ятра и Ратха-ятра, а также после Ратха-ятры, когда Господь Джа-ганнатха возвращается на колеснице в Свой храм. Однако все эти ограничения были всего лишь социальными условностями и не имели ничего общего с предписаниями шастр. Шрила Бхактисиддханта Сарасвати позволял каждому, независимо от касты, расы или национальности, поклоняться Божествам и получать духовное посвящение. А Бхактивинода Тхакур, отец Шрилы Бхактисиддханты Сарасвати, мечтал о том дне, когда люди Запада вместе со своими индийскими братьями будут петь мантру Харе Кришна.
Бхактиведанта Свами приехал на Запад, чтобы исполнить волю своего духовного учителя и осуществить предсказание Бхактивиноды Тхакура, превратив жителей Запада в вайшнавов. А для того, чтобы они стали настоящими преданными, им нужно дать возможность поклоняться Божествам. Без этого им будет гораздо труднее очиститься. Бхактиведанта Свами непоколебимо верил в указание своего духовного учителя и слова священных писаний. Он знал, что Господь Джаганнатха особенно милостив к падшим, и молился о том, чтобы Господь Вселенной не был оскорблен приемом, который Ему оказали в Нью-Джаганнатха-Пури.
Когда киртан закончился, он попросил Харидаса принести ему свечу. Свамиджи провел руками над огнем и коснулся лба.

— Покажи каждому, — сказал он. — Всем. Пусть пожертвуют, кто сколько сможет. Возьми свечу и покажи каждому.

Он отдал свечу Харидасу, чтобы тот поднес ее всем собравшимся и каждый мог коснуться руками огня, как он показал, а затем дотронуться до лба. Пока Харидас шел с огнем от человека к человеку, некоторые преданные стали кидать на поднос мелочь. Их примеру последовали другие.
После этого Свамиджи заговорил:
«Бхагаватам» рекомендует слушать и повторять святые имена, думать о Господе и поклоняться Ему. Церемония, которую мы проводим сегодня, приветствуя приход Джаганнатхи Свами, означает, что отныне это место является настоящим храмом. Так следует поклоняться Божествам. Это называется арати. Каждый день в конце киртана будет проводиться такое арати. Поклонение Божествам заключается в том, что мы берем от огня немного тепла и жертвуем немного денег, столько, сколько нам позволяют средства. Это совсем не трудно, и если вы станете делать это, то увидите, как углубится ваше понимание Абсолютной Истины.
И еще одна просьба, с которой я хочу обратиться ко всем преданным: когда вы приходите в храм, приносите с собой какой-нибудь цветок и фрукт. Если вы можете принести больше фруктов или цветов — очень хорошо. А если нет, принесите в храм один фрукт и один цветок, это по силам каждому. И предлагайте их Божествам. Итак, я прошу вас: приходя в храм, всегда приносите что-нибудь с собой. Это не значит, что вы должны принести очень дорогой фрукт. Нет, любой. Все, что вы можете себе позволить. Один плод и один цветок.
Он сделал паузу и оглядел присутствующих.

— А сейчас раздайте прасад.
Гости расселись рядами на полу, и преданные стали разносить прасад, предложив первую тарелку Свамиджи. Здесь были блюда, готовить которые их научил сам Свамиджи: самосы, халава, пури, рис, несколько блюд из овощей, фруктовое чатни, сладости — все, что обычно подают во время воскресного пира. Гостям понравился прасад, и они ели столько, сколько могли. Пока преданные, в основном женщины, разносили добавку, гости отдыхали, наслаждаясь угощением и непринужденной беседой. Отведав все блюда, Свамиджи удивленно поднял брови:
— Отлично приготовлено. Да здравствуют повара!
Через несколько минут, когда пир еще вовсю шел, Свамиджи сказал в микрофон:
Джаганна̄тхах̣ сва̄мӣ найана-патха-га̄мӣ бхавату ме. Говард, повтори.
Хаягрива сглотнул, прокашлялся и громко повторил:
— Джаганна̄тхах̣ сва̄мӣ найана-патха-га̄мӣ бхавату ме.
Свамиджи:
— Да, эту мантру нужно петь. Джаганна̄тхах̣ сва̄мӣ найана-патха-га̄мӣ бхавату ме.
Какой-то парень спросил, что она означает. Хаягрива ответил:
— Э-э... «"Господь Вселенной, пожалуйста, предстань передо мной".
Вдруг Свамиджи заволновался, заметив, как какой-то пожилой, прилично одетый мужчина уходит, не получив тарелки с праздничным прасадом:
— О, почему он уходит? Попросите его вернуться.
Какой-то юноша побежал за ним, открыл входную дверь и позвал:
— Пожалуйста, не уходите. Свамиджи просит...
Мужчина вернулся, и Свамиджи попросил:
— Пожалуйста, пожалуйста, примите прасад, — и, повернувшись к раздающим, скомандовал: — Положите сначала ему.

Так, рассевшись перед алтарем Господа Джаганнатхи, под покровительством Его слуги, Бхактиведанты Свами, преданные и гости продолжали пировать.
На следующий день преданные, не посоветовавшись со Свамиджи, сняли Джаганнатху с алтаря и понесли Его в Голден-Гейт-парк на киртан. В считаные минуты на лужайке у Холма хиппи собрались сотни людей и стали петь и танцевать вокруг Господа Джаганнатхи. Спустя несколько часов преданные вернули Его на алтарь.
Свамиджи был недоволен:
— Божества никогда не должны покидать храм. Божества не выходят на всеобщее обозрение. Это происходит только в особые дни. Недопустимо выставлять Их в парке и позволять птицам на Них испражняться. Если хотите увидеть Божества, то сами должны приходить к Ним.
Присутствие Господа Джаганнатхи преобразило храм. Преданные каждый день делали для Него гирлянды. Из Нью-Йорка пришли картины Джадурани, изображающие Господа Вишну, а Говинда даси написала большой портрет Свамиджи, который повесили над его сиденьем. Преданные также украсили стены индийскими литографиями с изображениями Кришны. От вспыхивающих, пульсирующих огней, освещавших Господа Джаганнатху, Его глаза, казалось, сверкали, а цвета Его одежд переливались, так что Он быстро оказался в центре внимания психоделического Хайт-Эшбери.
Откликнувшись на просьбу Свамиджи, преданные и гости стали приносить на алтарь Господа Джаганнатхи цветы и фрукты. Хиппи приходили и приносили, что могли: пшеничный колосок, полкаравая хлеба, коробку соленых кукурузных хлопьев, кусок сливочной помадки, свечи, цветы и фрукты. Прослышав, что, прежде чем пользоваться чем-то самим, нужно сначала предложить это Богу, некоторые хиппи, перед тем как надеть новую одежду, стали приносить ее в храм и с молитвой предлагать Господу Джаганнатхе. Эти хиппи, хотя и мало что знали об указаниях Господа Джаганнатхи, хотели получить Его благословения.
Каждый вечер преданные проводили арати, как научил их Свамиджи, по очереди предлагая огонь Господу Джаганнатхе. Когда преданные спросили, могут ли они добавить к этой церемонии что-нибудь еще, Свамиджи ответил, что можно предлагать также благовония. Он сказал, что в поклонении Божеству есть очень много различных деталей. Чтобы делать все как положено, преданным пришлось бы заниматься этим круглые сутки. Но если бы он рассказал им обо всем сразу, им стало бы дурно.
В беседе с одним из своих учеников Свамиджи сказал, что во время киртана в храме он думал о Господе Чайтанье, танцевавшем перед Господом Джаганнатхой. Он рассказал, как Господь Чайтанья пришел в Пури и танцевал перед Господом Джаганнатхой в таком экстазе, что мог вымолвить только: «Джаг... Джаг...» Господь Чайтанья думал: «Кришна, Я так давно хотел Тебя увидеть. И вот теперь наконец Я вижу Тебя». Когда Господь Чайтанья жил в Пури, к Нему каждый вечер приходило по пятьсот человек, и они устраивали огромный киртан. Его вели четыре группы преданных, находившихся в четырех разных местах. В каждой из групп было четыре человека, игравших на мридангах, и восемь человек, игравших на караталах.

— Одна группа стояла слева от Господа Чайтаньи, другая — справа, — объяснял Свамиджи, — одна спереди, другая — сзади. А Сам Он стоял посредине. Все преданные танцевали и пели: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна...». Так было каждый вечер, пока Господь находился в Джаганнатха-Пури.
Ученики понимали, какая пропасть отделяет их от Свамиджи. Он никогда не был хиппи. Наркотические иллюзии Хайт-Эшбери, психоделические плакаты, рок-музыканты, жаргон хиппи и слоняющиеся по улицам бродяги — все это было чуждо Свамиджи. Они знали, что он другой, но порой забывали об этом. Каждый день он проводил с ними так много времени — ел и шутил с ними, полагался на них. Однако были моменты, когда они вдруг вспоминали, кто находится рядом. Когда они вместе стояли в храме перед Господом Джаганнатхой и пели мантру, он, в отличие от них, думал о киртанах, которые устраивал Господь Чайтанья во время Ратха-ятры в Пури. Когда Господь Чайтанья приходил в храм Джаганнатхи, Он видел Самого Кришну, и Его любовь к Кришне была так велика, что, охваченный ею, Он лишался рассудка. Так, как думал об этом Свамиджи, не мог думать никто из его учеников — и все же он оставался с ними, был их лучшим другом и духовным наставником. Он служил им и учил их молиться Господу, как молился сам, чтобы они тоже могли служить Кришне: «О Господь Вселенной, будь милостив, предстань перед моим взором».
У Говинды даси был один вопрос к Свамиджи. Однажды он упомянул, что Господь Чайтанья плакал от разлуки с Кришной и как-то раз даже бросился в реку с криком: «Где же Кришна?». Она сомневалась, уместным ли будет ее вопрос, но ждала подходящего случая, чтобы его задать.
Однажды вечером, после лекции, когда Свамиджи попросил задавать вопросы, вопросов ни у кого не оказалось. Говинда даси подумала: «Это мой шанс», но все равно колебалась. Во-первых, сам вопрос был не по теме, а во-вторых, она не любила спрашивать на публике.
— Нет вопросов? — Свамиджи оглядел аудиторию.

Говинде даси показалось, что он разочарован. Свамиджи постоянно просил их задавать вопросы, чтобы не оставалось никаких сомнений.

Он спросил снова: Есть ли вопросы?
Говинда даси: Э-э, не могли бы вы рассказать, как Господь Чайтанья спрашивал...
Свамиджи: М-м?
Говинда даси: ... спрашивал о Кришне?
Свамиджи: М-м?
Говинда даси: Не могли бы вы рассказать, как Господь Чайтанья спрашивал о Кришне и как Он бросился в воду? Или это не...
Свамиджи (с улыбкой): Да, да. Очень хорошо. Ты задала очень хороший вопрос. О, я очень рад.
— Господь Чайтанья, — начал Свамиджи, — есть совершенное олицетворение кришна-бхакти, совершенный преданный Кришны. Посмотрите, как Он жил. Он никогда не говорил: «Я видел Кришну». Никогда такого не говорил. Он сходил с ума по Кришне. Именно так, согласно философии Чайтаньи, следует служить Кришне. Это называется вираха. Вираха значит «разлука». Разлука: «Кришна, Ты такой удивительный, такой милостивый, такой хороший. А я — последний негодяй, последний грешник и поэтому даже не могу увидеть Тебя. Я недостоин Тебя увидеть». Если человек испытывает такую разлуку с Богом — «Кришна, я хочу видеть Тебя, но я так низко пал, что не способен на это» — это чувство углубит его сознание Кришны. Чувство разлуки. Не так: «Кришна, я Тебя увидел. Все. Замечательно. Я Тебя понял. Больше мне ничего не нужно. Дело сделано». Нет! Постоянно. Думайте так: «Я недостоин Его увидеть». Это углубит ваше сознание Кришны.
Чайтанья Махапрабху являл это чувство разлуки. Это та же разлука, которую испытывает Радхарани. Когда Кришна уехал из Вриндавана, когда вернулся к отцу, Радхарани охватили такие же эмоции — она постоянно сходила с ума по Кришне. А Кришна Чайтанья, Чайтанья Махапрабху, испытывал то же чувство разлуки, что и Радхарани. Такова наилучшая форма поклонения Кришне и лучший способ обретения сознания Кришны. Итак, вы знаете, что Господь Чайтанья бросился в море: «Кришна, Ты здесь? Кришна, Ты здесь?».
Госвами, которые были преемниками, непосредственными учениками Господа Чайтаньи, — Рупа Госвами, Санатана Госвами, — продолжая эту традицию, тоже поклонялись Кришне в настроении разлуки. Об этом есть один замечательный стих...
Свамиджи пропел:
хе ра̄дхе враджа-девӣке ча лалите хе нанда-сӯно кутах̣
ш́рӣ-говардхана-калпа-па̄дапа-тале ка̄линдӣ-ване кутах̣
гхош̣анта̄в ити сарвато враджа-пуре кхедаир маха̄-вихвалау
ванде рӯпа-сана̄танау рагху-йугау ш́рӣ-джӣва-гопа̄лакау*
* — Я почтительно склоняюсь перед шестью Госвами, известными как Шри Рупа Госвами, Шри Санатана Госвами, Шри Рагхунатх Бхатта Госвами, Шри Рагхунатх Дас Госвами, Шри Джива Госвами и Шри Гопал Бхатта Госвами, которые громко восклицали по всему Вриндавану: «О Радхарани, царица Вриндавана! О Лалита! О сын Нанды Махараджа! Где Вы сейчас? Быть может, Вы гуляете по холму Говардхан, или отдыхаете в сени деревьев на берегу Ямуны? Где же Вы?» В таком настроении они служили Кришне.
Так же и эти Госвами. Достигнув высот в преданном служении — что они делали? Каждый день они ходили по Вриндавана-дхаме, взывая, словно безумные: «Кришна, где Ты?». Вот вам пример.
Очень хороший вопрос.
Свамиджи сделал паузу и, произнеся задумчивое «м-м-м», замолчал. Молодежь тоже молчала, глядя на него. Он сидел, скрестив ноги, на возвышении из красного дерева, на черной бархатной подушке. Его руки были сложены, а глаза прикрыты. В этот момент его вдруг охватили глубокие экстатические эмоции. Хотя преданные, сидящие в храме, не понимали толком, что происходит, они видели, что Свамиджи погрузился в какое-то особое внутреннее состояние. Они почувствовали, как атмосфера наполнилась благоговейным спокойствием и преданностью, и не сводили с него глаз.
Прошло полторы минуты. Бхактиведанта Свами произнес еще одно задумчивое «м-м-м» и открыл глаза — они были полны слез. Он протянул руку и взял караталы, и те звякнули в его руках. Но затем он опять замер. Его внешнее сознание вновь отключилось.
Прошла еще одна минута в молчании. Стояла мертвая тишина, и время, казалось, текло очень медленно и напряженно. Еще минута. Спустя почти четыре минуты Свамиджи прокашлялся и, ударив в караталы, начал медленно отбивать ритм. Один преданный монотонно «загудел» на фисгармонии. Постепенно наращивая темп, Свамиджи запел: говинда джайа джайа гопала джайа джайа / радха-рамана хари говинда джайа джайа. Минут через десять киртан закончился и Свамиджи вышел из комнаты.
Преданные вставали с мест и расходились. Они приступали к повседневным делам — кто-то вслед за Свамиджи выходил из храма и шел на кухню, кто-то остался побеседовать с друзьями... Все они теперь знали, что их духовный учитель остро ощущает разлуку с Кришной. Они не сомневались, что он погрузился в глубокий экстаз, поскольку, находясь рядом с ним в этом долгом, необычном молчании, они ощутили отблеск его любви к Кришне.
Ученики предложили Свамиджи провести киртан на пляже. Из-за этого во вторник вечером в храме не было ни киртана, ни лекции. Свамиджи сел в машину одного из преданных, на заднее сиденье. Около десятка инициированных учеников и пара собак заняли места в других автомобилях, и все вместе они отправились на побережье. Когда машины прибыли на место, несколько преданных побежали по берегу, чтобы набрать плавника и развести костер в тени песчаной дюны.
С океана дул прохладный вечерний ветер. На Свамиджи было длинное клетчатое пальто поверх хлопчатобумажной фуфайки с капюшоном. Во время киртана он хлопал в ладоши и танцевал, в то время как другие, взявшись за руки, водили вокруг него хоровод. На закате преданные повернулись лицом к океану и, подняв руки, что было сил запели: «Хари-и-и-и-и бол!». Но шумные волны, набегающие на берег, и сильный ветер почти заглушили их киртан.
Собравшись вокруг костра, преданные стали закапывать в горячие угли обернутые в фольгу клубни картофеля и яблоки с начинкой из коричневого сахара и изюма. Идея провести вечер у океана принадлежала преданным, но Свамиджи с огромным удовольствием поучаствовал в этом веселом киртане по-калифорнийски.
Харидас и Хаягрива сочинили песню о мудреце Нараде Муни и спели ее Свамиджи.
Знаете ли вы, кто первый
Вечный космонавт в этой вселенной?
Кто первым разослал свои громкие, громкие позывные
По всем космическим передающим станциям?
От громких звуков его песен
Планеты сходят с орбит.
Но не спеши называть меня ненормальным,
Ведь я говорю о Нараде Муни,
Который поет:
ХАРЕ КРИШНА, ХАРЕ КРИШНА,
КРИШНА КРИШНА, ХАРЕ ХАРЕ,
ХАРЕ РАМА, ХАРЕ РАМА,
РАМА РАМА, ХАРЕ ХАРЕ...
Свамиджи смеялся. Ему нравилось все, что содержало в себе мантру Харе Кришна. И он попросил их сочинить побольше таких песен для соотечественников.
Гуляя вдоль берега, они набрели на старую, полуразрушенную ветряную мельницу.

— Мукунда, — сказал Свамиджи, вы должны обратиться к властям и сказать, что мы восстановим эту мельницу, если нам позволят построить на этом месте храм.

Сначала Мукунда подумал, что Свамиджи шутит, но потом заметил, что он совершенно серьезен. Мукунда пообещал спросить.
На прогулке Свамиджи, в своем не по размеру большом пальто, застегнутом на все пуговицы, был центром внимания любящих учеников. Вдоволь нагулявшись, Свамиджи вместе со всеми сел на большое бревно, чтобы отведать печеной картошки с маслом. Закончив, он бросил остатки собакам.
Небо темнело, высоко над океаном загорались звезды. Преданные столпились вокруг Свамиджи, чтобы провести заключительный киртан. Затем, как и в храме, они склонились до земли, а Свамиджи стал читать молитвы Господу и парампаре. Но закончил он так: Слава собравшимся преданным! Слава собравшимся преданным! Слава Тихому океану!
Все засмеялись. Свамиджи выполнил желание своих учеников: они вместе насладились вечерним киртаном и пикником на берегу океана. А они в свою очередь выполнили его желание: пели маха-мантру и понемногу становились преданными Кришны и просто счастливыми людьми.
Хаягрива сидел в комнате Свамиджи и выжидающе смотрел на него. Несколько дней назад он нашел в библиотеке пьесу о Господе Чайтанье и принес ее Свамиджи. Но тот сказал, что ее содержание не заслуживает доверия, и решил сам сочинить сценарий для пьесы и позвал Хаягриву, чтобы его записать.
— Я дам тебе сюжет, — сказал он. — Вам останется только поставить пьесу.

Готовясь рассказывать о событиях из жизни Господа Чайтаньи, Свамиджи пребывал в легком и веселом расположении духа. Он сделал набросок двадцати трех сцен и теперь хотел подробно рассказать о каждой. Хаягрива не успел толком разобраться, что Свамиджи собирается делать, и не был еще готов конспектировать, а Свамиджи уже начал описывать первую сцену.
— Первая сцена, — начал он. — По дороге движется санкиртана, такая же, как у нас с вами. Замечательная процессия: с мридангой, караталами и рожком. А все вокруг поют — как обычно. Надо организовать очень хорошую процессию.
Во второй сцене появляется Кали, очень уродливый темнокожий человек, облаченный в дорогие царские одежды. Его царица тоже очень уродлива. Они встревожены. Они говорят между собой: «Началось движение санкиртаны. Как же теперь нам продолжать свои дела в этот век раздоров, Кали-югу?». В этом эпизоде в углу появляются двое-трое пьяниц, собутыльников. Такая будет сцена. В центре сидят олицетворенный век раздоров и его жена. В одном углу пьют, в другом кто-то заигрывает с женщиной. На остальном пространстве разыгрываются сцены азартных игр и убийства коровы. Вот так это должно выглядеть. А в середине — уродливый Кали разговаривает со своей уродливой женой: «Мы в опасности. Началось движение санкиртаны. Что же делать?». На этом сцена заканчивается.
Затем начинается прекрасная третья сцена — танец раса.
Тут Хаягрива прервал Свамиджи. У него были свои соображения насчет того, что он называл «драматической экспозицией».

