Шрила Прабхупада-лиламрита ГЛАВА 22

16 января 1967 года.

КОГДА самолет компании «Юнайтед эйрлайнз» пошел на снижение над заливом Сан-Франциско, Бхактиведанта Свами повернулся к Раначоре и сказал:
— Дома похожи на спичечные коробки. Представляешь, как это выглядит с точки зрения Кришны?

Бхактиведанте Свами шел уже 71 год, но на самолете он летел впервые. Раначора, девятнадцатилетний юноша в костюме и галстуке, должен был исполнять обязанности его секретаря. Он получил посвящение недавно, но собрал кое-какие деньги и попросился со Свамиджи в Сан-Франциско.

Во время перелета Бхактиведанта Свами был немногословен. Он повторял: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе». Держа правую руку в матерчатом мешочке для четок, он перебирал бусины и тихонько повторял мантру. Когда самолет только поднялся над Нью-Йорком, он смотрел в иллюминатор, наблюдая, как здания становятся все меньше и меньше, но затем самолет вошел в облака. Облака показались Свамиджи похожими на океан в небе. Он пожаловался, что от давления у него заложило уши, и больше ничего не говорил — только повторял имена Кришны. Теперь, когда самолет шел на посадку, он продолжал едва слышным голосом повторять: «Кришна, Кришна, Кришна...» — а из иллюминатора тем временем открывался вид на тысячи домиков, похожих на спичечные коробки, и улиц, растянувшихся во всех направлениях, словно на карте.

Когда громкоговорители в зале ожидания объявили о посадке самолета компании «Юнайтед эйрлайнз», следующего рейсом #21 из Нью-Йорка, с полсотни хиппи, которые пришли в аэропорт встречать Свами, придвинулись друг к другу и замерли в ожидании. Какое-то мгновение они казались почти испуганными — они не знали, чего ждать и какой он, этот Свами.

Из этой толпы только несколько человек знали Свамиджи: Мукунда и его жена Джанаки, Равиндра-Сварупа, Раярама — все из Нью-Йорка. Был там и Аллен Гинзберг. (Всего за несколько дней до этого Аллен выступал в роли одного из организаторов мероприятия «Хьюман би-ин» в Голден-Гейт-парк, на которое собралось более двухсот тысяч человек — «сборище племен и народов... чтобы вдоволь покричать, повеселиться от души и принять участие в "Хороводе мира"».) Аллен приехал специально, чтобы встретить Свами Бхактиведанту, с которым познакомился несколько месяцев назад в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде и в киртанах которого принимал участие.

— Свамиджи будет доволен, — напомнил каждому Мукунда, — если все будут петь мантру Харе Кришна, когда он выйдет из ворот.
Они уже были знакомы с мантрой Харе Кришна и наслышаны о том, как Свамиджи пел ее в нью-йоркском парке, а многие из них читали статью о Свамиджи и его мантре в местной неофициальной газете «Оракул». Утром этого дня они собрались в Голден-Гейт-парк (большинство пришло, откликнувшись на распространенные Мукундой листовки) и около часа пели там перед тем, как сесть в машины и поехать в аэропорт. Сейчас многие из них — также в ответ на листовки Мукунды — держали в руках благовония и цветы.

Входя в здание аэропорта и поднимаясь по эскалатору, только что прилетевшие пассажиры с изумлением взирали на группу поющих людей с цветами в руках. Однако те равнодушно скользили взглядами по безликой толпе обыкновенных, утомленных полетом пассажиров, ища глазами того единственного, ради которого они здесь собрались. Внезапно они увидели идущего прямо на них Свамиджи, облаченного в ярко-шафрановые одежды.

Он услышал пение еще до того, как вошел в здание аэропорта, и лицо его озарила улыбка. Он был удивлен и обрадован. Вглядываясь в лица встречавших его людей, он узнал лишь нескольких, а там собралось около пятидесяти человек. Пятьдесят человек встречали его пением мантры Харе Кришна, хотя он пока не сказал ни слова!

Толпа хиппи выстроилась по обе стороны узкого прохода, по которому должен был пройти Свамиджи, и, пока он шел, десятки рук тянулись к нему, предлагая цветы и благовония. Он с улыбкой принимал все, что ему предлагали, а Раначора стоял в стороне, с изумлением наблюдая за происходящим. Аллен Гинзберг с огромным букетом цветов выступил вперед, и Бхактиведанта Свами изящным жестом принял цветы у него из рук. Затем он начал раздавать полученные подарки всем, кто мог до них дотянуться. Так он прошествовал через все здание аэровокзала, а толпа молодых людей, не переставая петь, двигалась за ним.