— Я думаю, — сказал Хаягрива, четко выговаривая слова, — что происходящее должно относиться ко всему миру. То есть имена можно оставить индийские, но, мне кажется, описанную вами сцену с Кали и его супругой Порочностью, а также сцену с флиртом и скотобойней можно изобразить на западный манер.
Свамиджи не возражал, однако опасался, не подумали бы зрители, что имеются в виду только жители Запада — как будто только они вступают в недозволенные половые отношения. Хаягрива хотел было ответить, но решил, что не время цепляться к словам, а Свамиджи не терпелось продолжить рассказ об играх Господа Чайтаньи.
Бхактиведанта Свами: Танец раса выглядит так: Кришна и Радхарани стоят в центре, а вокруг Них — гопи. Помнишь, как недавно в парке люди танцевали с нами, взявшись за руки? Что-то вроде этого.
Хаягрива: Да, да.
Бхактиведанта Свами: Итак, один Кришна и одна гопи. Они танцуют. Такая сцена. Затем танец прекращается и Кришна ведет беседу со Своими подругами. Кришна обращается к ним: «Дорогие подруги, вы пришли ко Мне глубокой ночью, но это нехорошо, поскольку долг каждой женщины — угождать мужу. Вы пришли сюда в столь поздний час. Что же подумают ваши мужья? Поэтому, пожалуйста, возвращайтесь домой».
Гопи отвечают: «Как Ты можешь так говорить? Мы всем сердцем стремились к Тебе, преодолев множество трудностей. Не пристало Тебе гнать нас прочь». Вся беседа должна продолжаться в таком духе: Кришна просит их вернуться домой, а гопи настаивают: «Нет, давай продолжим танец раса!».
Затем, когда танец раса заканчивается, гопи уходят, а Кришна говорит: «Эти гопи для Меня дороже самой жизни. Они такие искренние преданные, что ни семейные обязанности, ни боязнь потерять доброе имя их не остановили. Они пришли ко Мне. Чем же Я могу им отплатить?». Итак, Он думал: «Чем же Мне отплатить им за эту экстатическую любовь? Я не смогу вернуть им долг, пока не встану Сам на их место, чтобы понять Себя. Сам Себя Я понять не могу. Я должен встать на место гопи и почувствовать, как они любят Меня».
Придя к такому выводу, Он принял облик Господа Чайтаньи. Поэтому Кришна темного цвета, а Господь Чайтанья — такого же цвета, как гопи. Вся жизнь Господа Чайтаньи — демонстрация любви гопи к Кришне. Все это нужно показать в третьей сцене. Что-то хочешь спросить?
Хаягрива: Вот поэтому Он решил прийти как Господь Чайтанья?
Бхактиведанта Свами: Господь Чайтанья, да.
Хаягрива: Для того чтобы...
Бхактиведанта Свами: Чтобы увидеть Кришну глазами гопи. Например, у нас с тобой есть какие-то отношения. Ты личность, и я личность. Но если я хочу понять, почему ты так предан мне, почему ты так любишь меня, то должен поставить себя на твое место. Это естественно. Это и следует показать.
Свамиджи рассказывал и объяснял истории одну за другой. Большинство из них Хаягрива слышал впервые. Порой он не мог правильно записать или даже произнести имена героев. Он не знал, кто была мать Господа Чайтаньи и был ли Нитьянанда преданным. А когда Свамиджи рассказал историю о Кшира-Чора-Гопинатхе, Божестве, укравшем для Своего преданного сгущенное молоко, то Хаягрива совсем запутался и решил, что сгущенное молоко украл Сам Господь Чайтанья.
Бхактиведанта Свами: Нет. О, ты что, не слушал? Чайтанья, увидев Божество, сел и стал смотреть на Него, а Нитьянанда Прабху тем временем рассказывал историю, почему это Божество стали называть Кшира-Чора-Гопинатхой. Ты что, не следишь за моим рассказом?
Хаягрива (собираясь с мыслями): Нитьянанда?
Бхактиведанта Свами: Нитьянанда сопровождал Господа Чайтанью...
Хаягрива: Нитьянанда рассказывал это Господу Чайтанье?
Бхактиведанта Свами: Да, Божество звали Кшира-Чора-Гопинатха. В этой истории (Свамиджи повторял это уже в третий раз) рассказывается, что когда-то это Божество украло для Своего преданного горшочек сгущенного молока.
Хаягрива: Хорошо. А какое отношение это имеет к Господу Чайтанье?
Бхактиведанта Свами: Господь Чайтанья был в этом храме. В те времена путь из Бенгалии в Джаганнатха-Пури проходил через то место, где стоял храм Кшира-Чора-Гопинатхи. Поэтому обычно все посещали этот храм. Некогда этот храм посетил и Мадхавендра Пури. Именно для него Гопинатха украл сгущенное молоко. С тех пор это Божество называют Кшира-Чора-Гопинатха. Эту историю рассказали Чайтанье Махапрабху. Сидя перед Божеством и слушая этот рассказ, Чайтанья Махапрабху радовался, что Господь так милостив и ради Своего преданного может даже что-то украсть. Это очень важно. Нужно изобразить очень красивый храм с Божеством на алтаре. Туда входит Господь Чайтанья, поющий «Харе Кришна». Там Он видит церемонию поклонения, арати. Это тоже нужно показать. И небольшую историю. Этого достаточно.
Когда Свамиджи рассказывал о визите Господа Чайтаньи в храм Сакши-Гопалы, Хаягрива опять сбился.

— Ты следишь за моим рассказом? — спросил Свамиджи.
— Нет, — выдавил Хаягрива. — Нет.
В конце концов Хаягрива перестал задавать вопросы и перебивать. Он практически ничего не знал ни о том, кто были герои, ни об их характерах, но стоило ему хотя бы немного узнать об этом, он пытался загнать их в рамки своей «драматической экспозиции». В действительности Свамиджи не только не возражал против вопросов Хаягривы, но даже приветствовал их, желая, чтобы Хаягрива понял, как поставить пьесу. Однако Хаягрива решил пока просто послушать.
Всего за час Свамиджи рассказал множество историй из первой половины жизни Господа Чайтаньи: о том, как, будучи пятилетним мальчиком, Он дразнил брахманов на берегу Ганги, о Его движении гражданского неповиновения против мусульманского судьи, о том, как в возрасте 24-х лет Он отрекся от мира, о Его последней встрече с любимой матерью, о Его дороге в Пури и путешествии по Южной Индии, о Его встречах и беседах с учениками, такими как Сарвабхаума, Рамананда Рай, Рупа Госвами и Санатана Госвами.
В конце концов утреннее расписание Свамиджи вынудило его прервать беседу. Настало время омовения и обеда. Было решено продолжить на следующий день.
Во второй раз Хаягрива слушал внимательнее, и трансцендентные сцены быстро сменяли одна другую. Описывая каждый эпизод, излагая слова и мысли Господа и Его спутников, Свамиджи, казалось, сам наблюдал за этими событиями. Особые чувства в нем вызвал рассказ о Господе Чайтанье и Харидасе Тхакуре.
— Харидас Тхакур родился в мусульманской семье, — начал Свамиджи. — Так или иначе он стал преданным и повторял святое имя триста тысяч раз в день: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе». Чайтанья Махапрабху объявил его ачарьей, великим учителем повторения святого имени. Поэтому мы прославляем его как намачарью: намачарйа харидаса тхакура ки джайа! Он был провозглашен ачарьей, великим знатоком науки о повторении «Харе Кришна».
Когда Господь Чайтанья принял санньясу, Харидас решил: «Дорогой Господь, Ты покидаешь Навадвипу. Какой мне смысл теперь жить? Возьми меня с Собой или позволь умереть».
На это Чайтанья Махапрабху ответил: «Нет. Зачем тебе умирать? Ты пойдешь со Мной». Он взял его в Джаганнатха-Пури. Харидас считал себя выходцем из мусульманской семьи, поэтому никогда не входил в храм Джаганнатхи. Но Чайтанья Махапрабху поселил его в доме Кашинатхи Мишры. Здесь Харидас повторял мантру, а Чайтанья Махапрабху посылал ему прасад. Так проходили его дни. Не было и дня, чтобы Чайтанья не навестил Харидаса.
Свамиджи хотел, чтобы в пьесу вошла сцена ухода Харидаса Тхакура.
Хаягрива: Это тот самый Харидас, которого мусульмане бросили в реку?
— Да, — ответил Свамиджи.
У Хаягривы невольно вырвалось: Так значит, он умирает прямо в пятой сцене?
Вопрос смутил Свамиджи. Хаягрива вновь продемонстрировал скудость своих духовных познаний: он говорил об уходе Харидаса как о смерти обычного человека.
— Ладно, — понял свою ошибку Хаягрива. — Как же там было дело?
Бхактиведанта Свами: Это событие очень важно. Чайтанья Махапрабху был брахманом и санньяси. Согласно порядкам, царившим тогда в обществе, Ему не полагалось даже касаться мусульманина. Харидас Тхакур был мусульманином, и все же, когда он умер, Чайтанья Сам взял его тело на руки и танцевал с ним. Он похоронил его и устроил раздачу прасада.
Поскольку Харидас был мусульманином, он не входил в храм Джаганнатхи — индусы очень строго за этим следили. Харидас был преданным, но он думал: «Зачем я буду создавать беспокойства?» Чайтанье Махапрабху очень нравилось скромное поведение Харидаса. Даже став преданным, Харидас не требовал, чтобы его пустили в храм. Но Чайтанья Махапрабху каждый день Сам приходил к нему. Отправляясь к морю, Он сначала заходил к Харидасу: «Харидас, что ты делаешь?». Харидас кланялся, а Господь садился и какое-то время беседовал с ним. Затем Чайтанья Махапрабху шел совершать омовение.
Так продолжалось какое-то время, пока однажды Чайтанья не заметил, что Харидас чувствует себя неважно. «Харидас, как твое здоровье?».
«Да, господин, не очень хорошо... В конце концов, это — материальное тело».
Через два дня Чайтанья Махапрабху увидел, что Харидас вот-вот оставит тело. Он спросил: «Харидас, чего бы ты хотел?». Они оба понимали, о чем идет речь. Харидас ответил: «Мой час настал. Если бы Ты милостиво согласился остаться со мной...».
Свамиджи полностью погрузился в напряженное эмоциональное переживание этой сцены, словно она разворачивалась у него на глазах. Он закрыл глаза и застонал: «М-м-м...» Воцарилось молчание. Затем он продолжил, медленно, запинаясь: Итак, Чайтанья Махапрабху стоял перед ним... и тот оставил тело.

Он глубоко вздохнул и замолчал. Хаягрива сидел, уставившись в пол. Когда он поднял глаза, то увидел, что духовный учитель плачет.
Свамиджи быстро набросал последние эпизоды своего сценария.

— Теперь пиши, — сказал он Хаягриве, — а я добавлю или подправлю. Это был просто конспект, набросок. Разработка за тобой.

Хаягрива вышел. Материала было много, и он очень сомневался, что когда-нибудь напишет эту пьесу. Но он был бесконечно благодарен Свамиджи за эту удивительную беседу.
Стэнфордский университет. Бхактиведанта Свами начал киртан. Он сидел в комнате отдыха для студентов, на столике для игры в бридж, и в маленький микрофон пел мантру. Ученики ему подыгрывали. Сначала собралось около двадцати человек, но постепенно зрителей становилось все больше и больше. Все пришедшие присоединялись к пению. Скоро комната преобразилась до неузнаваемости: более двухсот студентов, большинство из которых слышали мантру Харе Кришна впервые, танцевали и пели не хуже, чем самые раскованные хиппи с Хайт-Эшбери. Киртан шел больше часа.
Затем, обращаясь к студентам, Свамиджи объяснил, чему они только что стали свидетелями:
— Этот танец «Харе Кришна» — лучший способ избавиться от иллюзорного представления о себе как о теле. Наше Общество пытается передать миру этот бесценный дар Господа. Даже не понимая слов мантры, вы ощутили экстаз, побудивший вас танцевать.
Затем Свамиджи ответил на вопросы. Все шло как обычно, пока кто-то не спросил, что Бхактиведанта Свами думает по поводу призыва студентов в армию. Свамиджи ответил, что, раз они сами избрали себе такое правительство, какой толк теперь жаловаться, что оно гонит их на войну? Но некоторые из студентов — те самые, которые еще минуту назад пели и танцевали, — подняли крик: "Нет! Нет!". Свамиджи попытался обосновать свою точку зрения, но студенты в гневе стали кричать еще громче и устроили настоящий бедлам. В конце концов Свамиджи взял караталы и снова запел. Бунтовщики ушли.
На следующий день газета «Пало-Альто таймс» поместила на первой полосе рассказ об этом событии, с большим заголовком и фотографией киртана.
Визит Свами в Стэнфорд был отмечен древним экстатическим танцем.
Те, кто привык не отставать от моды, уделите минуту внимания этой статье. Появился новый танец, который скоро охватит всю страну. Он называется «свами».
Не исключено, что он вытеснит фраг, ватуси, свим* и даже старую добрую польку.

* — «Фраг», «ватуси», «свим» — так называемые «пляжные танцы», очень популярные в Америке 1960-х годов, с характерным размеренным покачиванием бедер и особыми движениями рук. — Примеч. ред.
Почему? Потому что вы можете совершать любые движения и в то же время ощутить истинное счастье. Этот танец поможет вам избавиться от иллюзии, что вы и ваше тело неразделимы...
Пение начиналось спокойно, но по мере того, как к нему присоединялись люди, набирало мощность.
Через полчаса длинноволосый юноша с тремя рядами красных бус на шее поднялся и начал танцевать. В экстазе он закрыл глаза, а руки поднял на высоту плеч, ладонями вверх.
Вскоре его примеру последовали две девушки. У одной на шее висели нанизанные на шнурок бубенцы.
К ним присоединился бородатый парень в ярко-розовой шапочке. При этом он не прекращал бить в бубен.
Свами стал петь в стоящий перед ним микрофон, чем побудил других петь и топать громче.
Симпатичная девушка в сари танцевала, словно погрузившись в гипнотический транс.
Невысокий, смуглый, опрятно одетый человек в костюме и галстуке сбросил туфли и присоединился к танцующим. То же самое сделал и молодой профессор математики. В уголке раскачивалась и кружилась красивая трехлетняя девочка со светлыми волосами.
Вскоре почти все пели и танцевали. Темп убыстрялся. На лицах выступил пот, в помещении становилось жарко.
Затем все закончилось.
Бхактиведанте Свами понравилась статья, и он попросил сделать с нее несколько копий.

— Как они назвали танец? — засмеялся он. — «Свами»?

Сверху, над фотографией киртана, он написал: «Когда Свами Бхактиведанта поет свое гипнотическое „Харе Кришна“, все присоединяются к нему в полном экстазе».
Преданные привезли Свамиджи в Христианский союз молодежи, где аудитория состояла почти исключительно из детей. Преданные украсили зал плакатами с изображениями Кришны и повесили большой транспарант с текстом маха-мантры. Во время киртана дети тоже пели. Перед самой лекцией Гурудас напомнил Свамиджи: «Может, стоит говорить попроще — им всем от 9 до 14 лет?». Свамиджи молча кивнул.
— Кто из вас самый разумный? — начал он.

Никто не откликнулся. Но вот какой-то двенадцатилетний мальчуган, подталкиваемый своими учителями и товарищами, поднял руку. Свамиджи поманил его к себе. На мальчике были очки с толстыми линзами, шорты и спортивная курточка, волосы — очень аккуратно зачесаны назад.

Указав на его голову, Свамиджи спросил: «Что это?».
Мальчуган чуть было не хмыкнул, услышав такой простой вопрос: «Моя голова!».
Тогда Свамиджи указал на его руку и спокойно продолжил: «А это что такое?».
— Моя рука! ответил мальчик.
Затем Свамиджи показал на его ногу и спросил: «А что это?».
— Моя нога,мальчик по-прежнему смотрел недоверчиво.
— Верно, — сказал Свамиджи. — Ты говоришь "моя голова", "моя рука", "моя нога", "мое тело". Но где же ты сам?

Мальчик совершенно растерялся, не зная, что и ответить на этот простой вопрос.
— Мы говорим "моя рука", — продолжал Свамиджи. — Но кто владеет этой рукой? Когда мы говорим "моя рука", это значит, что рука кому-то принадлежит. Но где живет этот кто-то? Я не говорю: "Я — рука". Я говорю: "Моя рука". Итак, я и моя рука — не одно и то же. Я нахожусь в своем теле, а вы в своем. Но я — не тело, и вы — не тело. Мы отличны от тела. Быть по-настоящему разумным значит понимать, кто вы такой.
«Психоделический магазин» на Хайт-Эшбери был популярным местом встреч хиппи, и Свамиджи неоднократно получал приглашения прочитать там лекцию. После фестиваля «Мантра-рок данс» хиппи — владельцы магазина повесили в окне вывеску «Ночь сознания», а в дальней части помещения открыли комнату для медитации. Но поскольку хиппи в этом магазине почти всегда находились в состоянии наркотического опьянения, ученики Свамиджи отговаривали его от визита туда. Но хиппи продолжали умолять. В конце концов преданные смягчились и сказали Свамиджи, что, может быть, и стоит туда сходить.
Итак, в один из субботних вечеров Свамиджи и двое преданных вышли на Хайт-стрит и направились в «Психоделический магазин». На улицах толпилась молодежь: хиппи, сидящие вдоль тротуара и торгующие папиросами с гашишем и прочими наркотическими принадлежностями; гомосексуалисты; безумно одетые ребята с раскрашенными лицами. Тут и там парни и девушки собирались в небольшие группы, чтобы покурить марихуану, выпить, попеть и поиграть на гитарах — обычный вечер на Хайт-стрит.
В «Психоделическом магазине» было не продохнуть от дыма табака и марихуаны, смешанного с алкогольными парами и запахом пота. Свамиджи вошел в комнату для медитации, задрапированную тканью в полоску, и сел. Комната была забита хиппи, многие из которых лежали на полу в невменяемом состоянии, глядя на него из-под полуопущенных век. Хотя говорил он тихо, само его присутствие каким-то образом удерживало их внимание. Аудитория была довольно вялой, но все же смогла по достоинству оценить его слова, и, когда Свамиджи закончил, те, кто был еще в сознании, выразили ему свое одобрение.
В субботу, 1 апреля, незадолго до своего отъезда из Сан-Франциско, Свамиджи получил приглашение от Лу Готлиба, возглавлявшего «Ранчо „Утренняя звезда“» — коммуну хиппи-нудистов. Преданные объяснили Свамиджи, что «Утренняя звезда» — это сообщество молодых людей, живущих в лесу. Эти хиппи тянулись к духовному. Они выращивали овощи и поклонялись солнцу. Они брались за руки и слушали ветер. И, само собой разумеется, у них не было недостатка в наркотиках и свободном сексе.
Утром Лу заехал за Свами. Они немного побеседовали, и Свамиджи угостил его расагуллой (творожным шариком, пропитанным сахарным сиропом). Сразу же после этого они выехали в «Утреннюю звезду», расположенную примерно в ста километрах к северу от Сан-Франциско.
Лу Готлиб: Я попросил Свамиджи пристегнуть ремень. Но он отказался. Он сказал, что все в руках Кришны, или что-то вроде этого. По дороге я демонстрировал ему свои обширные познания, обретенные благодаря чтению биографии Рамакришны. Тогда Бхактиведанта дал мне лучший совет из когда-либо слышанных мною. Мы говорили о Рамакришне, Вивекананде, Ауробиндо, о том о сем. И он сказал, мягко положив мне руку на колено: «Знаете, когда вы встали на истинный путь, все дальнейшие исследования по сравнительному религиоведению — просто чувственное наслаждение».
Ранчо «Утренняя звезда» располагалось на территории бывшей птицефермы, в лесу из секвой, где деревья достигали в высоту шестидесяти метров. Часть земли была расчищена под поля. Там стояли палатки, несколько небольших хижин, непрочных на вид, и два или три шалаша на деревьях. Единственным приличным домом, стоявшим в стороне от других, был дом самого Лу, бывший курятник. В коммуне постоянно проживало около ста человек, а по выходным, если была хорошая погода, их число увеличивалось до трехсот, за счет приезжавших поработать на земле или просто побродить нагишом и "словить кайф".
Свамиджи приехал прекрасным солнечным днем, в час пополудни. Он хотел немного отдохнуть, и Лу предоставил в его распоряжение свой дом. Прогуливаясь возле домика, Свамиджи заметил несколько обнаженных мужчин и женщин, работавших с мотыгами на огороде. Один из них, невысокий, коренастый юноша, Герби Брессак, прервал работу и подошел поздороваться.
Герби: Лу Готлиб представил нас друг другу. В это время мы как раз сажали картошку. Он сказал: «Это Свами Бхактиведанта». Я вышел с огорода и пожал Свамиджи руку. Я сказал: «Привет, Свами». Он спросил меня: «Что вы делаете?». Я ответил, что мы сажаем картошку. Тогда он снова спросил: «Что вы делаете со своей жизнью?». Я ничего не ответил.
Через несколько минут Свамиджи был готов начать киртан. Вместе с Лу он вышел на холмистый луг, где хиппи соорудили для него беседку из диких цветов, формой напоминавшую раковину, и поместили в нее деревянное сиденье. Свамиджи уселся и начал петь. Члены коммуны, с нетерпением ожидавшие приезда Свами, с радостью приступили к совместной медитации.
Майк Морисси: Кто-то из нас был одет, кто-то — нет. Некоторые танцевали. Но Свами не смотрел на наши тела, он смотрел на души и проливал на нас милость, в которой мы так нуждались.
Киртан прошел на ура. На одного из членов коммуны он произвел такое впечатление, что он решил тут же одеться и вернуться в Сан-Франциско вместе со Свами. Лекция была очень короткой, и сразу после нее Свамиджи направился к автомобилю, пожимая хиппи руки и обмениваясь с ними любезностями.
В тот раз он мало говорил о философии, но его киртан произвел на обитателей «Утренней звезды» огромное впечатление. Готовясь уехать, он сказал одному молодому человеку: «Продолжайте повторять мантру Харе Кришна». И они последовали этому совету.
Лу Готлиб: Свами был чрезвычайно разумный человек и хорошо знал свое дело. В нем не было и тени ханжества. Он не корчил из себя святого, не "возводил-молчаливо-глаза-к-небу". Единственное, что я помню, это то, что находиться с ним было очень приятно. Было какое-то невероятное чувство уверенности и покоя. Не было никаких сомнений в том, что маха-мантра, если хотя бы раз ее услышать, навсегда останется в вашей голове. Она никогда не прекратит своего действия. Она проникает в каждую клетку тела, пробуждает ДНК... или что-то вроде того. Вскоре после этого добрая половина хиппи из «Утренней звезды» начала серьезно повторять мантру. Те, кто это делал, были очень искренними людьми, ищущими Бога. Их желание было на тысячу процентов искренним, особенно если учесть обстановку, в которой они находились. Все они раньше принимали наркотики, это точно. Но не подлежит сомнению и то, что, соприкоснувшись с маха-мантрой, они тут же всё это бросили.
Небрежно набросив на плечи чадар, Свамиджи остановился у открытой двери автомобиля и в последний раз, прощаясь, взглянул на преданных и храм в помещении магазинчика. Теперь это уже не просто магазинчик, а нечто куда более значительное: Нью-Джаганнатха-Пури. Он приехал сюда, выполняя волю Шрилы Бхактисиддханты Сарасвати. Кто из его духовных братьев мог представить себе, до какой степени безумными окажутся эти американские хиппи, одурманенные наркотиками и кричащие: «Я — Бог!»? Так много юношей и девушек, несчастных и безумных, несмотря на все свое богатство и образование! Но сейчас благодаря сознанию Кришны некоторые из них обретали счастье.
В день его приезда в Сан-Франциско репортер спросил у него, почему он приехал именно в Хайт-Эшбери. «Потому что здесь можно недорого снять квартиру», — ответил Свамиджи. Он хотел распространить Движение Господа Чайтаньи — зачем еще ему было приезжать в этот обшарпанный магазинчик и жить рядом с китайской прачечной и бесплатным магазином диггеров? Журналисты спросили его, приглашает ли он в свое Движение хиппи и богему? «Да», — сказал он, — «я приглашаю всех». Но он знал, что, присоединившись к нему, они уже не будут такими, какими были до этого.
Сейчас преданные жили одной семьей. Те, кто будет выполнять его указания, сумеют сохранить свою силу. Если они будут искренни, Кришна поможет им. В храме находится Господь Джаганнатха, и они должны поклоняться Ему с верой и преданностью. Повторяя мантру Харе Кришна и следуя указаниям своего духовного учителя, они непременно очистятся.
Вместе с несколькими учениками Свамиджи сел в машину, и они поехали в аэропорт. За ними следовало несколько автомобилей, заполненных преданными.
В аэропорту преданные плакали. Чтобы как-то успокоить их, Свамиджи пообещал, что вернется, если они устроят Ратха-ятру.

«Вы должны организовать процессию, которая пройдет по главной улице города», — сказал он. — «Сделайте все как следует. Мы должны привлечь как можно больше людей. В Джаганнатха-Пури этот праздник проводят каждый год. В это время Божество Джаганнатхи выходит из храма».
Свамиджи знал, что должен будет вернуться, чтобы сберечь нежные ростки преданного служения, которые он посадил в их сердцах. Если он не приедет, его ученики-неофиты вряд ли выживут в океане материальных желаний под названием Хайт-Эшбери. Он несколько раз повторил, что обязательно к ним вернется. Он просил их сотрудничать друг с другом: Мукунду, Шьямасундару, Гурудаса, Джаянанду, Субала, Гаурасундару, Хаягриву, Харидаса и девушек.
Всего два с половиной месяца назад он прибыл сюда, в этот аэропорт, где его встречала толпа молодых людей, поющих мантру Харе Кришна. Многие из них теперь были его учениками, хотя едва ли сознавали свою духовную природу и вряд ли исполняли все данные ими обеты. И все же, покидая их, он не чувствовал угрызений совести. Он знал, что некоторые из них уйдут из сознания Кришны. Но он не мог остаться здесь навсегда. У него было не так много времени.
Бхактиведанта Свами, отец двух небольших групп преданных-новичков, нежно прощался с одной из них и направлялся на восток, туда, где совсем в другом настроении, радуясь предстоящей встрече, его ждала другая группа.
Следующие материалы:

ГЛАВА 25: Наш учитель еще не закончил свой труд

КАЗАЛОСЬ, НИЧТО не предвещало того, что здоровье Свамиджи пошатнется, а если какие-то признаки и были, то никто не обращал на них особого внимания. Оставив своих сан-францисских учеников и вернувшись к преданным в Нью-Йорк, Свамиджи ни слова не сказал о том, что ему нужно немного отдохнуть. После пяти с половиной часов полета он только посетовал на то, что ему заложило уши, но выглядел вполне здоровым. Он ни минуты не отдохнул и сразу после радостной встречи в аэропорту провел трехчасовую программу с лекцией и киртаном в храме на Второй авеню. Своим нью-йоркским ученикам он казался удивительно красивым и лучезарным. Его присутствие, его взгляды и слова — все это укрепляло в них сознание Кришны. Его преклонный возраст — а ему было уже за семьдесят — был для них лишь одним из его трансцендентных качеств. Свамиджи был их силой, и им никогда не приходило в голову подумать о его силе.
В храме, сидя на новом возвышении, за обитой бархатом подставкой для книг, Свамиджи сказал:
— Пока меня не было, здесь стало лучше.

На свежевыкрашенных белых стенах висели новые картины. В остальном это был все тот же маленький магазинчик, где было основано Международное общество сознания Кришны.
Он писал им, что хочет, вернувшись в Нью-Йорк, приехать в новое здание, но у них ничего не получилось. Мало того, по своей глупости они потеряли 6,000 долларов. Но он не стал напоминать им об этом, а сделал куда более важное наблюдение: преданные, несмотря на то, что гуру не было рядом с ними, духовно выросли, просто следуя его наставлениям.
Свамиджи радостно смотрел на свежевыкрашенные стены и сияющие лица учеников. Он объяснил, что человек прогрессирует в сознании Кришны, смиренно следуя по стопам духовного учителя. Свамиджи проиллюстрировал это следующим примером. Ученик механика может и не быть специалистом, но, завинчивая шуруп под личным наблюдением мастера, он действует, как специалист. Услышав это, многие преданные с облегчением вздохнули. Они знали, что отказаться от материальных желаний не так просто и что мгновенно стать совершенными, чистыми преданными они не смогут. Брахмананда даже написал стихотворение, в котором признавался, что если после многих жизней сможет внимательно повторить хотя бы один круг мантры Харе Кришна, то будет считать это величайшим успехом. Но Свамиджи объяснил, что, служа Кришне под руководством чистого преданного, они будут действовать, как чистые преданные, даже если ничего не понимают в любви к Кришне.
Но на следующее утро, когда фанфары по поводу приезда Свамиджи отгремели, стало заметно, насколько все-таки преданные зависят от присутствия рядом своего духовного лидера. Количество посетителей сократилось до десятка верных друзей. Свамиджи молча вошел в магазинчик и начал киртан. Но когда настала очередь преданных петь и Свамиджи услышал их хор, он посмотрел на них с удивлением и жалостью. Он услышал слабые голоса, больше похожие на кваканье, чем на пение, и ему стало ясно: за время его отсутствия они все-таки деградировали! Пока его не было, киртаны изменились, и теперь он слышал, что стало с его учениками: сейчас они — беспомощные души, "квакающие" безжизненно и безрадостно.
Свамиджи читал лекцию по «Чайтанья-чаритамрите».

— Когда я летел сюда из Сан-Франциско, то обратил внимание, что самолет летит над океаном облаков. Когда я плыл из Индии на корабле, то видел океан воды, а с самолета открывался вид на необозримый океан облаков. Над облаками сияло солнце, но когда в Нью-Йорке мы опустились под облака, на землю, все вокруг оказалось сумрачным и туманным. Но солнце по-прежнему светит. Эти облака не могут закрыть весь мир. Они не могут закрыть даже Соединенные Штаты Америки, а ведь Америка — просто песчинка во Вселенной. С самолета небоскребы кажутся совсем крошечными. Аналогичным образом, с точки зрения Бога, все эти материальные глупости незначительны. Как живое существо я очень незначителен и всегда стремлюсь вниз. Но солнце не стремится вниз. Оно всегда над облаками майи...
Один парень, из новеньких, поднял руку:
— Почему одна душа приходит к сознанию Кришны, а другая нет?
Свамиджи ответил, задав встречный вопрос:
— Почему одна душа оказывается на Бауэри, а другая — в храме Кришны?

Свамиджи выдержал паузу, но никто не ответил.

— Потому что один хочет быть здесь, а другой нет. Все дело в свободе воли. Если мы правильно воспользуемся ею, то сможем отправиться к Кришне. Иначе мы останемся в материальном мире.
У каждого было что спросить. Целый день преданные заходили к Свамиджи в комнату, желая задать свои вопросы, практические и философские. Они вновь получили возможность близко общаться со своим духовным учителем. И снова Свамиджи указывал Ачьютананде, что готовить на обед, попутно объясняя, что опытный слуга заранее знает, чего хочет духовный учитель, и тому не нужно даже просить об этом.
Зашел Сатсварупа, чтобы показать Свамиджи отпечатанные листы «Учения Шри Чайтаньи». Обязанности Сатсварупы оставались теми же, что и прежде, но теперь, оказавшись лицом к лицу со Свамиджи, он понял, что должен печатать и редактировать еще прилежнее. Он попросил разрешения уволиться из отдела социального обеспечения, но Свамиджи не позволил.
Джадурани по-прежнему занималась живописью в дальней комнате квартиры Свамиджи. Забыв о своей стеснительности, она засыпала его вопросами, как рисовать Кришну.

— Как выглядит Господь Вишну, пребывающий в сердце? — спросила она. — Он сидит или стоит?
Свамиджи ответил:
— О, чтобы узнать это, тебе придется заниматься медитацией тысячи лет.

Джадурани испуганно уставилась на него. Тогда Свамиджи сказал: «Он стоит», и Джадурани, счастливая, отправилась рисовать.
Когда однажды Джадурани пожаловалась на слабое здоровье, Свамиджи попросил Ачьютананду проследить, чтобы она два раза в день получала молоко. Через окно, выходившее в дальнюю комнату, в которой печатали, рисовали и иногда даже что-то строили, Свамиджи однажды наблюдал, как Джадурани работает над картиной, изображающей Господа Чайтанью в группе санкиртаны. Когда она начала писать в нижней части картины слова маха-мантры, Свамиджи сказал через окно:
— Не пиши там маха-мантру.
— Но вы же сами велели мне ее здесь написать, — удивилась она.
— Я передумал. Маха-мантра не должна быть ниже Чайтаньи Махапрабху.
Один за другим к Свамиджи приходили его старые нью-йоркские ученики: Гаргамуни, казначей храма, который сообщил, что благовония и пластинки с мантрой Харе Кришна расходятся очень хорошо; Рая-Рама, редактор «Бэк ту Годхед», который пожаловался на несварение желудка; Рупануга, у которого была хорошая работа, но которому никак не удавалось убедить жену встать на путь сознания Кришны. Зашел даже мистер Чати, домовладелец, и пожаловался на поведение ребят.
Кроме того, Свамиджи встретился с новичком — Майклом Блумертом. Майкл лечился у психиатра (результат разрушительных экспериментов с наркотиками), и когда он начал ходить в храм, родители восприняли это как новую напасть. Однако, встретившись со Свамиджи, миссис Блумерт убедилась, что он настоящий духовный учитель. Впрочем, муж ее продолжал сомневаться.

— Мистер Блумерт, — сказал Свамиджи, — ваша жена разумнее вас.

Тот сказал, что хочет, чтобы сын помогал миру более осязаемо — став врачом. Свамиджи возразил, сказав, что врачей в мире много, но, несмотря на это, люди по-прежнему страдают. Но человек в сознании Кришны может полностью избавить людей от страданий, поэтому деятельность в сознании Кришны гораздо ценнее. Мистера Блумерта это не убедило, но он все-таки разрешил Майклу остаться с преданными и больше не ходить к психиатру. Несмотря на свое несогласие со Свами, он стал относиться к нему с уважением.
С Брахманандой Свамиджи обсуждал насущный вопрос о получении постоянной визы. С тех пор как в 1965 году он впервые въехал в страну, ему приходилось неоднократно продлевать визу, но сейчас иммиграционные службы отказали в дальнейшем продлении. Он не хотел уезжать из Штатов, но остаться мог только в том случае, если получит вид на жительство. Он подал заявление, но ответа пока не было.

— Ваши власти не хотят, чтобы я оставался тут, — говорил он, — поэтому, возможно, мне придется вернуться в Индию.
Перспектива возвращения Свамиджи в Индию очень пугала преданных. Даже на то, чтобы он уехал проповедовать на другой конец Соединенных Штатов, ученики согласились с трудом. Что уж говорить о его возвращении на родину! Они боялись, что снова могут пасть в материальный мир. Он поддерживал их духовную жизнь. Что они смогут без него? И Свамиджи разделял их чувства.
Брахмананде удалось найти адвоката, который сумел на какое-то время оттянуть рассмотрение вопроса в иммиграционной службе. Угроза депортации миновала. Свамиджи поговаривал о поездке в Монреаль и получении вида на жительство в Канаде, но основным его намерением было остаться в Америке и развивать то, что он начал.
Брахмананда рассказал Свамиджи о том, как идут дела с изданием «Бхагавад-гиты». Рукопись была готова, и сейчас ребята приценивались и думали, куда отдать книгу в печать, хотя достаточной суммы для публикации у них пока не набралось. К серьезным поискам они пока не приступали, но Свамиджи вдохновлял Брахмананду:
— Моя единственная надежда — это мои книги.
Брахмананда говорил и о тех 6,000 долларов, которые он потерял, отдав мистеру Пэйну. Свамиджи настаивал на возбуждении дела против аферистов. Он посылал Брахмананду консультироваться с разными адвокатами и попросил передать мистеру Пэйну и мистеру Тайлеру, что «Его Превосходительство» вернулся и собирается подать на них в суд.
Угрозы подействовали. Мистер Тайлер отдал большую часть вложенных денег, а мистер Пэйн вернул $750 из той тысячи, что он хитростью выманил у Брахмананды. Еще $1,000 пришлось заплатить адвокатам. Это была потеря, но Свамиджи сказал, что, когда имеешь дело с тигром, практически невозможно выйти из схватки невредимым.
В письме Киртанананде, который в то время находился в Монреале, Свамиджи поведал об успешном окончании дела, связанного с аферой Пэйна: «Сообщаю тебе радостную новость: по милости Кришны мне удалось вернуть 4,227 долларов... из $5,000 угодивших в пасть Сэра Жулика (Пэйна)».
Появились некоторые признаки, свидетельствующие о том, что Свамиджи следует позаботиться о своем здоровье. Впервые он плохо почувствовал себя в телестудии, когда принимал участие в телевизионном шоу Аллена Бёрка. Аллен Бёрк был известен тем, что мог сидеть к зрителям спиной, курил сигары и непристойно, а иногда даже оскорбительно общался со своими гостями, а если это задевало гостя, Бёрк старался окончательно вывести его из себя. Это было популярное шоу.
Прежде чем выйти в эфир, мистер Бёрк попросил у Свамиджи разрешения закурить, и Свамиджи вежливо согласился. Мистер Бёрк представил своего гостя как «настоящего свами». Когда он спросил, почему Свамиджи выступает против секса, тот ответил, что это неправда. Просто половые отношения должны быть ограничены браком и иметь своей целью появление детей, обладающих сознанием Кришны. Но мистер Бёрк упорствовал, желая выяснить, чем плох секс вне брака. Свамиджи ответил, что истинная цель человеческой жизни — осознать свою истинную природу. Но когда постоянно занят мыслями, где бы найти себе нового партнера, невозможно сохранить умиротворенное состояние ума, необходимое для самоосознания. Мистер Бёрк согласился. Он вел себя как никогда корректно, а в конце назвал Свамиджи «очаровательным джентльменом».
По дороге в храм Свамиджи сказал, что свет софитов в студии вызвал у него сильную головную боль и в какой-то момент ему показалось, что он не выдержит до конца съемки.
Затем во время одной из лекций Рупануга, сидевший недалеко от Свамиджи, заметил, как у того дрожит рука. Несколько месяцев назад, на другой день после записи пластинки, Свамиджи проснулся поздно и жаловался на перебои в сердце и на то, что не может пошевелиться. Тогда за ним ухаживал Киртанананда.

— Если когда-нибудь я тяжело заболею, — сказал ему Свамиджи, — не зовите врача. Не кладите меня в больницу. Просто дайте мне четки и пойте мантру Харе Кришна.
Ученики считали, что не вправе ограничивать его. Правда, однажды Киртанананда все-таки попытался это сделать. Когда в «Авалоне» Свамиджи танцевал и прыгал, обливаясь потом, Киртанананда стал требовать, чтобы киртан немедленно остановили, но преданные обозвали его перестраховщиком.
Кроме того, Свамиджи не любил, когда его сдерживали. Да и кто они такие, чтобы сдерживать его? Он был полномочным представителем Кришны, способным преодолеть любые трудности. Он был чистым преданным и мог все. Разве он сам не говорил, что чистый преданный трансцендентен материальным страданиям?
Некоторое время назад Свамиджи написал письмо, утешая хворающего дедушку одного из своих учеников:
Причина всех наших болезней — материальное тело. Иногда, особенно в старости, мы вынуждены страдать от неудобств, связанных с телом, но если у нас развито сознание Кришны, мы не будем чувствовать боли. Поэтому лучший выход — постоянно повторять святое имя Господа.
Но преданные думали, что Свамиджи мог только давать добрые советы чьему-нибудь дедушке, а с ним самим ничего подобного случиться не могло. Конечно, он иногда называл себя стариком, но делал это в основном на лекциях, чтобы показать неотвратимость старости.
Преданным казалось, что у Свамиджи довольно крепкое здоровье. Его глаза блестели, отражая переживаемые им духовные эмоции, кожа была гладкой и золотистой, а улыбка свидетельствовала о здоровье и хорошем самочувствии. Однажды кто-то из учеников сказал, что у Свамиджи такая мужественная улыбка, что невольно приходит на ум выражение «здоров, как бык». Свамиджи каждый день принимал холодный душ, выходил рано утром на прогулку по Нижнему Ист-Сайду, играл на мриданге и с аппетитом ел. Даже если его ученики и хотели, чтобы он берег свои силы, много ли они смогли сделать?
Некоторые, правда, пытались удержать его от участия в скандальном «Собрании во имя всеобщей любви» в театре «Вилледж-Ист», но не потому, что это могло повредить его здоровью, — просто все боялись, что это помешает ему получить вид на жительство в США. Бхактиведанту Свами пригласили поучаствовать в этом шоу наряду с Алленом Гинзбергом, Тимоти Лири и целой вереницей рок-звезд. Сборы от концерта шли в фонд предвыборной кампании Луиса Абулафии, баллотирующегося в президенты от движения хиппи. Но когда о желании Бхактиведанты Свами услышал его знакомый юрист, он предупредил, что это может плохо сказаться на решении посольства о его дальнейшем пребывании в стране. Некоторые ученики разделяли опасения адвоката и тоже возражали против намерения Свамиджи. Тот было согласился с их аргументами, но в день, на который было назначено шоу, передумал и решил все-таки пойти.

— Я приехал сюда проповедовать сознание Кришны, — объявил он.

Пришло время выступить против лидеров ЛСД, претендующих на то, чтобы считаться духовными людьми. Незадолго до того Свамиджи говорил, что очень хочет попасть на это шоу, но не пойдет, поскольку ученики ему запрещают. Но тут он просто заявил, что пойдет, и точка!
Однако в самом конце мая Свамиджи почувствовал упадок сил. Он говорил о перебоях в сердце. Надеясь, что через день-два эти симптомы пройдут, Киртанананда попросил Свамиджи отдохнуть и не принимать посетителей. Но ему становилось все хуже и хуже.
Киртанананда: Свамиджи начал жаловаться, что у него отнимается левая рука. В левой половине его тела начались подергивания, а левая рука совсем перестала ему подчиняться. Казалось, что это каким-то таинственным образом угнетает его и причиняет ему моральную боль.
Ачьютананда: Это случилось в воскресенье, за два дня до Дня поминовения (в США 30 мая, день памятования о погибших в войнах. — Примеч. пер.). После обеда мы должны были проводить большую программу в одном из жилых кварталов города. Я поднялся, чтобы позвать Свамиджи, потому что преданные были уже готовы ехать. Свамиджи лежал белый как мел. Он сказал: «Послушай мое сердце». И я почувствовал в его груди мелкую дрожь.
Я спустился вниз, но не хотел пугать ребят и поднимать панику. Я подошел к Киртанананде и тихо сказал:
— У Свамиджи перебои в сердце.

Вдвоем с ним мы тотчас поднялись к Свамиджи. Он сказал:
— Массируйте здесь.

Я стал растирать ему грудь, он показал, как это нужно делать.