На несколько минут он задержался у стойки для получения багажа, всматриваясь в лица окружавших его людей. Взмахом рук он дал им знак петь громче, и толпа встречавших его хиппи запела с новой силой, а он тем временем стоял среди них, хлопая в ладоши и подпевая. Затем, величаво подняв руки над головой, он стал танцевать, переступая с ноги на ногу и раскачиваясь.

У работников аэропорта и пассажиров вид толпы, которая вместе со Свамиджи ожидала получение багажа, вызвал смешанное чувство недоумения и досады. Кто-то с трудом прятал улыбку. Получив багаж, Свами в сопровождении своей свиты вышел на улицу и сел в ожидающий его автомобиль — черный «Кадиллак-Флитвуд» образца 1949 года. Свамиджи расположился на заднем сиденье вместе с Мукундой и Алленом Гинзбергом. Вплоть до того момента, как автомобиль тронулся с места, Свамиджи, улыбаясь, продолжал раздавать цветы всем, кто пришел приветствовать его, посланца Кришны, принесшего сознание Кришны на Запад.

«Кадиллак» принадлежал Харви Коэну, тому самому, который около года назад предоставил в распоряжение Свамиджи свою мансарду на Бауэри. Харви сидел за рулем, но из-за шоферской фуражки (купленной в лавке Армии спасения), черного костюма и бороды Свамиджи не узнал его.

— А где Харви? — спросил он.

— За рулем, — ответил Мукунда.

— Так это ты? А я и не узнал тебя.

Харви улыбнулся:
— Добро пожаловать в Сан-Франциско, Свамиджи.

Свамиджи был счастлив оказаться еще в одном большом городе Запада с миссией своего духовного учителя, Бхактисиддханты Сарасвати, и Господа Чайтаньи. Чем дальше на Запад, говорил Господь Чайтанья, тем сильнее в людях материалистические наклонности. Но Он же предсказал, что сознание Кришны должно распространиться по всему миру. Духовные братья Свамиджи часто недоумевали, не зная, что думать о предсказании Господа Чайтаньи, который говорил о том, что наступит время, когда имя Кришны будут петь в каждом городе и каждой деревне. «Может быть, это аллегория? — рассуждали они. — Иначе что еще могут означать эти слова — „Кришна в каждом городе“?» Однако Бхактиведанта Свами всегда непоколебимо верил в пророчество Господа Чайтаньи и наказ своего духовного учителя. И вот теперь он здесь, на далеком Западе, в Сан-Франциско, где люди уже поют имя Кришны. Они восторженно встретили его — с цветами и киртаном. И таких городов в мире очень много.

Храм, в котором обосновались Мукунда и его друзья, находился на Фредерик-стрит в районе Хайт-Эшбери. Как и храм на Второй авеню в Нью-Йорке, этот храм располагался в помещении бывшего магазинчика с витринами на улицу. Вывеска над витриной гласила: «ХРАМ ШРИ ШРИ РАДХИ-КРИШНЫ». Кроме того, в соседнем доме Мукунда и его друзья сняли трехкомнатную квартиру на третьем этаже для Свамиджи. Это была маленькая, пустая и давно требующая ремонта квартира с окнами, выходившими на улицу.

В сопровождении нескольких автомобилей, заполненных преданными и просто любопытными, Свамиджи подъехал к дому №518 на Фредерик-стрит и вошел в храм, единственным украшением которого было несколько полотнищ полосатой ткани, висевших на стенах. Усевшись на приготовленную для него подушку, он провел киртан, а затем произнес небольшую речь, призывая всех присутствующих принять сознание Кришны. После лекции он вышел из храма, вошел в соседний подъезд и поднялся на третий этаж, в свою квартиру №32. Следом за ним двинулись не только ученики и почитатели, но и репортеры двух крупнейших газет Сан-Франциско — «Кроникл» и «Игземинер». Пока преданные готовили обед, а Раначора распаковывал его чемодан, Свамиджи беседовал с репортерами, которые, сидя на полу, делали заметки в своих блокнотах.

Бхактиведанта Свами: Да, это относится ко всем, включая вас и любого другого. Мы приглашаем всех: наркоманов, хиппи и так далее. Но когда человек становится учеником, он меняется и перестает быть тем, кем был раньше..”