— Другие пусть идут на программу, а Ачьютананда может остаться. Если что-нибудь случится, он позовет вас, — сказал Свамиджи.
Ребята ушли на программу, а я стал ждать. Один или два раза он подзывал меня и приказывал быстрыми движениями растирать ему грудь. Вскоре ему стало лучше, и к нему вернулся обычный цвет лица. Я смотрел на него, открыв рот и не зная, что делать. Он взглянул на меня и спросил: «Почему ты сидишь без дела? Повторяй мантру Харе Кришна». Вечером у него снова начались приступы, поэтому я лег спать в соседней комнате. А поздно ночью он позвал меня, и я снова массировал ему грудь.
Киртанананда: Это произошло во вторник, в День поминовения. Я сидел в комнате Свамиджи. Внизу шел киртан, и в это время у него опять начались подергивания. Лицо Свамиджи напряглось. Он начал вращать глазами и внезапно откинулся. Я подхватил его. Он выдохнул: «Харе Кришна», и на этом все прекратилось. Я подумал, что это конец, но тут он снова стал дышать и повторять мантру Харе Кришна. Однако тело больше не подчинялось ему.
Брахмананда: Я был тогда вместе с Киртананандой. Это было воскресенье накануне Дня поминовения. Мы не могли понять, что происходит со Свамиджи. Он не мог сидеть, все время стонал, и никто не знал, в чем дело. Мы (я и Киртанананда) ухаживали за ним, делая все, что могли. Мне даже пришлось пойти и купить для него судно.
Левая сторона его тела была парализована. Он попросил, чтобы на стену перед ним повесили фотографию его духовного учителя. Думая, что Свамиджи готовится покинуть тело и хочет в эти последние минуты сосредоточиться на своем духовном учителе, Ачьютананда прикрепил фотографию к двери, чтобы Свамиджи мог на нее смотреть.
Преданные собрались в передней комнате его квартиры, и Свамиджи велел им петь «Харе Кришна». Затем он попросил их молиться Нрисимхадеве — одной из вечных форм Господа Кришны.
Сатсварупа: Свамиджи сказал, чтобы мы молились Господу Нрисимхе, повторяя: «Мой учитель еще не закончил свой труд». Время от времени он разрешал нам по очереди массировать разные части его тела. Затем он отослал нас вниз, в храм, и велел всю ночь проводить киртан.
Джадурани: Он научил нас, как молиться Господу Нрисимхадеве. Он продиктовал молитвы, и я записала их. Потом я позвонила в Сан-Франциско и Монреаль и по телефону продиктовала преданным слова этих молитв. Свамиджи сказал:
— Вы должны молиться Кришне следующим образом: «Наш духовный учитель еще не завершил свой труд. Пожалуйста, позволь ему закончить».
Дамодара: Я вошел в храм. Внизу никого не было, и я просто сел, чтобы повторить несколько кругов мантры. Сверху спустился какой-то преданный. На нем лица не было, и я спросил, что случилось. Когда он рассказал мне, я бросился наверх. Все сидели во второй комнате, вдоль стен. Оттуда через окно в стене можно было видеть комнату Свамиджи. Все читали мантру на четках. Джадурани раздала всем листки бумаги, на которых было что-то написано. Свамиджи, объяснила она, хочет, чтобы мы читали эти молитвы.
Брахмананда: Мы принесли в комнату Свамиджи изображение Господа Нрисимхи. Все, кто там был, повторяли мантру. Когда Свамиджи вынужден был пользоваться судном перед изображением Господа Нрисимхи, он просил у Него прощения. Он понимал, что перед ним сидит Господь Нрисимха. Я смотрел на Него как на картинку, а Свамиджи видел Самого Господа Нрисимхадеву.
Ему становилось все хуже, он чувствовал общую слабость. Мы не могли найти доктора, поскольку по случаю Дня поминовения все было закрыто. Я даже позвонил нашему семейному врачу, но его не оказалось дома. Все уехали отдыхать — в День поминовения все уезжают за город. Я никого не мог найти. Я обзвонил все больницы, всех врачей, я пытался и так и эдак, но никого не смог найти. Наконец, позвонив в службу скорой помощи Департамента здравоохранения Нью-Йорк-Сити, я добился своего. Пришел врач. Это оказался старикашка с очень громким голосом. Увидев Свамиджи, он сказал:
— Мне кажется, этот человек слишком много молится. Я думаю, ему нужно делать какие-нибудь упражнения. По утрам он должен ходить на прогулки.
Ачьютананда: Особыми познаниями этот доктор не отличался. Он заявил, что у Свамиджи простуда. Я спросил:
— В каком смысле? У него же сердцебиение!
— Х-м-м, не знаю, что и сказать... Он пьет виски?
— Он не пьет даже кофе и чая, — ответил я.
— О-о-о, славно, славно. Что ж, наверное, он простудился.
Дваракадхиша дас: Он вошел, окинул взглядом помещение, и то, что он увидел, ему явно не понравилось. Он посчитал нас обыкновенным сборищем хиппи и не мог дождаться того момента, когда можно будет уйти. Он сказал, что у Свамиджи грипп. Более нелепый диагноз было сложно придумать. Затем он попросил заплатить за визит. Мы заплатили, и он ушел, а Свамиджи стало еще хуже.
Преданные вызвали другого доктора, который пришел и, осмотрев Свамиджи, поставил диагноз. Он сказал, что у Свамиджи сердечный приступ средней тяжести и его нужно немедленно госпитализировать.
Макс Лернер (адвокат, друг преданных): Мне позвонили и сказали, что у Свами сердечный приступ и нужна моя помощь. Они собирались положить его в больницу Белльвью, но я предложил устроить его в частную клинику (по крайней мере, попытаться). Через несколько часов переговоров с персоналом клиники «Бет Исраэль» мы привезли Свамиджи туда.
Брахмананда: На следующее утро после Дня поминовения пришлось вызывать карету скорой помощи. В клинике «Бет Исраэль» не было своей машины, и тогда я позвонил в одну из частных компаний. В клинике мы договорились, что привезем Свамиджи к девяти часам утра. Но машины не было до полудня. Все это время Свамиджи стонал не переставая. Наконец приехала машина, а в ней — двое дюжих молодцов. Они обращались со Свамиджи как с тюком белья. Я подумал, что было бы лучше, если бы мы отвезли его на такси.
Кроме Киртанананды, который остался в палате Свамиджи дежурить, в клинику никого не пустили. Преданные вернулись в храм, чтобы исполнить просьбу своего духовного учителя — петь всю ночь. Киртанананда позвонил в Сан-Франциско Хаягриве и рассказал ему, что случилось: как Свамиджи неожиданно откинулся и вскрикнул «Харе Кришна!», как в течение полуминуты в нем не наблюдалось никаких признаков жизни... а затем — жадный вздох: «Харе Кришна! Харе Кришна!». Киртанананда попросил Хаягриву, чтобы сан-францисские преданные всю ночь пели и молились Господу Нрисимхадеве.
тава кара-камала-варе накхам адбхута- ш́р̣н̇гам
далита-хиран̣йакаш́ипу-тану-бхр̣ин̇гам
кеш́ава дхр̣та-нарахари-рӯпа
джайа джагадӣш́а харе
Господь Нрисимхадева, воплощение Господа Кришны в образе получеловека-полульва, приходил в незапамятные времена, чтобы спасти Своего чистого преданного Прахладу и убить демона Хираньякашипу. Свамиджи попросил своих учеников молиться Господу Нрисимхадеве, повторяя особую мантру и мысленно обращаясь к Нему: «Наш учитель еще не завершил свой труд. Пожалуйста. защити его». Ребята вернулись в храм и начали петь, но через несколько часов все уснули. Они хотели отдохнуть, а на следующий день снова поехать в больницу.

Харидас: Когда в Сан-Франциско мы услышали печальную новость, всех охватило горе. Люди плакали. Любовь нашу нельзя было описать словами. Все думали о Свамиджи. Все наши мысли были только об одном: как помочь ему выкарабкаться, как дать ему сил. Преданные взывали о помощи к Кришне, Господу Чайтанье и ко всем, кого только можно было попросить поделиться со Свамиджи энергией. Люди приходили в храм и на четках повторяли молитвы. Все, независимо от вероисповедания и увлечений, посвящали свои молитвы выздоровлению Свамиджи. Все пели вместе с нами.
Хаягрива: Я никогда не забуду ту ночь. Мы включаем огни на алтаре Джаганнатхи, зажигаем свечи и поем в их мерцающем свете. Пение очень торжественно, а танец еще более торжественен. По Хайт-стрит новости разлетаются быстро, и вскоре храм заполняется людьми, пришедшими, чтобы всю ночь петь с нами.
Мукунда и Джанаки позвонили в Нью-Йорк. Но ничего нового им не сообщили. Киртанананда дежурит по ночам у постели Свамиджи. Никого больше туда не пускают. Больничный режим. Да, в Нью-Йорке все поют.
Пение продолжается за полночь. Большинство гостей ушли, но никто из нас не чувствует сонливости. Волны киртана захлестывают нас. Мой ум переносит меня то к Свамиджи, то в Нью-Йорк, то в будущее, то в прошлое... Я вынужден насильно возвращать его в комнату, в настоящее, чтобы помнить, для чего мы здесь и почему поем, умоляя Кришну дать нашему учителю еще немного времени и позволить распространить великое движение санкиртаны по всему миру.
Пение постоянно с нами, неотступно.
К двум часам ночи я начинаю уставать. Чтобы не заснуть, я меняю инструменты и играю то на мриданге, то на караталах, то на фисгармонии. Многие танцуют, прогоняя сон. Девушки разносят прасад — нарезанные ломтиками яблоки. Сидеть у стены опасно: стоит облокотиться, и сразу начинает клонить в сон. Мы так беспомощны!
«Харе Кришна» утешает. Пение освобождает от множества ненужных тревог. Оно снимает напряжение, смягчает горе и дает силы молиться и надеяться.
Между тремя и четырьмя утра наступает самое экстатичное время, брахма-мухурта, час перед рассветом. Если он переживет этот час, то непременно будет жить дальше.
И мы поем. Мы повторяем мантру на четках. «Харе Кришна» звучит непрерывно. В семь мы проводим традиционный утренний киртан и продолжаем петь дальше. Мы поем четырнадцать часов подряд. Мы стираем пыль с зеркала ума. Мы везде видим Кришну и Свамиджи. Мы не сомневаемся, что с ним сейчас все в порядке!
Сердце у Свамиджи болело всю ночь. На следующий день его состояние продолжало оставаться критическим. Он мог говорить, но очень тихо, и был слишком истощен, чтобы вести беседу. С недоверием относясь к врачам, он сам поставил себе диагноз: сердечный приступ, сопровождавшийся кровоизлиянием в мозг и вызвавший левосторонний паралич. Массаж, сказал он, — единственное средство.
Утром 1 июня в палату к Свамиджи пришли другие его ученики, чтобы помочь Киртанананде. Сменяя друг друга, они безостановочно делали Свамиджи массаж, растирая его голову, грудь и ноги, как он им говорил. Это простое действие давало каждому возможность близко послужить ему.
Услышав, что не только нью-йоркские, но и сан-францисские преданные пели и молились всю ночь, Свамиджи выразил радость, но не широкой улыбкой, как это было всегда, а слабым кивком головы и одобрительным звуком. Несмотря на слабость, он пребывал в полном сознании.
Врачи и их ассистенты брали у Свамиджи кровь, делали ему уколы и обследовали его. Они еще не поставили окончательного диагноза и собирались проводить какие-то исследования. Неожиданно вошел врач и объявил, что они решили сделать Свамиджи пункцию спинного мозга. Свамиджи был слишком слаб, чтобы обсуждать с ними все «за» и «против» такого шага. Он доверил себя заботам своих учеников и Кришны.
Врач не хотел, чтобы ему мешали. Он объяснил, зачем нужна пункция, но ни совета, ни разрешения спрашивать не стал. Все, кроме Киртанананды, который ни за что не хотел уходить, должны были покинуть палату, где лежал Свамиджи, на то время, пока врач будет делать пункцию. Ни сам Свамиджи, который был слишком слаб, ни его ученики, которые не очень-то представляли себе, как следует вести себя в таких ситуациях, не стали возражать врачу. Один за другим преданные выходили из палаты, а врач тем временем готовил самую большую и страшную иглу из всех, какие им когда-либо приходилось видеть.
Когда им наконец разрешили вернуться, один из учеников спросил:
— Было больно, Свамиджи?

Свамиджи (его золотистое тело было одето в больничную пижаму и лежало меж белых простыней) слегка повернулся к нему и сказал:
— Я терпелив.
Рупануга: Когда Свамиджи в первый раз положили в больницу, мне было очень тяжело. Я не знал, что делать. В таких делах у меня не было никакого опыта. Я совершенно растерялся и не знал, чем могу служить Свамиджи. Я никогда не забуду страх, который тогда пережил.
На карту была поставлена жизнь Свамиджи, но его ученики были беспомощны и не знали, что делать, чтобы спасти его. Он лежал на кровати, словно отдав себя на их милость. Персонал клиники смотрел на него как на свою собственность — пожилой человек с больным сердцем, нуждающийся в обследовании. Но для его учеников это было в сто раз хуже, чем дела с мистером Пэйном и его компанией. Здесь на карту были поставлены не деньги, а сам Свамиджи! Разрешить ли сделать ему ЭКГ? Что это вообще такое — ЭКГ? Нужна ли операция? Операция! Свамиджи говорил, что его не следует даже привозить в больницу.

«Делайте мне массаж», — повторял он, и еще: — «Пойте мантру Харе Кришна».
Когда Свамиджи упомянул, что предпочитает аюрведическое лечение, кто-то из преданных предложил выписать врача из Индии. Однако, прикинув, во сколько это обойдется, Свамиджи решил сначала написать туда письмо. Поскольку ни сидеть, ни писать самостоятельно он не мог, он медленно продиктовал письмо, адресованное Шри Кришне Пандиту, который в течение нескольких лет сдавал ему комнату в своем храме в Дели. Сатсварупа перечитал письмо вслух, а затем тут же, в палате, отпечатал его на машинке.
Это письмо я пишу из больницы. У меня внезапно разболелась голова, а в груди я почувствовал сильное сердцебиение. Когда я растираю грудь, то чувствую, что отдает в левую руку, а когда растираю левую руку, чувствую, как отдает в грудь. Левая рука совсем не слушается. Поэтому я прошу вас, если вы знаете в Матхуре какого-нибудь хорошего ведического врача, который мог бы выслать мне необходимые лекарства, то купите их и вышлите авиапочтой на адрес нашего храма: ИСККОН, Вторая авеню, 26, Нью-Йорк. Указанный симптом проявляется особенно ярко, когда у меня сильно болит голова. А левая рука дрожит каждые десять-пятнадцать минут. Боюсь, как бы это не оказалось болезнью вроде лакхьи. Мальчики очень хорошо обо мне заботятся, недостатка внимания я не ощущаю. Но, в конце концов, это тело смертно. Я приехал сюда с великой миссией — выполнить волю моего духовного учителя, но сердце предательски нанесло мне удар. Конечно, я не боюсь майи, я знаю, что майя не может коснуться меня, но если я умру, моя миссия останется невыполненной. Поэтому, пожалуйста, молитесь Прабху Господу Чайтанье и Вриндаван-Бихари, чтобы на этот раз Они спасли меня, поскольку моя миссия еще не выполнена. Мне бы хотелось прожить еще немного. Они хотели вызвать опытного аюрведического лекаря, который может лечить такие болезни, но я им не разрешил. Однако если в этом есть необходимость и если вы сможете найти опытного врача, который согласится приехать сюда, мы вышлем необходимую сумму денег или купим ему авиабилет. Вы можете проконсультироваться по этому поводу с управляющим из «Дакка шакти».
Напоследок я хотел бы сообщить вам, что предпочитаю аюрведическое лечение. Вы можете проконсультироваться с одним лекарем во Вриндаване, который является Гаудия-вайшнавом. Он хорошо меня знает. Он продает мои книги.
Необходимо по возможности сделать еще две вещи: послать мне хорошие лекарства и инструкцию по их применению. Это было бы прекрасно. Но если нужно, чтобы я вернулся, я могу и вернуться. Пожалуйста, постарайтесь ответить как можно скорее, и на английском языке — мои ученики не знают хинди. Пока я прикован к постели, я не могу читать писем. Пожалуйста, отнеситесь к этому письму как к требующему безотлагательных действий. Посоветуйтесь с нужными врачами и сообщите, что мне делать. Бесспорно, в Матхуре много хороших аюрведических врачей, но много и шарлатанов. Постарайтесь избежать последних. Я бы вернулся в Индию прямо сейчас, но доктора говорят, что это опасно. Однако если это необходимо, я вернусь тотчас же, как только наберусь сил, чтобы перенести все тяготы пути.
Я перечислю еще раз, на что жалуюсь, чтобы вы могли принять меры. Около четырех дней тому назад у меня неожиданно началась пульсация между сердцем и желудком. У меня был полный упадок сил, что-то вроде обморока — тогда я посоветовался с врачом, который прописал мне лекарство, но оно не помогло. Поэтому мои ученики положили меня в больницу, где один день моего лечения обходится им в 400 рупий. Так что жаловаться на отсутствие заботы мне не приходится. Медицинскую помощь мне предоставляют специалисты высокого класса. И все-таки я думаю, что аюрведическое лекарство будет мне как нельзя более кстати. Поэтому я прошу вас поскорее принять меры и ответить мне.
Надеюсь, что по письму вы почувствуете всю серьезность моего положения. Вы можете показать мое письмо какому-нибудь другу, который хорошо знает английский, чтобы он правильно его прочитал и составил ответ. Для переписки на бенгали или хинди нет никакой возможности.
По милости Кришны, на второй день пребывания в больнице, ближе к вечеру, Свамиджи стало немного лучше. Сердце все еще болело, а выражение лица оставалось серьезным, без тени улыбки, но сил немного прибавилось. Интерны, медсестры и врачи приходили по часам и бесстрастно его обследовали. Одного из врачей, казалось, заинтересовало, кто такой этот пациент, и по просьбе Свамиджи Киртанананда включил для него магнитофонную запись своего духовного учителя. Тот вежливо послушал, но сказал:
— Мне это ни о чем не говорит.
Врач сказал, что нужно сделать еще кое-какие анализы, и если все пойдет хорошо, то, возможно, через несколько недель Свамиджи выпишут. Свамиджи попытался рассказать ему о Кришне. Джадурани принесла в палату две свои картины: одну — с Радхой и Кришной, а другую — с Господом Нрисимхой, получеловеком-полульвом, разрывающим демона Хираньякашипу. Тихим голосом Свамиджи объяснил, что эти картины изображают Бога с разных сторон:
— Здесь Он в любовных отношениях, а здесь мы видим, как Кришна, или Бог, проявляет гнев.
Врач извинился и сказал, что у него своя философия, а Свамиджи в таком состоянии не следует проповедовать; ему нужно отдыхать. Посоветовав ученикам не позволять своему гуру говорить, врач извинился и продолжил обход.
Когда Свамиджи стало немного лучше, он еще настойчивее начал выражать недовольство тем, что находится во власти медиков. Он сказал, что сами они ни на что не способны, а всем управляет Кришна:
— Если Кришна хочет вас убить, никто не сможет защитить вас. А если Кришна захочет вас спасти, никто не сможет вас убить.
Дамодара: Я был в палате, когда пришел врач, чтобы проверить его нервную систему. Это была обычная процедура, когда вам резиновым молоточком стучат по колену. Но Свамиджи был явно раздражен приходом врача, который начал обстукивать его с ног до головы. Свамиджи сам мог поставить диагноз и назначить себе лечение, и его раздражало, что эти люди, которые явно толком не понимают, что делают, приходят и мешают его выздоровлению.
Ачьютананда: Медсестра постоянно хлопала дверью, и Свамиджи при этом всякий раз вздрагивал. Он сказал: «Попросите ее не хлопать дверью». Медсестра говорила: «О’кей», но все равно продолжала.
Понемногу Свамиджи начал садиться в кровати и принимать принесенный из храма прасад, дополняя его вегетарианскими блюдами из больничного меню. Он произносил молитву и предлагал больничную пищу изображению духовного учителя. Преданные садились у его стоп и наблюдали, как он правой рукой смешивает морковь, зеленый горошек и картофельное пюре. Часть пищи он всегда раздавал в руки ученикам.
Джадурани: Мы приносили ему много разных фруктов. Однажды мы сообщили, что принесли яблок, но он был так слаб, что смог произнести только: «О-о», как будто бы не проявив никакого интереса. Мы добавили, что принесли апельсинов, но в ответ опять услышали только «о-о». Он произнес еще несколько слабых «о-о» — казалось, ничто его не радовало.

Наконец я сказала:
— Мы принесли арбуза.

И лицо его вдруг просияло:
— О-о-о!
Преданные сменяли друг друга у постели Свамиджи каждые четыре часа. Дежурили обычно по двое. Он не спал, но подолгу лежал молча, не говоря ни слова. Массаж не прекращался ни на минуту, за исключением того времени, когда он спал. Постепенно паралич левой стороны прошел.
Однажды, когда Свамиджи сидел на кровати, один ученик растирал ему ногу, а другой нежно, словно утешая своего духовного учителя, поглаживал его по затылку. Свамиджи заметил, что если бы не был болен, то счел бы такой массаж и растирание слишком фамильярным.
Дамодара: Одной рукой я растирал Свамиджи виски: большим пальцем один висок, а остальными — другой. Свамиджи все время повторял: «Сильнее! Сильнее!» — и я нажимал сильнее. Я думал: «Ого, а стоит ли так сильно давить, ведь он болен». Но он настаивал: «Сильнее! Сильнее!»/
Пурушоттама: Массируя голову Свамиджи, я запел: «шри-кршна-чаитанйа...» Тут его лицо озарила прекрасная улыбка. И хотя я пел совсем недолго, ему это очень понравилось. Казалось, он верил, что мое пение «шри-кршна-чаитанйа...» поможет ему выздороветь.
Как только у Свамиджи прибавилось сил, ученики уже были тут как тут со своими вопросами. Пурушоттама спросил:
— Свамиджи, когда в священных писаниях говорится о «лотосных стопах» Кришны, что имеется в виду?
Свамиджи пропел стих:
сама̄ш́рита̄ йе пада-паллава-плавам̇
махат-падам̇ пун̣йа-йаш́о мура̄рех̣
бхава̄мбудхир ватса-падам̇ парам̇ падам̇
падам̇ падам̇ йад випада̄м̇ на теша̄м
После этого Свамиджи велел присутствующим преданным повторять за ним каждую строчку, пока все трое не выучили мотив и слова.