Бхактиведанте Свами было хорошо известно, что репортеры обычно ничего не пишут о его философии, но он воспользовался случаем, чтобы рассказать собравшимся о сознании Кришны. Даже если репортеры не желают углубляться в философию, этого хотят его последователи.
— Самая большая ошибка современной цивилизации, — продолжал Свамиджи, — состоит в том, что она посягает на чужую собственность, считая ее своей. Это создает множество ненужных проблем. В конечном счете все во Вселенной принадлежит Богу. И когда люди поймут эту истину, когда они поймут, что Бог — это лучший друг всех живых существ и тот, кому предназначены все жертвоприношения, только тогда на земле воцарится мир.

Репортеры задали Свамиджи несколько вопросов о его прошлом, и он кратко рассказал о том, как приехал из Индии и основал в Нью-Йорке Движение сознания Кришны.

После того как репортеры ушли, Свамиджи продолжил говорить, обращаясь к молодым людям, собравшимся в его комнате. Мукунда, который к тому времени отпустил бороду и волосы, но носил на шее большие красные четки, полученные от Свамиджи при посвящении, представил ему некоторых своих друзей и сообщил, что они живут вместе и хотят помочь Свамиджи познакомить молодежь Сан-Франциско с сознанием Кришны. Жена Мукунды, Джанаки, спросила Свамиджи, как он перенес полет. Он сказал, что лететь ему понравилось, если не считать того, что немного заложило уши.

— Сверху дома кажутся маленькими, как спичечные коробки, — сказал он, показывая большим и указательным пальцами их размер.

Он прислонился спиной к стене и стал снимать с себя гирлянды, которые на него надели в тот день, пока на шее у него не осталась только нитка бус — обыкновенная, дешевая, с маленьким колокольчиком посередине. Свамиджи подержал ее, посмотрел на качество работы и стал вертеть в руках.

— Это особая вещь, — сказал он, глядя на бусы, — потому что она сделана с любовью.

Он продолжал рассматривать бусы, словно этот подарок был для него главным событием дня.

Когда принесли прасад, он раздал понемногу каждому из присутствующих, после чего Раначора решительно и даже несколько бестактно попросил гостей выйти из комнаты и дать Свамиджи возможность поесть и немного отдохнуть.

А на улице и в магазинчике все только и говорили что о Свамиджи. Разочарованных не было. Все, что рассказывал им Мукунда, оказалось правдой. Особенно им понравилось, как Свамиджи говорил о необходимости смотреть на все с точки зрения сознания Кришны.

В тот вечер по телевидению в одиннадцатичасовом выпуске новостей передали сообщение о приезде Свамиджи, а на следующий день об этом написали газеты. Статья в «Игземинер» была помещена на второй полосе и называлась «Свами приглашает хиппи». Она сопровождалась фотографией храма, заполненного преданными, и несколькими снимками Свамиджи, который выглядел на них необыкновенно серьезным. Свамиджи попросил Мукунду прочесть статью вслух.

— «Духовный учитель, — начал Мукунда, — очень рослый, облаченный в развевающиеся длинные одежды, сидящий со скрещенными ногами на большом тюфяке...»

— А что это за слово "рослый"? — прервал его Свамиджи.

Мукунда объяснил, что это значит "высокий".

— Не знаю, почему они так написали, — добавил он. — Может, потому, что вы сидели, выпрямив спину. Вот им и показалось, что вы очень высокого роста.

Далее в статье описывались хиппи, пришедшие встретить Свамиджи в аэропорту. Автор называл их «компанией длинноволосых, бородатых людей в сандалиях».

Самая крупная газета Сан-Франциско, «Кроникл», также поместила статью, под заголовком «Свами в царстве хиппи — святой открывает в Сан-Франциско храм». Статья начиналась так: «Святой человек из Индии, которого его друг, поэт-битник Аллен Гинзберг, называет одним из наиболее консервативных представителей его религии, начал вчера свою миссионерскую деятельность в раю сан-францисских хиппи».

Свамиджи не понравилось, что его назвали консерватором:
— Консервативный? Что он имеет в виду?

— Наверное, ваше отношение к сексу и наркотикам, — предположил Мукунда.