— В этом стихе из «Шримад-Бхагаватам», — объяснил Свамиджи, сидя на кровати, — момент смерти сравнивается с пересечением безбрежного океана. Это страшно. Человек не знает, где окажется в следующей жизни. И на каждом шагу в материальном мире подстерегают опасности. Но для того, кто обрел прибежище у лотосных стоп Господа Кришны, этот бескрайний и опасный океан рождения и смерти сжимается до размеров отпечатка телячьего копытца. Опасность есть, но преданный не обращает на нее внимания. Как, например, если какой-нибудь джентльмен проедет в экипаже по маленькой лужице, он попросту не обратит на нее внимания. Понимаете теперь, что значит "лотосные стопы"?
Всем стало понятно. Пурушоттама задал следующий вопрос:
— Почему люди говорят, что у Бога нет имени?

Свамиджи задал встречный вопрос: если Бог есть все, почему у Него не должно быть имени?

— На самом деле, — сказал он, — все имена описывают Кришну.

Свамиджи спросил Пурушоттаму, как его звали до посвящения.
— Пол, — ответил тот.
— Что значит «Пол»? — спросил Свамиджи.
— «Маленький».
— Да. Это Кришна. Он меньше мельчайшего.
Затем Сатсварупа предложил рассмотреть свое имя, Стивен, что значит «корона».
— Да, — ответил Свамиджи, — Кришна — царь.
Но подобные дискуссии случались редко. Обычно в палате стояла тишина. Свамиджи отдыхал, а дежурившие преданные сидели на стульях по обе стороны его койки, читая книги или негромко повторяя на четках мантру. Однажды поздним вечером, когда на Манхэттен опустились сумерки, Свамиджи приподнялся на кровати и прервал длившееся целый час молчание:
— Я не знаю Кришну, но я знаю своего Гуру Махараджу.
В один из дней Брахмананда начал давать Свамиджи подробный отчет о финансовом состоянии нью-йоркского храма. Дойдя до середины, он вдруг остановился, посмотрел на Свамиджи и спросил:
— Мне рассказывать во всех подробностях? Мне казалось, вы хотите, чтобы я обо всем докладывал. То есть чтобы вы были в курсе дел.

Свамиджи ответил, что если Брахмананда сам может обо всем позаботиться, то не нужно сообщать все подробности.
Однажды утром, ко всеобщему удивлению, в палату, широко улыбаясь в большую седую бороду, зашел Свами Сатчидананда, знаменитый гуру хатха-йоги. На нем была шафрановая шелковая курта и брюки, какие носят йоги. Его сопровождал один из молодых американских учеников. Свамиджи сел на постели, улыбнувшись этой приятной неожиданности. Раньше они не встречались. Свамиджи предложил Свами Сатчидананде сесть на койку, а Джадурани попросил уступить место его ученику.
Свами Бхактиведанта и Свами Сатчидананда беседовали на хинди, и никто из присутствующих не понимал, о чем они говорят. Но в какой-то момент Свамиджи поднял руку и посмотрел на нее, сначала с равнодушием, а затем с отвращением. Хотя говорил он на хинди, жесты и сардоническое выражение его лица позволяли понять общий смысл беседы: тело материально, и поэтому от него не стоит ожидать ничего хорошего.
Свамиджи попросил Ачьютананду зачитать вслух отрывок одного из комментариев к «Шримад-Бхагаватам».
Если молока, зерна, фруктов, хлопка, шелка и драгоценных камней достаточно, кому нужны все эти механизмы и машины, которые считаются признаком экономического процветания? Разве могут машины и прочая техника обеспечить человека и животных энергией и наделить силой? Разве могут они произвести зерно, фрукты, молоко, или драгоценные камни, или шелк? Неужели драгоценностей и шелка, а также разнообразных блюд, которые можно приготовить из гхи, зерна, молока и фруктов, недостаточно, чтобы вести чистую, роскошную и здоровую жизнь? Зачем нужна искусственная роскошь в виде кинотеатров, автомобилей, радио, мяса и ресторанов? Создала ли эта цивилизация что-либо, кроме вражды между людьми и государствами? Утвердила ли она равенство и братство, если по прихоти одного человека тысячи людей посылаются на адские фабрики и поля сражений?
Потом Свамиджи предложил поставить пластинку, которую записали они с учениками, и Свами Сатчидананда вежливо согласился. Но когда Свамиджи попросил перевернуть ее на другую сторону, гость сказал, что им пора. Он дал Свамиджи немного фруктов, а Свамиджи, взяв их, попросил учеников:
— Раздайте эти фрукты и угостите его нашими.
Когда Свами Сатчидананда поднялся и направился к выходу, Свамиджи, слегка пошатываясь, встал с кровати.

— Нет, нет, нет, — запротестовал Свами Сатчидананда. — Не беспокойтесь.

Когда он, в сопровождении Ачьютананды, вышел, Свамиджи снова лег на койку.
— А он на самом деле свами? — спросила Джадурани.
— Почему нет? — ответил Свамиджи, но, помолчав несколько секунд, добавил: — Свами значит «тот, кто знает Кришну».

Больше об этом разговоров не было, но Свамиджи остался доволен неожиданным визитом.
Постоянные визиты юных последователей Свамиджи, с тилаками на лицах и арбузами в руках, с какой-то особенной пищей, цветами и изображениями Кришны, вызывали среди медперсонала особый интерес. Иногда работники больницы заходили и задавали Свамиджи вопросы, а иногда преданные рассказывали им о Движении сознания Кришны. Как-то одна из медсестер, проходя мимо палаты Свамиджи, спросила:
— Как называется высшая каста в индийской кастовой системе? Как их называют?
Преданные Кришны, — твердо ответил Свамиджи и попросил ученика угостить медсестру прасадом.
5 июня Свамиджи получил трогательное письмо, подписанное всеми его учениками из Сан-Франциско. Прочитав о том, как они всю ночь пели и молились о его выздоровлении, он продиктовал короткий ответ.
Дорогие юноши и девушки!
Я очень признателен вам за то, что вы молили Кришну спасти мне жизнь. Благодаря вашим искренним и горячим молитвам Кришна спас меня. Во вторник я наверняка должен был умереть, но ваши искренние молитвы сохранили мне жизнь. Сейчас я постепенно поправляюсь и прихожу в нормальное состояние. Теперь я могу надеяться, что мы встретимся снова и будем вместе петь мантру Харе Кришна. Я был рад получить сообщение о том, что вы не стоите на месте, и надеюсь, что вы сумеете постичь науку сознания Кришны. Мои благословения всегда с вами, продолжайте же с верой повторять Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе.
На следующий день пришла посылка от Мукунды: магнитофонная лента с записью шри рама джайа рама джайа джайа рама и других бхаджанов в исполнении сан-францисских преданных. Свамиджи продиктовал еще одно письмо, где говорил, что, как только наберется сил для новых путешествий, снова приедет в Сан-Франциско. «А пока, — писал он, — мне хотелось бы узнать, как вы готовитесь к Ратха-ятре. Постарайтесь устроить пышную процессию. Пусть это будет что-то невиданное для Соединенных Штатов».
Как-то вечером несколько учеников Свамиджи собрались в храме на Второй авеню, 26. Усевшись в кружок на выцветшем ковре, они обсуждали болезнь своего учителя. Свамиджи говорил, что сердечный приступ должен был окончиться его смертью, поэтому он громко произнес: «Харе Кришна!», предчувствуя близкий конец. Киртанананда вспомнил: Свамиджи однажды говорил, что во время плавания на «Джаладуте» жена капитана читала по его руке и предсказала, что если он переживет свой семьдесят первый год, то будет жить до ста лет.
Мадхусудана недоумевал:
— Как может чистого преданного настичь смертельный удар?

Киртанананда ответил: считать, что со Свамиджи ничего не случится, поскольку он чистый преданный, и на этом основании не беспокоиться о нем — признак имперсонализма. Конечно, «страдания» или даже смерть чистого преданного нельзя сравнивать со страданиями и смертью обычного человека. Свамиджи приводил пример: иногда кошка носит в своей пасти котят, а порой в ту же пасть попадает мышь. Мышь чувствует дыхание смерти, а котенок — любовь и защиту. Поэтому, хотя приближение смерти в случае Свамиджи выглядело так же, как и у обычных людей, Свамиджи не чувствовал при этом ни страха, ни опасности для себя.
По мере того как ученики делились своим пониманием произошедшего, их сомнения относительно того, почему это несчастье случилось с их духовным учителем, начали рассеиваться. Сатсварупа поведал о письме, которое печатал в клинике. В письме Свамиджи говорил, что не боится майи и что майя не может его коснуться. Но говорил он и о том, как его подвело сердце. Брахмананда вспомнил, как однажды слышал от Свамиджи, что гуру может страдать за грехи учеников, поскольку ему приходится брать на себя их карму. У Свамиджи уже около пятидесяти учеников, так что, может быть, это и есть причина его сердечного приступа. Они обсудили, как важно строго соблюдать все правила и не совершать грехов, которые лягут бременем на плечи их духовного учителя.
Еще одна причина болезни, сказал Киртанананда, — воля Самого Кришны, который таким образом задействовал их всех в личном служении Свамиджи. Служа чистому преданному, человек обретает благосклонность Кришны, поэтому Кришна дал им возможность очиститься, делая Свамиджи массаж и лично прислуживая ему.
Сатсварупа вспомнил, как их гуру писал в письме сан-францисским ученикам, что должен был умереть, но спасся благодаря их молитвам. Киртанананде Свамиджи сказал, что, услышав молитвы преданных, Кришна пошел навстречу их желанию. Господь разрешил Свамиджи продолжать его миссию распространения сознания Кришны на Западе. Свамиджи хотел жить не ради себя, а ради того, чтобы продолжать свое дело.
Все согласились с мнением Киртанананды: считать, что Свамиджи чистый преданный и потому не нуждается в любви и заботе, — имперсонализм. Они должны продолжать ухаживать за ним, хотя ему уже стало лучше. Он доверился их заботе, и они должны отвечать соответственно. Свамиджи говорил, что ученики для него — как отцы; поэтому теперь им не следует позволять ему долго и энергично играть на мриданге, часами петь в парке, разговаривать до поздней ночи и вообще делать что-то, что пагубно скажется на его здоровье.
Раярама сказал, что недавно Свамиджи попросил его ответить на письма преданных с Западного побережья и добавил, что, видимо, никогда больше не сможет давать публичных лекций, которые отнимают много сил, так что движение санкиртаны отныне ложится на их плечи. В своих письмах Раярама объяснял, что лишь по милости Кришны Свамиджи все еще с ними и может советовать им в затруднительных ситуациях; но сейчас они должны увеличить усилия для распространения сознания Кришны по всему миру.
Разговор постепенно перешел на то, как важно выполнять указания Свамиджи и становиться по-настоящему стойкими преданными. Все сошлись на том, что это возможно, если более тщательно изучать его книги и действовать в соответствии с его наставлениями.
Когда они рассказали Свамиджи о своей философской дискуссии, он отреагировал одной фразой:
— Кришна услышал ваши искренние молитвы и подумал: «Ну хорошо, пусть остается и занимается своими глупостями, раз столько преданных молятся за него».
Незадолго до того, как Свамиджи попал в больницу, преданные запланировали провести большое мероприятие в парке на Томпкинс-сквер. Оно должно было состояться 4 июня, в воскресенье. Дирекция парка выделила им эстраду и предоставила усилительную аппаратуру. Мистер Колмен (тот самый, который выпустил пластинку «Харе Кришна») убедил их провести рекламную кампанию, а сам вступил в переговоры с местными телеканалами. Преданные заготовили плакаты с мантрой Харе Кришна, чтобы все, даже телезрители, могли петь вместе с ними.
Хотя теперь Свамиджи не мог участвовать в этом событии, он сказал, что фестиваль должен состояться во что бы то ни стало, а он составит особое обращение, которое Киртанананда должен будет зачитать публике. С больничной койки он продиктовал короткое «Обращение А.Ч. Бхактиведанты Свами к американской молодежи».
4 июня вокруг эстрады в Томпкинс-сквер-парк собралось несколько сотен человек. Преданные играли на фисгармонии, караталах и мридангах и пели через усилители мантру Харе Кришна. Многие люди в толпе подпевали, подыгрывали на своих инструментах, а некоторые даже взобрались на сцену.
Киртанананда встал перед микрофоном и объявил, что Бхактиведанта Свами, хотя и болен и в настоящий момент находится в клинике «Бет Исраэль», хочет обратиться ко всем присутствующим с речью. Многим жителям Нижнего Ист-Сайда Бхактиведанта Свами и его киртаны были хорошо знакомы. Киртанананда начал читать, а толпа внимала его словам:
Дорогие мои, прекрасные юноши и девушки Америки!
Я приехал в вашу страну с большими надеждами и великой миссией. Мой духовный учитель, Ом Вишнупада Парамахамса Парив-раджакачарья Шри Шримад Бхактисиддханта Сарасвати Госвами Махараджа, попросил меня проповедовать религию Господа Шри Чайтаньи Махапрабху в западном мире. Так было посажено семя. Постепенно семя взошло и принесло плоды, и я был готов ехать на Запад. Я не знаю, чем меня так привлекла Америка. Кришна подсказывал мне из сердца: не ехать в Европу, а отправиться сюда. Итак, вы можете убедиться, что я приехал в вашу страну, подчиняясь указанию свыше. Приехав сюда и увидев, что часть молодежи обманута, сбита с толку и разочарована (подобное характерно не только для вашей страны; во всем мире к молодым людям относятся с пренебрежением, хотя они — цветы общества и будущая его надежда), я подумал, что если я обращусь к американским молодым людям со своим посланием и они присоединятся к моему движению, то оно распространится по всему миру и все проблемы мира будут решены. Как бы мне хотелось самому быть сегодня с вами! Но Кришна мне этого не позволил, поэтому, пожалуйста, простите меня и примите мои благословения в письменной форме.
Наш метод духовного совершенствования, санкиртана, то есть пение и танец, прекрасен, ибо с самого начала поднимает всех на духовный уровень. Наше существование протекает на нескольких уровнях: на уровне тела, ума, интеллекта и души. Когда вы находитесь на духовном уровне, все проблемы, созданные потребностями тела, ума, разума и эго, разрешаются. Поэтому я призываю вас отнестись к нашему Движению со всей серьезностью. Наш метод очень прост: мы просим каждого приходить и петь с нами, слушать о философии жизни, которой учил Господь Кришна, вкушать прасад (пищу, приготовленную для Господа и предложенную Ему), а потом возвращаться домой, умиротворенными, с освеженным умом. Такова наша миссия.
Конечно, у нас есть и определенные ограничения. Но по сути дела, это даже не ограничения, а предоставление лучшей альтернативы. Не так давно на съемках телевизионной программы мистер Аллен Бёрк спросил меня: «Свамиджи, почему вы так настаиваете на женитьбе?» Я ответил ему: «Пока человек не обретет мира в семье, как он сможет достичь каких-то результатов в любой другой сфере жизни или области знания? Поэтому каждому следует вступить в брак, просто чтобы быть счастливым и умиротворенным». Все вы — славные, красивые, образованные юноши и девушки. Почему бы вам не жениться и не жить счастливо? Если вы ведете спокойную и упорядоченную жизнь и питаетесь только прасадом Кришны, ткани вашего мозга будут развиваться, и это поможет вам в духовной жизни.
Однако, даже если вы не согласны с этими простыми ограничениями, я все равно прошу вас петь вместе с нами. Это может каждый. Постепенно благодаря этому пению все встанет на свои места, все ваши проблемы разрешатся, и вы обнаружите, что в вашей жизни открылась новая глава. На этой неделе я получил письмо от одной девушки из Нью-Джерси, которая испытала нечто подобное. Она пишет:
«Дорогой Свамиджи!
Мое имя вам ничего не скажет. В прошлую субботу я присоединилась к вашему шествию на Вашингтон-сквер.
Когда я впервые увидела вашу группу, то подумала, что вы сумасшедшие. Либо сумасшедшие, либо накурились наркотиков. Но, послушав немного и поговорив с некоторыми из ваших последователей, я поняла, что ошиблась. Вы и вправду верите в то, что делаете, и за это я восхищаюсь вами. Но любопытство влекло меня дальше — я хотела разобраться, что к чему. Поэтому я последовала за вами, и чем дальше, тем больше меня захватывало пение. Я ощутила раскрепощение и тоже стала петь. Я не знала, где нахожусь и куда иду, но меня охватил такой восторг, что мне было не до этого. Только когда процессия остановилась, я поняла, где нахожусь.
К этому моменту у меня уже сложилось какое-то отрывочное представление о сознании Кришны. Один из ваших последователей пригласил меня в храм, и я пошла за вами, надеясь найти то самое, что заставляет испытывать такие чувства, неведомые прежде.
Пообедав с вами и почитав ваши книги, я ушла; но ушла не с пустыми руками. Я унесла с собой новое понимание жизни. Я поняла, какими пустыми и поверхностными были мои желания: новая одежда, большой дом, цветной телевизор — все это так ничтожно! Если бы только люди открыли глаза на те бесконечно разнообразные наслаждения, которые Бог уже нам дал, им не нужно было бы искать ничего больше.
Вы поистине счастливчики. Вы можете обходиться без многих вещей, но именно поэтому вы способны наслаждаться простыми, Самим Богом данными сокровищами этого мира. У вас есть вера, и поэтому вы богаты; и я благодарю вас за то, что вы поделились частью этого богатства со мной».
Итак, мы приглашаем вас: пожалуйста, пойте с нами — это так прекрасно! Если хотите, приходите в наш храм, отведайте прасада и будьте счастливы. Это не очень трудно. Просто повторяйте ХАРЕ КРИШНА, ХАРЕ КРИШНА, КРИШНА КРИШНА, ХАРЕ ХАРЕ, ХАРЕ РАМА, ХАРЕ РАМА, РАМА РАМА, ХАРЕ ХАРЕ. Это спасет вас. Спасибо вам большое, да благословит вас Господь.
Свамиджи не терпелось покинуть клинику. Уже в течение нескольких дней он хотел выписаться оттуда.

— Они только и делают, что без конца колют меня, — жаловался он.

Кроме того, каждый день его пребывания в клинике увеличивал долги Общества. Преданные сняли небольшой коттедж на побережье в Лонг-Бранч, штат Нью-Джерси, в котором они решили поселить Свамиджи до окончательного выздоровления. Киртанананда будет готовить для Свамиджи, а Гаурасундара и его жена Говинда даси, приехавшие из Сан-Франциско, будут вести хозяйство и помогать Киртанананде. Но врач хотел еще раз сделать Свамиджи энцефалограмму и кое-какие анализы.
Однажды, когда в палате у Свамиджи сидели Киртанананда и Гаргамуни, к нему вошел врач и объявил, что Свами нужно спуститься вниз на рентген.
— А уколы делать будете? — спросил Свамиджи.
— Нет, — ответил доктор, — не беспокойтесь.
Когда медсестра привезла каталку, Свамиджи настоял на том, чтобы его вез Гаргамуни. Он сел на каталку по-турецки и просунул руку в мешочек с четками, а Гаргамуни, следуя за сестрой, выкатил его за дверь и привез в холл, где они сели в лифт. Они спустились на третий этаж и вошли в какую-то комнату. Медсестра оставила их одних. Гаргамуни чувствовал, что Свамиджи беспокоится. Он тоже нервничал. Ему было очень странно и непривычно находиться со своим духовным учителем в таком месте. Затем вошла другая медсестра со шприцем.

— Пора сделать Свами маленький укольчик.
— Нет, — мотнул головой Свамиджи.
— Простите, — решительно сказал Гаргамуни, — мы не будем этого делать.
Медсестра рассердилась, но старалась держать себя в руках.

— Это не больно.
— Увези меня отсюда, — сказал Свамиджи, обращаясь к Гаргамуни.

Когда сестра стала настаивать, Гаргамуни, как это с ним часто случалось, решил идти напролом и загородил Свамиджи своим телом.
«Если понадобится, я буду драться», — думал Гаргамуни.

— Я не позволю вам этого сделать, — сказал он и выкатил кровать из комнаты, оставив позади ошарашенную медсестру.
Гаргамуни заблудился. Он оказался то ли на третьем, то ли на четвертом этаже, в лабиринте коридоров и дверей. Палата Свамиджи находилась на шестом этаже. Плохо представляя себе, куда идет, Гаргамуни катил кровать по бесконечным коридорам. На ней, читая на четках мантру, сидел Свамиджи.
Брахмананда вошел в рентгеновский кабинет через несколько секунд после бегства Гаргамуни. Интерн и медсестра стали жаловаться ему и рассказали обо всем, что произошло.
Брахмананда: Они считали это похищением. Свамиджи был их собственностью. Пока он лежал в клинике, он принадлежал им, и они думали, что могут делать с ним все что угодно. А Гаргамуни взял и похитил его.
Гаргамуни добрался до лифта. Ему было трудно развернуть громоздкую каталку, и в спешке он врезался в стену. Наконец оказавшись в лифте, он понял, что забыл этаж, на котором находилась палата Свамиджи. Он знал только одно: он защищает Свамиджи, который хочет, чтобы его забрали отсюда.
Когда Гаргамуни наконец добрался до палаты №607, там уже находился интерн, который сердито отчитал его.

— Мне наплевать, — сказал Гаргамуни. — Свами больше не хочет никаких уколов и анализов. Он хочет выписаться из клиники.

Пришел Брахмананда. Он успокоил своего младшего брата и помог снова уложить Свамиджи в постель.
Свамиджи сказал, что хочет уехать отсюда. Когда вошел врач, Свамиджи сел на кровати и решительно заявил:
— Доктор, я чувствую себя хорошо. Мне больше нечего делать в больнице.