— Конечно, в этом смысле мы консерваторы, — сказал Свамиджи. — Но это означает лишь то, что мы следуем шастрам. Мы не можем отступать от «Бхагавад-гиты». Однако консервативным меня никак нельзя назвать. Чайтанья Махапрабху был настолько строг, что даже не смотрел в сторону женщин, а мы принимаем в наше Движение всех, независимо от пола, касты, положения в обществе и так далее. Мы приглашаем каждого присоединиться к нам и петь вместе с нами мантру Харе Кришна. В этом — милость Чайтаньи Махапрабху, Его великодушие. Нет, какие же мы консерваторы?

Бхактиведанта Свами встал с постели и включил свет. Был час ночи. Будильник не звонил, и его никто не будил — он поднялся сам. В квартире было холодно и тихо. Закутавшись в чадар, он сел за свой сундучок, набитый рукописями, который обычно заменял ему письменный стол, и в глубокой сосредоточенности стал повторять на четках мантру.

Он читал мантру в течение часа, а затем приступил к работе. За два года, прошедшие с тех пор, как он опубликовал третий, заключительный том Первой песни «Шримад-Бхагаватам», ни одной книги опубликовано не было, но он продолжал работать над книгами каждый день. Иногда он работал над переводом и комментариями ко Второй песни «Бхагаватам», однако его главным трудом была «Бхагавад-гита». В сороковые годы в Индии он сделал полный перевод «Бхагавад-гиты», снабдив его подробными комментариями, но единственный экземпляр его рукописи исчез при загадочных обстоятельствах. В 1965 году, через несколько месяцев после приезда в Америку, он начал все сначала и в своей комнатке на Семьдесят второй улице в Нью-Йорке надиктовал обширное введение к «Бхагавад-гите». Сейчас в его сундуке лежали тысячи страниц рукописи — полного перевода «Гиты» с комментариями. Если его ученик из Нью-Йорка, Хаягрива, в прошлом преподаватель английского, сможет отредактировать текст, а другие ученики — издать книгу, это будет большой победой.

Но похоже, что издавать книги в Америке не так-то просто — намного труднее, чем в Индии. В Индии он был один, и тем не менее за три года ему удалось напечатать три тома. Здесь, в Америке, у него много последователей, но чем больше последователей, тем больше ответственность. Кроме того, до сих пор никто из его учеников не проявил особого желания взяться перепечатать рукопись, отредактировать ее и вступить в переговоры с американскими издательствами. Однако, несмотря на то, что реальных перспектив издать «Бхагавад-гиту» не было, Бхактиведанта Свами приступил к переводу следующей книги, «Чайтанья-чаритамриты», — одного из главных писаний бенгальских вайшнавов, которое повествует о жизни Господа Чайтаньи и излагает Его учение.

Надев очки, Свамиджи раскрыл свои книги и включил диктофон. Он внимательно прочел тексты на бенгали и санскрите, затем взял в руку микрофон, нажал на клавишу записи — загорелась красная лампочка индикатора — и начал диктовать: «Господь пел и танцевал, и тысячи людей следовали за Ним...» За один раз он произносил не больше одной фразы, затем делал паузу, задумывался и диктовал следующую: «Некоторые из них плакали, некоторые — смеялись... кто-то пел, кто-то танцевал... а кто-то падал ниц, выражая почтение Господу». Свамиджи то говорил, то останавливался, включая и выключая диктофон, при этом он сидел, выпрямив спину, иногда слегка раскачиваясь или кивая головой в такт словам. Временами он низко склонялся над страницами и внимательно изучал их через свои очки.

Прошел час. Свамиджи продолжал работать. Во всем доме свет горел только у него. Ночную тишину нарушал лишь звук его голоса и щелканье диктофона. На нем был серый шерстяной чадар, накинутый поверх тонкого бледно-оранжевого свитера. Он недавно встал с постели, и потому его шафрановое дхоти было слегка помято. Не умывшись и не приняв душа, он сидел, углубившись в работу. Он ценил эти ночные часы, потому что они были единственным временем суток, когда на улице и в храме Радхи-Кришны стояла тишина.

Все это: ночь, царящее вокруг безмолвие и он, занятый своим трансцендентным литературным трудом, — мало чем отличалось от того, что происходило в ранние утренние часы в храме Радхи-Дамодары во Вриндаване. Правда, там у него не было диктофона, но работал он в то же самое время и над тем же текстом — «Чайтанья-чаритамритой». Когда-то он уже начинал переводить стихи и писать комментарии к ним. Позднее он написал несколько обзорных глав, и вот теперь, оказавшись на другом конце земли, за тысячи километров от тех мест, где проходили игры Господа Чайтаньи, он приступил к первой главе нового английского варианта «Чайтанья-чаритамриты». Он назвал свою книгу «Учение Шри Чайтаньи».