С этими словами он пожал доктору руку, желая показать, что вполне здоров. Врач рассмеялся. Он сказал, что, хотя Свамиджи значительно окреп, ему нужно остаться в клинике еще на несколько дней. Его жизнь все еще в опасности. Он нуждается в тщательном медицинском наблюдении. Кроме того, ему нужно еще раз сделать электрокардиограмму.
Свамиджи по-прежнему чувствовал боли в области сердца, но сказал врачам, что его ученики нашли место на побережье, где он сможет отдохнуть и поправиться. Это очень хорошо, сказал доктор, и все же он не может позволить пациенту уйти из клиники прямо сейчас.
Однако Свамиджи уже все решил. Брахмананда и Гаргамуни вызвали такси. Они собрали вещи Свамиджи и помогли ему одеться. Когда на глазах у всего медперсонала они выводили его из к палаты, кое-кто из врачей и медсестер попытался их остановить. Брахмананда сказал, чтобы они не беспокоились: Свамиджи очень дорог им, и они сумеют о нем позаботиться. Они будут регулярно делать ему массаж, он будет много отдыхать и принимать все лекарства, которые прописали врачи. Отдохнув на побережье, он приедет к ним на осмотр.
Брахмананда: Врачи уже были сыты всем этим по горло. Они стали угрожать нам: «Он умрет». Они нас сильно напугали. Они говорили: «Он умрет, и виноваты в этом будете вы». Даже когда мы уже выходили на улицу, они сказали нам вслед: «Этот человек обречен». Это было ужасно.
8 июня в десять часов утра они покинули клинику. Прежде чем отправиться в Лонг-Бранч, Свамиджи захотел сделать короткую остановку в храме на Второй авеню. Покачиваясь, он вошел в храм и приблизился к портрету своего духовного учителя, Бхактисиддханты Сарасвати, и его отца, Бхактивиноды Тхакура. В первый раз ученики Свамиджи видели, как он простерся на полу перед своим Гуру Махараджей. Они тоже пали ниц и в этот момент почувствовали, что любят его еще больше.
Когда Свамиджи приехал в свой домик в Лонг-Бранч, был уже час дня, и Киртанананда сразу же отправился готовить обед. В первый раз за последние девять дней Свамиджи сможет наконец принять полноценный горячий обед: рис, дал, чапати, сабджи — все, как обычно.
Он лег в постель, но вскоре встал и направился на кухню:
— Готово?

Киртанананда извинился и сказал, что поторопится. Через несколько минут Свамиджи вернулся. Он был рассержен:
— Что ты так долго возишься?

Киртанананда торопился как только мог, но закончить готовку быстрее было не в его силах.

— Давай что есть, — велел Свамиджи. — Пусть недоваренное, мне все равно.

Киртанананда подал обед, и Свамиджи с аппетитом здорового человека приступил к трапезе. Киртанананда позвонил своему другу Хаягриве в Сан-Франциско:
— Ел так, что любо-дорого было смотреть!
Маленький одноэтажный коттедж находился в тихом пригороде в нескольких минутах ходьбы от пляжа. Задний двор был обсажен деревьями и кустами, а вокруг цвели и благоухали розы.
Однако погода часто была ненастной, а небо пасмурным, и Свамиджи стал поговаривать о возвращении в Индию, чтобы поправить здоровье. Из Дели пришло письмо от Шри Кришны Пандита, который отказался выполнять настоятельную просьбу Свамиджи прислать аюрведическое лекарство: «Вы так далеко — а вдруг лекарство даст побочный эффект? Кто будет это исправлять?». Свамиджи снова написал ему, спрашивая, нельзя ли послать в Америку аюрведического врача. Но это предложение представлялось непрактичным. Было бы лучше, если бы Свамиджи сам приехал в Индию. Помимо этого, он получил ответ от Нараяны Махараджи, который писал, что, поскольку никакой аюрведический врач в Америку не поедет, Свамиджи сам должен вернуться и лечиться в Калькутте. Нараяна Махараджа также вложил в конверт письмо для секретаря Свамиджи, Рая-Рамы: «Для беспокойства нет никаких оснований. Всегда произносите хари-наму (Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе) ему в уши. Господь устроит все наилучшим образом».
Но в Индию Свамиджи хотел поехать не только для того, чтобы поправить здоровье. Он сказал Киртанананде и Гаурасундаре, что хочет открыть во Вриндаване «Американский дом», что-то вроде колледжа, в котором его американские ученики смогут изучать ведическую культуру, чтобы затем проповедовать сознание Кришны по всему миру. Он сказал также, что хочет дать некоторым из своих учеников: Брахмананде, Киртанананде, Хаягриве — санньясу, и это он тоже сделает в Индии. Однако его настоящее дело было здесь, в Америке, — только бы ему удалось поправиться! Но куда же девалось солнце?
Говинда даси лелеяла надежду лично послужить Свамиджи с тех самых пор, как впервые встретила его в Сан-Франциско. Она видела, насколько он самоотвержен, и никогда раньше она не встречала такой любви, какую питал Свамиджи к своим ученикам. Она никому не говорила о своей мечте, даже мужу. Но сейчас Кришна исполнил ее желание, позволив им приехать в Нью-Джерси служить своему духовному учителю. Нью-йоркским преданным казалось, что будет лучше, если заботиться о Свамиджи станет семейная пара, а Говинда даси с Гаурасундарой были самым подходящим для этого вариантом. Таковы были внешние причины, но Говинда даси понимала, что на самом деле таким образом Сам Кришна исполняет ее желание.
Служение Свамиджи давало Говинде даси полное удовлетворение. Сейчас, когда она могла полностью посвящать себя служению ему (о чем постоянно мечтала), ничто другое ее не заботило. Хотя и нелегко ей было выполнять свои обязанности рядом с Киртананандой (тот, казалось, считал ее менее разумной, потому что она женщина, и постоянно делал ей замечания), она была счастлива.
Говинда даси: Свамиджи обычно сидел за столом, на маленьком диванчике, а Гаурасундара, Киртанананда и я садились на полу перед ним, и вместе, как одна семья, мы принимали прасад. За едой мы беседовали, и однажды разговор зашел о рисе. Киртанананда сказал:
— Белый рис — для людей, а бурый — для животных.

На это я ответила:
— Тогда я, наверное, животное, потому что мне больше нравится бурый рис.

Это так рассмешило Свамиджи, что он не мог остановиться и все смеялся и смеялся. Ему это показалось очень смешным. Сама я считала, что не сказала ничего особенного, но его это очень рассмешило.
Однажды, когда Свамиджи сидел во дворике, Говинда даси увидела большого слизня, взбирающегося на стену. Она указала на него Свамиджи.

— Скажи бедняге «Харе Кришна», — велел он ей, и она начала повторять «Харе Кришна».
Каждый день Говинда даси ходила на прогулку и, с разрешения соседей, срезала у них с десяток роз. Вернувшись, она ставила цветы в вазы и украшала ими комнату Свамиджи. Однажды, когда она возвращалась от соседей, Свамиджи услышал ее громкое пение «Харе Кришна» и заметил, обращаясь к Гаурасундаре:
— Она очень простодушна.
Говинда даси: Свамиджи говорил о Кришне так, будто Кришна находился в комнате. Меня это всегда поражало. Он часто рассказывал о деяниях Кришны: как Кришна делает то или это, какой Он замечательный и о чем думает мама Яшода. Он рассказывал обо всем этом и приходил в такое удивительное состояние, что вся комната наполнялась золотистым сиянием. При этом я чувствовала, что меня словно перенесли в другой мир. Это было что-то новое, неведомое, и я совершенно не понимала, что происходит. Я получила подлинный духовный опыт: я чувствовала присутствие Кришны, и в моем сердце появлялся чуть ли не проблеск памяти о Его играх.
Свамиджи играет на караталах, Свамиджи гуляет по пляжу, Свамиджи сидит в комнате или отдыхает — все, что он делал, казалось Говинде даси чудесным. Каждое его слово и поступок внушали Говинде даси все большую любовь к нему.
Иногда Свамиджи навещали преданные с Манхэттена. Им было позволено приезжать на Лонг-Бранч лишь раз в неделю и не более чем по двое. В основном они видели его сидящим на кровати, но иногда им удавалось пройтись с ним по пляжу. Утреннее солнце, говорил он, могло бы пойти ему на пользу. Но небо продолжало оставаться серым.
Однажды утром, когда Свамиджи вместе с Киртананандой, Гаурасундарой, Сатсварупой, Говиндой даси и Джадурани сидели на пляже, на одеяле, расстеленном на песке, он заметил нескольких парней с досками для серфинга, пытающихся поймать волну.

— Они думают, что это наслаждение — играть в воде, — сказал он. — В этом и правда есть какое-то наслаждение, но это не ананда, не блаженство духовного мира. На Кришналоке все обладает сознанием — вода, земля. И все исполнено блаженства. Здесь все не так.

Преданные посмотрели вместе с ним на серфингистов, прыгающих по волнам.

— Да, — сказал Киртанананда. — Здесь это еще и опасно. Доска в любой момент может выскользнуть и ударить по голове.
— Да, — сказал Свамиджи, — это не настоящая ананда. Прахлада Махараджа сказал, что материальный мир перемалывает его жерновами повторяющихся рождений и смертей. Он говорит, что в материальной жизни ему приходится либо разлучаться с тем, что ему дорого, либо сталкиваться с нежелательными помехами. Он хочет найти выход из положения, но принимает лекарство еще хуже, чем сама болезнь. Это как ЛСД: лечение хуже, чем болезнь.
Лицо Свамиджи осунулось, в остальном же он выглядел, как и до болезни. Он сидел, завернувшись в серый шерстяной чадар. Ребята знали, что он должен очень серьезно отнестись к тому, чтобы не переутомляться. Теперь они никогда не забудут (как это бывало раньше), что ему уже за семьдесят. Возможно, им уже никогда не придется так долго наслаждаться его обществом. Теперь близкое общение с ним стало редким сокровищем.
Сидя на одеяле, совсем рядом со Свамиджи, Сатсварупа от имени нью-йоркских преданных задал ему вопрос:
— Свамиджи, можно ли носить кожаную обувь?
— Нет.
— А если кто-нибудь подарит нам кожаную обувь?
— Кожа означает насилие, — ответил Свамиджи. Он указал на ботинки Сатсварупы, сделанные из недорогого кожзаменителя. — У вас очень хорошая страна. Благодаря вашим технологиям вы можете легко купить такую обувь и не носить кожу.

Так Сатсварупа и другие преданные получили ответ на всю оставшуюся жизнь, а время и место стали ссылкой, как номер главы и стиха в писании.
Джадурани помогала Говинде даси собирать цветы. Как-то раз, беседуя между собой, они услышали разговор мужчин, которые говорили, будто женщины менее разумны. Девушки очень расстроились. Позже Говинда даси поделилась своими переживаниями со Свамиджи.

— Правда ли, — спросила она, — что, поскольку мы женщины, мы не можем духовно прогрессировать так же быстро, как брахмачари?
— Правда, — ответил Свамиджи. — Если вы считаете себя женщинами, о каком духовном прогрессе может идти речь? Вы должны помнить, что вы — души, вечные слуги Кришны.
Свамиджи дал Джадурани свою фотографию, чтобы та нарисовала с нее портрет. На снимке, сделанном еще в Индии, он стоял, выпрямив спину, на фоне белой стены и казался очень суровым.

— О, Свамиджи, — заметила Джадурани, — на этом снимке вы выглядите таким несчастным!
— Не-ет, — задумчиво протянул он. — Нет. Я не был несчастен. Это был миг экстаза.
Свамиджи обратил внимание Джадурани на картинку, висевшую на стене: мама Яшода упрекает сына за то, что тот ворует масло, а чуть поодаль за дерево прячутся двое смеющихся друзей Кришны. Свамиджи спросил:
— Ты думаешь, Кришна позволит Себя поймать и чтобы друзья при этом убежали?

Она посмотрела на изображение еще раз. Слова Свамиджи помогли ей догадаться, что друзей Кришны скоро тоже поймают. Неожиданно она почувствовала себя там, во Вриндаване. Они оба засмеялись.
Проведя со Свамиджи пару дней, Сатсварупа и Джадурани, приехавшие из Нью-Йорка, должны были вернуться к своим обязанностям. Свамиджи отдыхал, но прямо перед их отъездом проснулся, поэтому они вошли в его комнату. Лежа на кровати, Свамиджи слабым голосом произнес несколько слов, затем сел, и Гаурасундара начал делать ему массаж.

— Те, кто думает, что Бог мертв, — безумцы, — сказал он.

Никто не затрагивал эту тему, но Свамиджи считал, что разговаривать о Кришне всегда уместно. По мере того как он обличал атеистов, его голос набирал силу:
— Это все равно, как если бы я пришел к врачу и он, прослушав мое сердце, которое бьется ровно, измерив кровяное давление, которое тоже в порядке, послушав, как я дышу, после этого в ответ на мой вопрос: «Ну что, доктор, как мое здоровье?» — сказал бы: «Уважаемый, вы мертвы». Разве это не безумие?
Гаурасундара, продолжая растирать тело Свамиджи, удивленно посмотрел на присутствующих. Свамиджи говорил громко и уверенно, словно обращался к большой аудитории, а не к нескольким гостям, приехавшим навестить больного.

— Аналогичным образом достаточно взглянуть на проявления жизни во вселенной. Солнце всегда встает вовремя, и все планеты вращаются по своим орбитам. Вокруг столько признаков жизни! А ведь вселенная — это тело Бога. Видеть эти признаки жизни и утверждать, что Бог мертв! Разве это не глупость? Какие негодяи! Я бросаю им вызов. Просто негодяи!
Несколько слов, сказанных тихим голосом, вылились в мощную получасовую речь, направленную против всевозможных теоретиков атеизма. Хотя сначала Киртанананда предостерег Свамиджи, напомнив ему о здоровье, тот отмахнулся, сказав:
— Все в порядке.

Но потом силы покинули его, и он был вынужден снова лечь в постель.
Так преданные увидели, как Свамиджи сразу же пускает в ход силы, накопленные за время полуденного сна. Видя, как он использует все, что у него есть, для служения Кришне, они испытывали восхищение, но в то же время боялись. Но разве в их силах было его удержать? Более того, они тоже были к этому причастны — ведь они жаждали слушать.
Когда Сатсварупа и Джадурани вернулись в Нью-Йорк, Брахмананда попросил их рассказать другим о Свамиджи. Сатсварупа поведал, как спал с ним в одной комнате и почувствовал, как благотворно находиться рядом. Всю ночь он чувствовал свет и покой и то, что Кришна где-то поблизости. Сатсварупа и Джадурани рассказали, как сидели со Свамиджи на пляже и он говорил им о Кришналоке, о том, что на ней все обладает сознанием. Они вспомнили, как Свамиджи сел на кровати и потратил все свои силы на проповедь, показывая, что и они должны поступать так же, используя все для служения Кришне. Брахмананда оглядел преданных и засиял от радости:
— Посмотрите-ка! Вы только рассказываете о Свамиджи, а все чувствуют себя на верху блаженства!
Свамиджи пробыл в Лонг-Бранч три недели. Но когда пришел ответ от Шри Кришны Пандита, который писал, что не сможет устроить приезд аюрведического врача в Америку, Свамиджи стал всерьез подумывать о возвращении в Индию. В Индии будет много солнца и он сможет лечиться у аюрведических врачей. Но его планы менялись каждый день — Сан-Франциско, Монреаль, Индия, Нью-Йорк. Он попросил Киртанананду сообщить сан-францисским преданным, что приедет к ним, если они устроят Ратха-ятру.
В конце июня Свамиджи вернулся в храм на Вторую авеню и поехал в клинику для осмотра. Врач был удивлен тем, что он почти совсем поправился, и не возражал против полета в Сан-Франциско. Итак, в поисках солнечного неба, движимый желанием руководить своими учениками, которым предстояло провести первую в их жизни Ратха-ятру, Свамиджи заказал билет для себя и Киртанананды, чтобы лететь в Сан-Франциско — Нью-Джаганнатха-Пури.

ГЛАВА 26: Отъезд Свамиджи

В САН-ФРАНЦИССКОМ аэропорту Свамиджи улыбался, но говорил мало. Преданные встретили его цветами и киртаном. Но на этот раз все было по-другому. Опираясь на палку, он прошел прямо к машине.
Джаянанда уже ждал Свамиджи со своим фургоном, чтобы отвезти его в небольшой загородный домик, который они сняли для него в северном пригороде Сан-Франциско, Стинсон-Бич. Но Свамиджи сказал, что сначала хотел бы заехать в сан-францисский храм Радхи-Кришны. Джаянанда отвез его в храм на Фредерик-стрит. Выйдя из машины, Свамиджи вошел в маленькое помещение, заполненное преданными и гостями, которые с нетерпением ожидали его. Он поклонился улыбающемуся Джаганнатхе и, не сказав ни слова, вышел из комнаты, вернулся в машину и уехал в Стинсон-Бич.
Дорога проходила через прибрежные горы и была такой извилистой и крутой, что Свамиджи почувствовал тошноту. Он прилег на заднем сиденье, а Джаянанда сбавил скорость, но даже это мало помогло. Киртанананда понял, что Свамиджи будет очень трудно ездить из Стинсон-Бич в сан-францисский храм. Но, может быть, это и к лучшему — у него будет больше времени, чтобы восстановить силы.
Это был современный одноэтажный дом из шести комнат, с японской крышей. «Парадизио» — гласила вывеска на фасаде. На лужайке перед домом, среди модных предметов садового интерьера, Свамиджи заметил статую Господа Будды — украшение сада. Войдя в дом, он обнаружил там поджидающих его Мукунду и Джанаки. Они поклонились, а Джанаки от радости даже всплакнула. Свамиджи улыбнулся, но продолжал медленно и молча осматривать дом. Большую гостиную, окнами выходившую на Тихий океан, украшали картины Джадурани: Радха и Кришна, Господь Вишну, Господь Чайтанья — а также индийские гравюры, изображавшие Джаганнатха-Пури. В спальне были раздвижные окна, из которых тоже открывался вид на океан. На стене висел портрет Шрилы Бхактисиддханты Сарасвати и изображение Радхи и Кришны. Свамиджи улыбнулся и сказал, что картины очень хороши.
Преданные согласились, что со Свамиджи следует остаться только Упендре и Киртанананде. Они хотели, чтобы их духовного учителя ничто не беспокоило и он мог быстро поправиться.
В ту ночь у Свамиджи снова болело сердце. Всю ночь он не мог заснуть и не встал, как обычно, ранним утром, чтобы заниматься переводами. В пять утра к нему вошел Киртанананда и слегка приоткрыл окно, чтобы до Свамиджи донесся легкий океанский бриз. Повторяя джапу, Свамиджи сидел на кровати, сосредоточенно глядя на стопы Господа Кришны и Шримати Радхарани. Гряда гор на востоке заслоняла утреннее солнце.
С тех пор как у Свамиджи случился приступ, Киртанананда каждый день, утром и вечером, делал ему массаж. Он энергично растирал голову Свамиджи, потом садился сзади и массировал ему спину, после чего переходил к груди, рукам и ногам. Нередко вся процедура занимала больше часа. После больницы Свамиджи каждый день совершал утренние прогулки, даже когда жил в Нижнем Ист-Сайде. В это утро он тоже отправился на прогулку по пляжу, сопровождаемый Киртананандой и Упендрой.
Прогуливаясь по берегу, Свамиджи указал тростью на какую-то возню в песке.

— Смотрите, — сказал он, — жизнь есть повсюду. Нет такого места, где не было бы живых существ. А они говорят, что на Луне нет жизни!

Берег был каменистым, в море спускались скалы, о которые с грохотом, напоминающим раскаты грома, бились волны.

— Слышите этот звук? — спросил Свамиджи. — Это эхом отдается биение сердец гопи, когда они чувствуют разлуку с Кришной.
Он гулял около часа, пока его юные слуги не устали.

— Я утомил вас? — засмеялся Свамиджи. — Эти прогулки и массаж изо дня в день спасают мне жизнь.
Они пошли дальше. К одиннадцати часам солнце наконец выглянуло из-за гор, и Свамиджи, обернув голову полотенцем, сел на раскладной стульчик, чтобы принять солнечную ванну. Он продолжал твердить, что ему нужно больше солнца. После обеда небо опять затянуло облаками.
Вечером Свамиджи позвал Киртанананду и Упендру в большую гостиную и провел с ними негромкий киртан, спев «Харе Кришна» и «Говинда джая джая». Он встал и водил их за собой по комнате по кругу. Проходя перед изображением Кришны, он всякий раз останавливался, слегка кланялся, сложив ладони, а затем поворачивался вокруг себя и шел дальше.
8 июля, через два дня после прибытия Свамиджи в «Парадизио», к нему приехали Шьямасундара и Мукунда. На следующий день была назначена Ратха-ятра, и Шьямасундара с Мукундой — первые преданные, навестившие Свамиджи в Стинсон-Бич, — рассказали ему обо всех приготовлениях к празднику. Безусловно, идея праздника принадлежала Свамиджи, но сан-францисские преданные постарались сделать все так, как он просил.
Мысль провести такой фестиваль осенила Свамиджи, когда однажды у себя в комнате он смотрел в окно, выходившее на Фредерик-стрит. Увидев открытые грузовики, которые проезжали мимо, он подумал, что было бы неплохо поставить на такие грузовики Божества Джаганнатхи и провести Ратха-ятру на американский манер. Он даже сделал рисунок грузовика с балдахином на четырех колоннах, украшенного флагами, колокольчиками и гирляндами из цветов. Он вызвал к себе Шьямасундару: «Ты должен сделать такую колесницу для Ратха-ятры». Теперь позади храма на Фредерик-стрит стояла готовая колесница — желтый грузовик диггеров, арендованный в компании Герца. На грузовике был установлен полотняный балдахин в форме пирамиды, закрепленный на колоннах высотой полтора метра.
Сидя со Свамиджи на пляже, Мукунда рассказывал ему, с каким энтузиазмом работают преданные и как все хиппи в Хайт-Эшбери только и говорят, что о шествии Господа Джаганнатхи, которое должно состояться на следующий день. Преданные хотели, чтобы праздничная процессия двигалась через Голден-Гейт-парк, но полиция разрешила пройти только по Фредерик-стрит на юг к морю. Мукунда сказал, что под балдахином преданные собираются поставить Божества. Джаганнатха будет смотреть вправо, Субхадра — назад, а Баларама — влево. Он хотел знать, правильно ли это. На самом деле, сказал Свамиджи, Божества обычно везут на отдельных колесницах, каждую из которых толпа людей тянет за веревки вдоль по улице. Может быть, когда-нибудь так будет и в Сан-Франциско.
— Сделайте все как следует, — предупреждал он, — и не стоит ехать слишком быстро. Преданные должны медленно вести грузовик по улице до пляжа и все время петь киртан.
Мукунда и Шьямасундара на все лады расхваливали Джаянанду: он объездил весь город, собирая пожертвования — фрукты и цветы, нашел людей, которые помогли украсить колесницу, установил на грузовике усилители и развесил во всех магазинах рекламные плакаты. Он был неутомим и своим энтузиазмом заражал всех остальных. Женщины весь день делали чапати, чтобы завтра их можно было тысячами раздавать толпе. Преданные подготовили сотни воздушных шаров с надписью «Харе Кришна Ратха-ятра», собираясь выпустить их на улицах, когда начнется парад.
Когда преданные спросили, что нужно сделать еще, Свамиджи сказал, что процессия, раздача прасада и киртан — это все, что необходимо. Они должны дать людям возможность увидеть Господа Джаганнатху и услышать мантру Харе Кришна. Все время, пока процессия движется, они должны танцевать и петь перед колесницей.

— Но все нужно сделать как следует, — повторил Свамиджи. — Делайте все как можно лучше, и тогда Господь Джаганнатха будет доволен вами.
На следующий день после полудня Свамиджи сидел в гостиной, читая на четках мантру. С ним был Упендра, а Киртанананда готовил на кухне праздничное угощение. Вдруг Свамиджи услышал знакомый звон каратал и просиял от счастья, а глаза его широко раскрылись. Выглянув наружу, он увидел грузовик Ратха-ятры с Господом Джаганнатхой, Субхадрой и Баларамой и несколько десятков преданных и хиппи, горевших желанием увидеть его. Он вышел, чтобы поприветствовать их, и попросил внести Божества в дом и установить их на пианино. Преданные и гости заполнили большую гостиную. Улыбаясь, Свамиджи обнял некоторых из них, другие пали ниц к его ногам. Несколько преданных стали помогать Киртанананде раскладывать по тарелкам приготовленные им праздничные блюда, а другие принялись наперебой рассказывать Свамиджи об успехе Ратха-ятры.
— Это было великолепно! Потрясающе! Это был замечательный день! — говорили они.

Растроганный Свамиджи слушал о том, как прошел праздник. К процессии присоединилось множество хиппи. Мукунда, Харидас, Хаягрива и несколько женщин ехали на колеснице, и все инструменты, включая фисгармонию, на которой играла Ямуна, звучали через усилитель. Людям на улицах это очень понравилось. Полицейские, эскортировавшие процессию на автомобиле, хотели было поторопить преданных, но собралась такая толпа, что колонна была вынуждена двигаться медленно, именно так, как просил Свамиджи. Субал все время танцевал как безумный, а Джаянанда прыгал, играя на караталах. С грузовика несколько женщин раздавали всем желающим кусочки апельсинов, яблок и бананов, а другие разбрасывали цветы. Толпа была в полном восторге.
Шьямасундара рассказал, как они поднимались по крутому холму. Шьямасундара был за рулем, а рядом на переднем сиденье сидел его пес, Ральф. Вдруг мотор заглох. Шьямасундара попытался снова завести его, но не смог. Затем отказали тормоза и грузовик начал съезжать с холма! Наконец его удалось остановить. Но когда он попытался двинуться вперед, мотор опять заглох и грузовик опять покатился под гору! Шьямасундара включал зажигание, и грузовик трогался, но затем двигатель замолкал и машина снова катилась назад. Все забеспокоились. Наконец грузовик поехал, и процессия продолжила свой путь до пляжа.
Свамиджи улыбнулся и сказал, что это игры Господа Джаганнатхи. То же самое было, когда Господь Чайтанья присутствовал на Ратха-ятре в Джаганнатха-Пури. Тогда колесница тоже остановилась, и никому не удавалось сдвинуть ее с места. Царь Ориссы приказал толкать колесницу и тянуть ее за веревки самым сильным борцам, но колесница не сдвинулась ни на сантиметр. И даже слоны не смогли заставить ее поехать. Тогда Господь Чайтанья Сам уперся головой в колесницу и подтолкнул ее, и только тогда она тронулась с места. Теперь Ратха-ятра пришла на Запад, а вместе с ней и эта лила Господа Джаганнатхи.
Свамиджи заметил, что некоторых преданных нет на месте.

— А где Ямуна и Джанаки? — спросил он.

Преданные рассказали, что какие-то хиппи раздавали на процессии леденцы, начиненные ЛСД, и некоторые преданные нечаянно попробовали их и теперь пытаются прийти в себя.
Субал рассказал о том, как после праздника они ехали сюда по автостраде на украшенном цветами грузовике с балдахином — тридцать преданных и Божества: Джаганнатха, Субхадра и Баларама. Экипаж, на котором они проделали путь через горы, был, наверное, одним из самых необычных средств передвижения, которые когда-либо видел свет.
После того как гости уехали, Божества остались в доме со Свамиджи и его слугами. Свамиджи был доволен тем, что праздник удался. Пусть у его учеников не хватало опыта, зато у них была искренность. Бхактисиддханта Сарасвати и Бхактивинода Тхакур наверняка остались бы довольны первой американской Ратха-ятрой.
Весь мир живет в постоянной тревоге, объяснял Свамиджи преданным, собравшимся в тот вечер в его комнате. Обрести покой можно только в духовном мире. Цель сознания Кришны — помочь людям избавиться от тревог и вернуться в духовный мир. Такие праздники, как Ратха-ятра, помогают людям обрести сознание Кришны. У Свамиджи было великое множество идей и планов, связанных с проведением праздников и фестивалей. «Если бы у меня были средства и люди, — сказал он, — я бы устраивал такие праздники каждый день». Сознание Кришны не знает границ. Праздник Ратха-ятра был еще одним свидетельством того, что люди на Западе хорошо принимают сознание Кришны.
Свамиджи написал в Нью-Йорк Брахмананде:
Дом благородных пропорций и расположен в исключительно живописном месте. Поэтому не приходится жаловаться ни на его расположение, ни на сам дом. Единственная трудность в том, что я не могу ездить в храм — дорога очень извилистая и идет через горы. Но так или иначе преданные приезжают сюда, и недавно в городе с большой пышностью прошел праздник Ратха-ятра. Более пятисот человек присоединились к процессии, направлявшейся к пляжу в сопровождении более двух десятков автомобилей. Преданные распространили тысячи чапати, а в конце Шри Джаганнатха, Субхадра и Баладева милостиво пришли сюда, в наш дом, где останутся на неделю, прежде чем вернуться обратно.
Свамиджи продолжал говорить о поездке в Индию. Поездка, в сущности, была уже решена, оставалось только выяснить, когда и каким путем он поедет — западным, через Японию, или восточным, через Нью-Йорк. Хмурое небо и не по сезону холодная погода в Стинсон-Бич разочаровали его. Здоровье Свамиджи оставалось слабым. Иногда он даже поговаривал о смерти. Неважно, где он умрет — в Америке или во Вриндаване, сказал он. Если вайшнав умирает во Вриндаване — на земле, где появился Кришна, — он возвращается к Кришне в духовный мир. Но, когда Господь Чайтанья Махапрабху путешествовал по Индии, Его преданный, Адвайта, сказал Ему: «Где Ты, там и Вриндаван». Тот, кто все время поглощен мыслями о Кришне, всегда находится во Вриндаване. Поэтому если он умрет, проповедуя сознание Кришны, то, где бы это ни произошло, он обязательно достигнет вечного Вриндавана в духовном небе.
И все же Свамиджи хотел поехать во Вриндаван. Это самое лучшее место на земле для того, чтобы умереть или выздороветь. Кроме того, он рассчитывал взять во Вриндаван своих учеников, чтобы как можно лучше подготовить их к проповеди в странах Запада. Об этих планах он рассказал в письме к Сумати Морарджи, владелице пароходной компании «Синдия».
Я собираюсь вернуться в Индию, как только наберусь сил для путешествия. Я уже стар — в сентябре мне будет 72 года. Но дело, которое я начал на Западе, еще не закончено, и мне нужно обучить нескольких американских юношей тому, как проповедовать эту религию по всему западному миру. Поэтому, если я вернусь в Индию, то возьму с собой нескольких учеников. Все они очень хорошие ребята и достойны учиться. В связи с этим я очень нуждаюсь в Вашей помощи. Вы уже согласились бесплатно перевозить моих индийских последователей; аналогичным образом, если бы Вы разрешили бесплатный проезд для некоторых моих американских учеников, они бы смогли приехать в Индию и учиться у меня во Вриндаване. Суть в том, что в таком преклонном возрасте мне трудно сказать, когда придет моя смерть. А я хотел бы провести последние дни своей жизни во Вриндаване.
Свамиджи пообещал Киртанананде, Хаягриве и другим, что возьмет их с собой и сам покажет святые места, связанные с играми Кришны. Воспользовавшись средствами из фонда, созданного для строительства храма в Нью-Йорке, он мог бы открыть во Вриндаване «Американский дом».
Я мог бы приехать в Монреаль и провести церемонию установления виграхи Радхи-Кришны. Потом — вернуться на шесть месяцев в Индию: у меня есть планы построить во Вриндаване «Американский дом», где будут обучаться проповедники. Вриндаван — единственная трансцендентная обитель в этой вселенной, где сознание Кришны раскрывается само собой. И я очень надеюсь обучить некоторых своих учеников искусству проповеди, чтобы они могли проповедовать даже в мое отсутствие. Я уже стар и серьезно болен: смерть может настигнуть меня в любую минуту. Поэтому я хочу оставить после себя несколько обученных проповедников, которые смогут продолжать распространять сознание Кришны в западном мире. Это моя мечта. Я надеюсь, что все вы будете молиться Кришне, чтобы я смог как следует исполнить свой долг.
Когда Говинда даси написала Свамиджи, что ей очень хочется снова служить ему, как это было в Нью-Джерси, он ответил, что собирается в Индию, где попытается построить «Американский дом». «Ты сможешь приехать туда и остаться там навсегда. И ты, и твой муж увидите, как замечательно поклоняться Кришне в мирной атмосфере Вриндавана».
В Стинсон-Бич, набираясь сил для путешествия, Свамиджи продолжал придерживаться своего обычного распорядка дня. Иногда из Сан-Франциско к нему приезжали преданные, по одному или по двое. Как и прежде, он выходил на утренние прогулки, принимал солнечные ванны, когда солнце выглядывало из-за облаков, и проводил вечерние киртаны или чтения в гостиной. Все как всегда, тихо и размеренно.
Упендра: Обычно он сидел в своем кресле с той стороны дома, которая выходила к морю. Ему нравилось наблюдать, как мы резвимся в воде. В первый раз я чувствовал некоторую неловкость, когда шел купаться, зная, что за мной наблюдает Свамиджи. Но все-таки я зашел в воду и начал мыться. Потом я оглянулся на Свамиджи и увидел, как он на своем кресле делает движения руками вверх, словно плещется в воде. Он продолжал до тех пор, пока до меня не дошло: он хочет, чтобы я начал купаться по-настоящему. Когда я стал плескаться и прыгать в воде, он закивал головой и широко улыбнулся.
Мукунда: Я гулял со Свамиджи по пляжу, и когда он сел, я тоже сел напротив него. Он спросил:
— Как по-твоему, кто такой Кришна?

Я ответил:
— Кришна - Бог. Он - Всевышний. Наш долг - поклоняться и служить Ему.

Свамиджи был как будто доволен, но потом сказал:
— Ты должен повторять на четках 64 круга ежедневно.

Я был поражен и не знал, что ответить. Я не знал, должен ли я вообще отвечать. Я просто продолжал смотреть на него, а он смотрел на меня. Немного погодя он сказал:
— Ну, можешь повторять хотя бы 32 круга.

Я по-прежнему не говорил ни слова. Мне казалось, что даже 16 кругов - это много. Я недоумевал, как я смогу осилить 32. Через некоторое время Свамиджи сказал:
— В самом крайнем случае ты должен повторять каждый день 16 кругов.

— Да, Свамиджи, — ответил я.

Я знал, что могу, по крайней мере, постараться как-то выполнять это требование.
Однажды Свамиджи сказал Киртанананде, что хочет поиграть на пианино. (Божества Джаганнатхи, которые стояли на нем целую неделю, уже вернулись в Сан-Франциско, в храм.) Но когда Киртанананда с Упендрой отодвинули пианино от стены, до них донесся глухой стук падающего предмета.

— Что это? — спросил Свамиджи.

Киртанананда протиснулся за пианино и достал какую-то картину в раме, завернутую в полосатую ткань. Он развернул ее — на картине был изображен Господь Нрисимхадева.

— Почему ее спрятали за пианино? — удивился Свамиджи.

Как раз в это время у Свамиджи гостила Джанаки, и она во всем созналась. Когда она подготавливала дом к приезду Свамиджи, кто-то передал сюда эту картину. Джанаки нашла ее и спрятала. Картина показалась ей очень страшной, объяснила она. На картине Господь Нрисимха разрывал живот Хираньякашипу, и все вокруг было забрызгано кровью.
Свамиджи терпеливо объяснил, что, хотя материалисты жалеют Хираньякашипу, преданные приходят в восторг, видя, как Нрисимхадева разрывает его на части. Хираньякашипу, сказал он, держал в страхе всю вселенную и занял трон Индры, царя небес. Хираньякашипу издевался даже над собственным пятилетним сыном Прахладой, чистым преданным Господа Кришны. Так что в играх Господа Нрисимхи нет ничего дурного. В действительности Хираньякашипу, убитый Господом, обрел освобождение из материального мира.
Попросив преданных повесить изображение на стену, Шрила Прабхупада сел за пианино и начал играть. Преданные знали, что Свамиджи прекрасно играет на индийской фисгармонии, левой рукой качая мехи, а правой нажимая на клавиши, но никогда не видели, чтобы он играл на пианино. Они и не подозревали, что он умеет. Но Свамиджи без запинки сыграл несколько мелодий индийских бхаджанов и играл минут пять.
Иногда по вечерам, несмотря на постоянные предостережения Киртанананды, Свамиджи давал лекции или устраивал дискуссии. Уж если у него появлялось желание говорить, остановить его не мог никто. Иногда он просил Киртанананду поспорить с кем-то из приезжих преданных. Один становился на позиции майявади или атеиста, а другой отстаивал точку зрения сознания Кришны. Судьей был Свамиджи. Впрочем, стоило диспуту начаться, он тут же вмешивался в спор, вставал на сторону преданного и наголову разбивал атеиста или майявади. Преданным это очень нравилось. Свамиджи не мог удержаться в рамках роли молчаливого судьи или выздоравливающего пациента.
— Почему мы уделяем столько внимания имперсоналистам? — спрашивал Киртанананда. — Почему мы постоянно на них нападаем? Не лучше ли сосредоточить силы на войне с атеистами?
— Ты говоришь так потому, что сам имперсоналист, — сердито отвечал Свамиджи.
Как-то раз он объяснил, что непреданные, сбивающие с толку невинных людей, — демоны, и их нужно выводить на чистую воду. Киртанананда возразил:
— Если мы будем называть их демонами, они никогда не исправятся.
— Но они демоны, — ответил Свамиджи.
— Но мы не можем называть их демонами, Свамиджи.
— Да, они демоны! Пока ты не поймешь этого, ты не сможешь прогрессировать в сознании Кришны.
— А демоны могут стать преданными? — спросил Киртанананда.
— О да, — ответил Свамиджи. — Даже демоны становятся вайшнавами, если повторяют «Харе Кришна» и занимаются преданным служением.
Большинство преданных вынуждены были оставаться в Сан-Франциско, лелея надежду на то, что когда-нибудь им выпадет удача навестить Свамиджи в Стинсон-Бич. От немногих, кто знал об этом из первых рук, они слышали о планах Свамиджи поехать в Индию, чтобы, может быть, уже никогда не вернуться назад. Слышать это было мучительно больно. Один раз он уже стоял на пороге смерти, но так или иначе Кришна спас его, и он снова приехал к ним в Сан-Франциско, хотя и не мог, как прежде, жить вместе с ними. А теперь он строил планы уехать в Индию, возможно, навсегда. Все это усиливало их любовь к Свамиджи и тревогу за него.
Преданные беспокоились, размышляя о том, смогут ли они продолжать служить Кришне без Свамиджи. Кому-то из них пришла в голову мысль пригласить в Америку одного из духовных братьев Свамиджи, чтобы тот занял его место, а если случится худшее, то и возглавил Международное общество сознания Кришны. Когда это предложение дошло до Свамиджи, он задумался над ним, но сразу ничего не ответил.
Мукунда: Мы сидели вдвоем в комнате Свамиджи, он был как никогда серьезен и молчалив. Глаза его были закрыты. Вдруг из них потекли слезы. Дрожащим голосом он проговорил:
— Мой духовный учитель не был обыкновенным духовным учителем.

Он сделал паузу, утер слезы и голосом, который задрожал еще сильнее, сказал:
— Он спас меня.

В этот момент я начал понимать, что значит "духовный учитель", и тут же отверг всякую мысль о том, что кто-то сможет заменить нам Свамиджи.
Через два дня Свамиджи сказал, что не станет просить никого из своих духовных братьев, чтобы они приехали сюда и взяли на себя заботу о его учениках. Он сказал:
— Если этот человек скажет хоть слово по-другому, не так, как я, это посеет в вас сомнения и собьет с толку.

На самом деле, сказал он, подобная мысль является оскорблением духовного учителя.
Свамиджи пообещал дать посвящение нескольким своим новым последователям из Сан-Франциско и попросил, чтобы они приезжали к нему по одному и оставались на ночь. Он не проводил никаких огненных церемоний, а просто беседовал с каждым, прося соблюдать четыре принципа и повторять 16 кругов в день. Ученик клялся, и Свамиджи давал ему посвящение. Он сидел на кровати, а ученик — перед ним на полу. Свамиджи тихо прочитывал мантру на четках ученика и называл его духовное имя.
Один из кандидатов в ученики страшно нервничал. Склонившись перед Свамиджи, он не вставал.

— Можешь подняться, — сказал Свамиджи. — Итак, ты хочешь получить посвящение?

Парень ответил «да» и, не найдя, что еще сказать, начал повторять «Харе Кришна».

— Сейчас я должен почитать мантру на твоих четках, — объяснил Свамиджи.

Он читал около десяти минут и затем вернул четки ученику, сказав:
— Твое имя Анируддха.
— Что это значит? — спросил юноша.
— Это имя внука Кришны. У тебя есть какие-нибудь вопросы?

Анируддхе ничего не приходило в голову — от волнения он уже успел забыть, как его зовут, — и Свамиджи его отпустил.
Чуть позже Свамиджи позвал Анируддху, но тот не понял, что зовут именно его.

— Анируддха, — сказал Киртанананда и посмотрел на него, — тебя зовет Свамиджи.
Другой ученик получил имя Уддхава. На следующий день Свамиджи, отдыхая во дворе, позвал:
— Киртанананда! Упендра! Уддхава!

Он хотел прочитать им стих, который обнаружил, изучая «Шримад-Бхагаватам». Киртанананда и Упендра пришли и сели у ног учителя.

— О, а где Уддхава? — удивился Свамиджи.

Упендра сообщил, что Уддхава пошел погулять по окрестным холмам, посмотреть на коров и почитать для них мантру. Упендра думал порадовать Свамиджи сообщением, что его новый ученик забрался в горы почитать мантру коровам. Но Свамиджи неодобрительно покачал головой:
— Неугомонный!

Он хотел, чтобы новый ученик услышал стих, который он обнаружил.
джайати джайати дево девакӣ-нандано ’сау
джайати джайати кр̣шн̣о вр̣шн̣и-вам̇ш́а-прадӣпах̣
джайати джайати мегха-ш́йа̄малах̣ комала̄н̇го
джайати джайати пр̣тхвӣ-бха̄ра-на̄ш́о мукундах̣
Свамиджи прочитал перевод: «Слава Верховному Господу, известному как сын Деваки! Слава Верховному Господу, светочу династии Вришни! Слава Верховному Господу, чья кожа нежна, как лотос, и цветом напоминает только что народившееся облако! Слава Верховному Господу, который нисшел на Землю, чтобы избавить ее от тяжкого бремени демонов, слава Господу, всем дарующему освобождение!». Повторив текст и его перевод, Свамиджи сказал ученикам, что они могут вернуться к своим обязанностям.
Свамиджи сообщил Киртанананде, что окончательно решил ехать в Индию через Нью-Йорк и хочет сделать это как можно скорее. Киртанананда уложил его вещи и повез Свамиджи назад в Сан-Франциско, где они должны были провести ночь и на следующее утро вылететь в Нью-Йорк.
В тот вечер в храме и даже в квартире Свамиджи царило лихорадочное возбуждение. В храме было тесно от преданных и гостей, которые собрались, чтобы увидеть Свамиджи перед его отъездом в Индию. Десятки людей хотели получить посвящение. Когда Киртанананда посоветовал Свамиджи поберечь силы и не спускаться в храм на вечернюю программу, Свамиджи настоял на том, чтобы, по крайней мере, присутствовать на киртане.
Когда Свамиджи вошел в храм, преданные тотчас же прервали киртан и склонились перед ним в глубоком почтении. Воцарилась тишина... Он внушал им такое благоговение, какого они не знали раньше. Кто знает, может быть, они видят его в последний раз. Они наблюдали за ним во время киртана, когда он играл на караталах и пел вместе с ними. Те, кто еще не получил посвящения, хотели принять его своим духовным учителем — сегодня же, пока еще не поздно.
Свамиджи попросил микрофон. Никто не ожидал, что он будет говорить. Киртанананда, единственный, кто мог его удержать, не сказал ни слова, он сидел перед ним, как и другие, в смиренном ожидании. Свамиджи тихим голосом стал говорить о своей миссии: по приказу духовного учителя он принес Движение Господа Чайтаньи в Америку, и Кришна милостиво послал ему так много искренних душ.