Свамиджи строго следовал давно заведенному распорядку дня: поднимался рано утром и писал, излагая философию сознания Кришны, полученную им по парампаре. Забыв обо всем на свете и не обращая никакого внимания на окружающую обстановку, он погружался в неподвластную времени трансцендентную мудрость Вед. Это было его главным служением Бхактисиддханте Сарасвати. Желание опубликовать как можно больше книг и распространить их по всему миру заставляло Бхактиведанту Свами просыпаться каждую ночь и вдохновенно работать над переводами.

Бхактиведанта Свами переводил до рассвета. Затем он прерывал работу, приводил себя в порядок и спускался в храм на утренний киртан.

Несмотря на возражения некоторых его нью-йоркских учеников, Свамиджи все же решил принять участие в музыкальном шоу «Мантра-рок данс» в танцзале «Авалон». Преданные в Нью-Йорке считали, что со стороны сан-францисских преданных было не совсем тактично приглашать своего духовного учителя в подобное место. Танцзал — это ревущие электрогитары, грохочущие барабаны, бьющие в глаза огни прожекторов и сотни одурманенных наркотиками хиппи. Кто в таком месте сможет услышать его чистое послание?

Однако в Сан-Франциско Мукунда и его друзья уже несколько месяцев занимались организацией «Мантра-рок данса», рассчитывая, что концерт привлечет тысячи молодых людей и принесет сан-францисскому храму Радхи-Кришны тысячи долларов. Поэтому, если в Нью-Йорке в разговорах с учениками Свамиджи выражал сомнения, то здесь он обошел эту тему молчанием, решив не охлаждать пыл своих сан-францисских последователей.

Сэм Спирстра, друг Мукунды и один из организаторов «Мантра-рок данса», рассказал о своем замысле Хаягриве, недавно приехавшему из Нью-Йорка:
— Здесь, в Сан-Франциско, зарождается новое направление в музыке. «Грэйтфул дэд» уже записали свой первый диск. Их участие в этом вечере сделает нам рекламу, в которой мы сейчас так нуждаемся.

— Но Свамиджи говорит, что даже Рави Шанкар — это майя, — возразил Хаягрива.

— Да нет, все уже устроено, — заверил его Сэм. — Все группы соберутся на сцене, потом Аллен Гинзберг представит Свамиджи сан-францисской публике. Свамиджи скажет несколько слов и начнет петь мантру Харе Кришна, а музыканты присоединятся к нему. Затем он уйдет. В зале соберется около четырех тысяч человек!

Бхактиведанта Свами знал, что ничем не скомпрометирует себя: он придет, споет и сразу же уйдет оттуда. Самое главное — познакомить с мантрой Харе Кришна как можно больше людей. Что плохого в том, что тысячи молодых людей, собравшихся на концерт рок-музыки, получат возможность слушать и петь имена Бога? Бхактиведанта Свами был проповедником и для того, чтобы распространять сознание Кришны, готов был отправиться куда угодно. Поскольку мантра Харе Кришна абсолютна, каждый, кто услышит или произнесет имена Кришны — в любом месте и при любых обстоятельствах, — избежит рождения в низших формах жизни. Эти молодые хиппи тянутся к духовности, но не знают, где ее искать. Сбитые с толку, они принимают свои галлюцинации за духовные видения. Но вместе с тем они искренне стремятся к подлинной духовной жизни, как и их ровесники из Нижнего Ист-Сайда. Поэтому Бхактиведанта Свами решил принять участие в готовящемся представлении. Этого хотят его ученики, а он — их слуга и слуга Господа Чайтаньи.

Мукунда, Сэм и Харви Коэн уже встречались с организатором рок-концертов Четом Хелмсом, который согласился предоставить в их распоряжение свой «Авалон». Они договорились, что если им удастся заполучить на этот вечер знаменитые рок-группы, то вся выручка от концерта, помимо гонорара музыкантам, расходов, связанных с обеспечением порядка, и некоторых других издержек, пойдет в пользу сан-францисского храма Радхи-Кришны. После этого Мукунда и Сэм отправились договариваться с музыкантами, большинство которых жило в окрестностях Сан-Франциско и Беркли. Одна за другой самые популярные рок-группы Сан-Франциско: «Грэйтфул дэд», «Моби Грейп», «Биг бразер энд зэ Холдинг компани» — дали согласие выступить вместе со Свами Бхактиведантой за минимальную плату — 250 долларов за вечер. Согласился и Аллен Гинзберг. Итак, все было готово.