— В Индии у меня остались дети, которые когда-то были моей семьей, — сказал он, — но мои настоящие дети — это вы. Сейчас я собираюсь ненадолго уехать в Индию.
Все неотрывно смотрели на Свамиджи, который сидел перед ними, прислонясь к стене, завешенной тканью, и тихим голосом говорил. Внезапно дверь отворилась и в храм вошел понурый Равиндра-Сварупа. Все знали, что он хочет бросить сознание Кришны. Он не отнесся всерьез к обетам, данным при посвящении, и хотел продолжать свой путь в одиночку. Ему не нужен был духовный учитель. Преданные отговаривали его, но парень стоял на своем. Все недовольно покосились в его сторону. Как мог он заявиться сюда в такой день, накануне отъезда своего духовного учителя!
Равиндра-Сварупа распростерся на полу в поклоне, но, поклонившись, не поднялся, а пополз к Свамиджи на четвереньках. Обычно Равиндра вел себя слегка надменно и вдобавок был красив и носил длинные, взъерошенные волосы и бороду. Но теперь он был весь какой-то жалкий, заплаканный и словно безумный. Он подполз к Свамиджи, сидевшему на небольшом, всего в две ступеньки, возвышении из красного дерева, и Свамиджи с состраданием посмотрел на него:
— Подойди ко мне, мой мальчик.

Равиндра взобрался на ступеньки и положил свою лохматую голову Свамиджи на колени. Растроганные, преданные наблюдали, как Свамиджи гладит Равиндру по голове, а юноша все плакал и плакал.
— Что случилось, сынок? Ты не должен быть таким несчастным.
Равиндра выкрикнул:
— Я хочу... — он зарыдал, — а-а... напрямую... а-а... к Богу! Без посредников!
Свамиджи продолжал похлопывать и гладить голову юноши:
— Нет, оставайся с нами, если можешь. Не сходи с ума.

Рыдания Равиндры понемногу стихли, и Свамиджи продолжил, обращаясь одновременно к нему и к взволнованным слушателям:
— Я старик, — сказал он, — и могу умереть в любую минуту. Но я прошу вас об одном — пожалуйста, продолжайте движение санкиртаны. Вы должны стать смиренными и научиться терпению. Господь Чайтанья говорит, что преданный должен быть смиреннее травы и терпеливее дерева. Чтобы распространять в мире философию сознания Кришны, нужны энтузиазм и настойчивость.
Вдруг Равиндра перестал плакать. Он вскочил на ноги, постоял немного — вид у него был несчастный — и, с мгновение поколебавшись, вышел вон, хлопнув дверью.
Драматический уход Равиндра-Сварупы из сознания Кришны потряс преданных. Свамиджи сидел неподвижно и говорил очень серьезно. Он призывал их сплотиться и развивать Движение сознания Кришны на благо себе и другим. Проповедуя людям, они должны просто повторять то, что узнали от него, сказал он.
Может быть, впервые они осознали, что являются частью проповеднической миссии, движения. Они были вместе не только для того, чтобы приятно проводить время и слушать красивые, ласкающие слух звуки. На них лежали обязанности перед Свамиджи и Кришной, которые они приняли на себя из любви.
Свамиджи вернулся к себе на квартиру, где вскоре началось столпотворение. Уже стемнело, а многие преданные хотели получить посвящение. Мукунда, Джаянанда и другие лидеры пытались определить, кто из желающих был искренен в своем намерении. Выбранных кандидатов они по нескольку человек впускали в комнату.
Свамиджи сидел за своим низеньким столом, повторяя мантру на четках каждого из учеников, после чего возвращал четки и называл его духовное имя. В какой-то момент Киртанананда попросил его остановиться — остальные могли получить посвящение по почте. Но Свамиджи решил, что даст посвящение всем пришедшим.
Мукунда и Джаянанда установили принцип очередности. Кто-то месяцами ждал посвящения и очевидно был искренним преданным. Другим пришлось уйти.
Джон Картер: К концу лекции я твердо решил получить посвящение. И хотя были какие-то разговоры о посвящении по почте, я знал, что хочу иметь личную связь с духовным учителем, хочу, чтобы он сам посвятил, сам принял меня. Я подбежал к Мукунде и спросил:
— Сколько уже записалось? Я тоже хочу попасть в список.
Он ответил:
— Знаешь, Свамиджи не придерживается какого-то строгого порядка. Мы просто пытаемся выбрать самых искренних.
— Пожалуйста, внеси меня в список! — взмолился я. — Я искренен, я действительно хочу получить посвящение!
Он внес мое имя в список и отнес список Свамиджи. Тот по одному начал вызывать кандидатов. Он вызвал первого, второго, третьего... Я начал немного нервничать. Потом он позвал четвертого... Я сидел как на иголках... Затем, когда прозвучало пятое имя, и опять не мое, я был совершенно раздавлен. Я думал: «О, он собирается в Индию, а затем — сразу к Кришне. Я упустил последний шанс. Все кончено. Жить больше незачем».
Я попытался добраться до вешалки, чтобы взять куртку и уйти, прежде чем другие увидят мои слезы. Я еще не начал плакать, но чувствовал, что вот-вот начну. Кто-то похлопывал меня по спине и утешал: «Ничего-ничего. Он напишет тебе письмо и сообщит тебе твое имя».

Но в моей голове была единственная мысль: «Да-а-а, судя по тому, что он сегодня говорил, этого, возможно, уже никогда не случится». Я едва держался на ногах. Я вышел на улицу и через автостоянку направился к Голден-Гейт-парк. Я, кажется, шел к мосту Голден-Гейт и думал, что просто брошусь с него. Тогда я был еще новичком и не знал, что если совершаешь самоубийство, то становишься призраком. Мне казалось, что жизнь моя потеряла всякий смысл.
Я уже наполовину пересек автостоянку, когда меня осенило: «А что, если он надумает принять еще одного, а меня в это время там не окажется?». Эта мысль наполнила меня такой надеждой, что я развернулся и побежал обратно. И не успел я зайти в храм, как сверху сбежала Джанаки и сказала: «Он примет еще одного». И она схватила кого-то другого и с ним побежала наверх. У меня подкосились ноги, а из глаз брызнули слезы. Но там стояла Харшарани. Она вцепилась в мою руку и скомандовала: «Пошли!». Она помчалась по лестнице, таща меня за собой, и ворвалась в комнату Свамиджи, даже не постучав.
Свамиджи взглянул на нас с изумлением. Харшарани сказала:
— Свамиджи, вы должны дать этому юноше посвящение.

К этому времени я уже просто ревел, и Свамиджи засмеялся. Он сказал:
— Все хорошо. Не плачь. Все будет в порядке.

Он прочитал мантру на моих четках и назвал меня Дживанандой.
На следующее утро Свамиджи должен был расстаться со своими любящими последователями. Несколько машин, наполненных преданными, сопровождали его в сан-францисский аэропорт.
Нандарани: Некоторые были искренни, а кто-то плакал просто потому, что так принято — плакать, когда духовный учитель уезжает. На самом деле никто из нас толком не знал, кто такой духовный учитель.
Джанаки шутя выхватила из рук Свамиджи билет и паспорт.

— Теперь вы не сможете уехать, — сказала она.
— Ничего, — улыбнулся он. — У меня уже есть посадочный талон. Я индиец. Они пустят меня на родину.
Свамиджи, стоя у выхода на посадку, повернулся к собравшимся вокруг него последователям, которые с благоговением взирали на него:
— На самом деле у меня есть только одно желание, и тот, кто его исполнит, доставит мне огромную радость. У меня есть храмы в Нью-Йорке, Монреале и Сан-Франциско. Но у меня нет храма в Лос-Анджелесе.

Еще он попросил их оставаться в сознании Кришны и проповедовать.
Они смотрели, как он повернулся и прошел на посадку, с тростью в одной руке и посадочным талоном в другой.
В Нью-Йорке преданным было некогда предаваться печали. Свамиджи телеграфировал Шри Кришне Пандиту, что прилетает в Дели 24 июля и Шри Кришна Пандит должен подготовить для него комнату в своем храме в Чиппиваде. В телеграмме Свамиджи упомянул о своем намерении проконсультироваться с аюрведическим врачом в Дели, а затем поехать во Вриндаван. Свамиджи уже считал часы, оставшиеся до его приезда во Вриндаван.
Накануне своего отъезда Свамиджи написал Сумати Морар-джи. В ответе на его последнее письмо она согласилась предоставить ему бесплатный проезд на корабле до Индии, но только ему одному, без учеников. «Поскольку я устроила Ваше путешествие в Америку, — писала она, — я считаю своим долгом позаботиться о том, чтобы Вы благополучно вернулись в Индию, тем более что здоровье Ваше оставляет желать лучшего». Но везти бесплатно его учеников она не согласилась.
20 июля Свамиджи написал:
Я очень хочу вернуться во Вриндаван, к лотосным стопам Вринда-вана-Бихари, Господа Кришны, и поэтому я решил без промедления вернуться в Индию. Я бы с удовольствием ехал морем, как Вы любезно предложили мне в письме, но при нынешнем состоянии моего здоровья это невозможно. Поэтому по милости Кришны и при содействии одного здешнего друга я приобрел билет на самолет и надеюсь вылететь в Нью-Дели в субботу и быть в аэропорту Палам 24-го, в полвосьмого утра. Из Дели, отдохнув несколько дней, я поеду во Вриндаван.
Я понимаю, что в настоящий момент Вы не можете обеспечить бесплатный проезд моим ученикам. Но если Вы не сделаете этого — по крайней мере, в ближайшем будущем, — то моя миссия либо останется незаконченной, либо потерпит неудачу. Я вложил благодарственное письмо к одному из моих старших учеников (Брюсу Шарфу) от профессора Дейвиса Эррона, а также другое — от профессора Робертса из Нью-Йоркского университета. Я думаю, эти письма дадут Вам понять, насколько прочно мое Движение сознания Кришны укоренилось в западном мире. Святое имя «Харе Кришна» теперь поют не только в этой стране, но также в Англии, Голландии и Мексике. И это только те страны, о которых известно мне; возможно, оно распространилось еще шире. Я послал Вам одну грампластинку, которая, я надеюсь, уже дошла до Вас. Вам будет приятно услышать, с какой радостью западный мир принимает святое имя.
Ачьютананда сказал Свамиджи, что хочет поехать в Индию и там целиком посвятить себя учебе, набраться опыта и обрести привязанность к Кришне. От Свамиджи он слышал, что за два дня во Вриндаване человек может обрести большее сознание Кришны, чем за десять лет в Америке.

— Как вы думаете, я смогу поехать? — спросил Ачьютананда.
— Можешь не сомневаться, — сказал ему Свамиджи, — следующая наша встреча будет во Врадже.
Преданные попросили Сатсварупу переехать в Бостон и открыть там центр сознания Кришны, а Рупанугу они просили сделать то же самое в Буффало. Когда Сатсварупа и Рупануга обратились к Свамиджи, чтобы узнать, что он думает об этих планах, он остался очень доволен. Свамиджи рассказал им, что Субал собирается открыть центр в Санта-Фе, а Даянанда — в Лос-Анджелесе.

— Мантра Харе Кришна подобна большой пушке, — сказал он. — Стреляйте из нее, чтобы вас слышали все, и тогда майя в страхе побежит с поля битвы.
Преданным хотелось спросить его: «А вдруг вы не вернетесь?». Они очень боялись этого. А что если Кришна оставит Свамиджи во Вриндаване? Что если Свамиджи никогда больше не приедет в Америку? Уцелеют ли они в этой битве с майей? Но Свамиджи уже заверил их, что того сознания Кришны, которое он им дал, хватит, даже если он никогда не вернется назад.
Всего за полчаса до отъезда в аэропорт Свамиджи сидел в своей комнате и начитывал четки девушке, которая в последнюю минуту попросила дать ей посвящение. Затем, как бывало много раз до этого, он вышел из своей комнаты, спустился вниз, пересек внутренний двор и вошел в магазинчик.
Сидя на старом ковре, он говорил спокойно и проникновенно.

— Я уезжаю, но мой Гуру Махараджа и Бхактивинода остаются здесь, — он взглянул на изображения своего духовного учителя и Бхактивиноды Тхакура. — Я попросил их присмотреть за вами, моими духовными детьми. Дед всегда заботится о детях лучше, чем отец. Так что не беспокойтесь. Ни о какой разлуке не может быть и речи. Звук мантры крепко-накрепко связывает нас, даже если мое материальное тело находится где-то в другом месте. Что для нас это материальное тело? Повторяйте мантру Харе Кришна, и я всегда буду вместе с вами. Вы будете повторять мантру здесь, а я буду повторять ее там, и эта вибрация свяжет нас друг с другом.
Несколько преданных поехали со Свамиджи на такси — Брахмананда сидел на переднем сиденье, рядом с шофером, а Раярама и Киртанананда — на заднем, вместе со своим духовным учителем.

— Когда Киртанананда увидит Вриндаван, — сказал Свамиджи, — ему будет трудно поверить, что я мог променять его на Нью-Йорк. Там так чудесно! Там нет ни одной машины, а здесь от них просто некуда деться — туда-сюда, туда-сюда — вжжик! вжжик! Там есть только мантра Харе Кришна. Все жители Вриндавана от мала до велика поют и повторяют маха-мантру. Там тысячи и тысячи храмов. Я покажу их тебе, Киртанананда. Мы там всё обойдем, и я покажу тебе все.
Брахмананда заплакал, и Свамиджи похлопал его по спине.

— Я знаю, что ты плачешь из-за предстоящей разлуки, — сказал он. — Я тоже чувствую разлуку со своим Гуру Махараджей. Я думаю, это именно то, чего ждет от нас Кришна. Если ты приедешь ко мне во Вриндаван, я тебя всему научу, и мы распространим это движение по всему миру. Раярама, ты поедешь в Англию. Брахмананда, куда ты хочешь поехать — в Японию или в Россию? Все будет хорошо.
Преданные собрались в зале ожидания компании «Эйр Индия» рядом с коктейль-баром, в котором толпился народ. Свамиджи сел в кресло. На нем был свитер и чадар, аккуратно сложенный и переброшенный через плечо. Его ученики плотным кольцом уселись у его ног. Он держал зонтик — совсем как два года назад, когда впервые приехал в Нью-Йорк. Несмотря на усталость, он улыбался.
Свамиджи заметил фреску, на которой были изображены индийские женщины, несущие на голове большие кувшины, и обратился к одной молоденькой девушке, которая вместе со своим мужем, Хамсадутой, недавно переселилась в монреальский храм ИСККОН:
— Химавати, ты хотела бы поехать в Индию и научиться носить горшки с водой, как это делают индийские женщины?
— Да-да, — ответила она, — я поеду.
— Да, — сказал Свамиджи, — когда-нибудь мы все поедем туда.
Киртанананда держал в руках портативный проигрыватель на батарейках и две пластинки с мантрой Харе Кришна.

— Киртанананда, — попросил Свамиджи, — поставь-ка нашу пластинку. Я думаю, людям понравится.

Киртанананда поставил пластинку очень тихо, но ее звук привлек внимание людей в коктейль-баре.

— Сделай погромче, — попросил Свамиджи, и Киртанананда прибавил звук.

Свамиджи стал качать головой в такт музыке.
Скоро преданные начали мурлыкать вместе с пластинкой, потом тихо напевать. Через несколько минут они уже пели во весь голос. Некоторые из них заплакали.
Хамсадута: Я сидел рядом со Свамиджи, и меня не покидала мысль: «Мой духовный учитель уезжает в Индию». И тут он сказал: «Я хочу умереть во Вриндаване». Все мы знали, что Свамиджи уезжает, но теперь настала минута прощания. Я понимал, что еще ничего не сделал для своего духовного учителя. «Он даже не знает меня, — думал я. — У меня нет с ним никаких отношений. Я должен что-то сделать. Я должен что-то сделать прямо сейчас. Я должен хоть как-то послужить ему, чтобы оставить след в его сердце. Что-то сделать». Я думал: «Но что я могу сделать?». Я плакал, а он даже не смотрел на меня, словно меня там вообще не было, будто я был для него как кресло или что-то в этом роде. Он постоянно оглядывался по сторонам, а я старался поймать его взгляд: вдруг что-нибудь да скажет!
Киртан становился все сильнее и сильнее, и все громче и громче мы плакали. Люди в зале ожидания смотрели на Свамиджи как на какую-то диковину. Он находился в центре внимания, но был совершенно спокоен, как будто сидел у себя дома и занимался чем-то привычным.
Когда пластинка закончилась, Хамсадута спросил:
— Свамиджи, можно мне собрать пожертвования?

Тот кивнул. Хамсадута встал и произнес короткую речь:
— Наша миссия — распространение сознания Кришны. У нас есть храм в Нью-Йорке. Мы всегда испытываем острую нужду в деньгах. Пожалуйста, помогите нам.

Позаимствовав у какого-то солдата фуражку, Хамсадута начал обходить людей, собирая пожертвования.
— Наше путешествие начинается очень благоприятно, — сказал Свамиджи. — У нас прошел хороший киртан, мы собрали хорошие пожертвования. Все это по милости Кришны.
Когда пришло время идти на посадку, Свамиджи обнял всех провожавших его мужчин. Они выстроились один за другим и по очереди подходили к Свамиджи, чтобы обнять его. Некоторых провожавших его женщин он погладил по голове.
Рупануга: Свамиджи обнимал парней: Киртанананду, Брахмананду, Гаргамуни. Я никак не ожидал, что он позовет и меня. Я не думал, что нахожусь на одном уровне с другими преданными, поэтому был очень удивлен, когда Свамиджи двинулся ко мне и произнес мое имя: «Рупануга». Я встал и подошел к нему. Между нами было, может быть, не больше трех метров, но это расстояние показалось мне бесконечным. Я обнял его, и это объятие было самым запоминающимся в моей жизни. Я сразу почувствовал силу Свамиджи. Он был очень силен. Мне казалось, что я обнимаю молодого человека — своего ровесника. Мне было двадцать семь, но он казался сильнее и моложе меня. Он стиснул меня в объятиях, а я в ответ крепко обнял его. Он был ниже меня, и я инстинктивно опустил свой подбородок в углубление на его левом плече. Обнимая его, я ощутил огромное блаженство и как будто увидел свет. Мне показалось, что из моего лица исходит сияние, что-то яркое и чистое, какая-то энергия. Я открыл глаза и увидел, что на нас смотрит Киртанананда. Он стоял позади Свамиджи, в нескольких шагах, и я посмотрел ему прямо в глаза. Я был несказанно счастлив, и это мое блаженство каким-то образом отразилось в нем: он расплылся в широкой улыбке. А глаза его светились так, как будто из меня действительно исходила какая-то духовная энергия.
Эта сцена в аэропорту стала очень важной частью моей жизни, потому что у меня, человека, которому всегда было трудно любить других, отъезд Свамиджи пробудил в сердце такую любовь, о существовании которой я даже не подозревал. Когда в вашем сердце действительно пробуждается любовь к духовному учителю, вы становитесь духовно развитым человеком. Вот и я становился таким человеком. Это был мощнейший поток чувств разлуки и скорби от расставания с духовным учителем: ведь все мы знали, что для нас нет никого дороже, чем он. И никто из нас не был уверен, что когда-нибудь мы увидим его снова.
В сопровождении Киртанананды, обритого наголо и одетого в черный шерстяной костюм, который совершенно не вязался с этой прической, Свамиджи медленно направился к выходу на посадку. Когда он скрылся из виду, преданные побежали на смотровую площадку, чтобы увидеть, как будет взлетать самолет.
На улице моросил мелкий дождик. Преданные наперегонки бежали через влажную смотровую площадку. Внизу они увидели Свамиджи и Киртанананду, направлявшихся к самолету. Забыв о приличиях, они стали громко кричать. Свамиджи обернулся и помахал им рукой. Он поднялся по трапу, на самом верху снова обернулся и поднял руки, а затем вошел в самолет. Преданные устроили неистовый киртан и пели до тех пор, пока трап не отъехал. Двери закрылись, и самолет стал разворачиваться. Преданные прилипли к перилам, но самолет обдал их горячей струей выхлопных газов, и им пришлось отойти назад. Со страшным ревом самолет компании «Эйр Индия» вырулил на взлетную полосу, мигая сигнальными огнями. Преданные продолжали петь мантру Харе Кришна, пока самолет не оторвался от земли и не превратился в маленькую точку в небе, а затем и вовсе скрылся из виду.
Добавьте VedaBase.ru в виде приложения для iOS или Android.

📱 Android:

Откройте сайт vedabase.ru в браузере Chrome. Нажмите кнопку меню (три точки) в верхнем углу и выберите «Добавить на главный экран».

🍏 iOS (iPhone, iPad):

Откройте сайт vedabase.ru в браузере Safari. Нажмите кнопку поделиться в нижнем меню и выберите «На экран «Домой».