В Сан-Франциско ни один рок-концерт не обходился без живописных афиш, многие из которых рисовал художник по кличке Маус, «Мышонок». Одной из особенностей афиш Мауса, выполненных в «психоделическом» стиле, было то, что, глядя на них, трудно было сказать, где заканчиваются буквы и начинается фон. Художник использовал несочетаемые цвета, отчего возникал эффект мерцания. Копируя его стиль, Харви Коэн разработал необыкновенную афишу: красные и синие концентрические круги, и на их фоне — контрастная фотография улыбающегося Свамиджи в Томпкинс-сквер-парк и надпись крупными буквами: «СОЗНАНИЕ КРИШНЫ ПРИХОДИТ НА ЗАПАД». Преданные расклеили афиши по всему городу.

Чтобы обсудить программу концерта, Хаягрива и Мукунда встретились с Алленом Гинзбергом. Тот был уже хорошо известен как поклонник мантры Харе Кришна, и, когда он шел по Хайт-стрит, знакомые часто приветствовали его этими словами. Многие знали, что он посещает храм Радхи-Кришны и приглашает туда других. Но Хаягриве (который не уступал Аллену в длине волос и бороды) не давала покоя мелодия, на которую Аллен собирался петь на концерте «Харе Кришна»:
— Мне кажется, ваша мелодия трудновата для пения.

— Возможно, — согласился Аллен, — но это была первая мелодия, которую я услышал в Индии. Ее пела удивительная святая женщина. Я очень привык к этой мелодии и только на нее могу петь уверенно.

До концерта оставалось несколько дней, когда Аллен пришел в храм на утренний киртан, а затем поднялся наверх, к Бхактиведанте Свами. Когда Аллен вошел, он увидел, что рядом со Свамиджи сидят преданные и едят индийские сладости. Аллен и Свамиджи обменялись улыбками и приветствиями, и Свамиджи угостил его, отметив, что мистер Гинзберг встал очень рано.

— Да, — ответил Аллен. — С тех пор как я приехал в Сан-Франциско, мой телефон звонит не смолкая.

— Это неизбежно для тех, кто становится знаменитым, — сказал Бхактиведанта Свами. — Это несчастье постигло и Махатму Ганди. Где бы он ни оказался, вокруг него собирались толпы людей, которые скандировали: «Махатма Ганди ки джая! Махатма Ганди ки джая!» Ему спать спокойно не давали.

— Что ж, во всяком случае, это заставило меня встать и прийти на утренний киртан.

— Да. Это хорошо.

Скоро беседа переросла в обсуждение предстоящей программы в зале «Авалон».
— Как вы относитесь к тому, чтобы петь мантру на мелодию, более привычную уху западного человека? — спросил Аллен.

— Подойдет любая мелодия, — ответил Свамиджи. — Это не принципиально. Главное — что вы будете петь «Харе Кришна». Вы можете петь ее на мелодию вашей страны. Это не так важно.

Еще они обсудили значение слова «хиппи», а также Аллен затронул тему употребления ЛСД. Бхактиведанта Свами ответил, что ЛСД вызывает зависимость и человеку в сознании Кришны совершенно не нужен.

— Сознание Кришны решает все проблемы, — сказал он. — Больше ничего не нужно.

В программу концерта входило светомузыкальное шоу — произведение величайших мастеров этого дела Бена ван Метра и Роджера Хилльярда. Бен и Роджер умели искусно сочетать вспышки света, кинофрагменты и слайды, чтобы создавать оптические эффекты, напоминающие видения от ЛСД. Мукунда снабдил их множеством слайдов с изображением Кришны для демонстрации во время киртана. В один из вечеров Бен и Роджер пришли к Свамиджи в гости.

Вечером того дня, когда должен был состояться «Мантра-рок данс», пока бригада рабочих устанавливала оборудование и проверяла аудиосистему, а Бен и Роджер настраивали прожектора над сценой, Мукунда и еще несколько человек проверяли билеты на входе. Люди выстроились в очередь, которая растянулась на целый квартал и даже заворачивала за угол. Билет стоил 2,5 доллара. Сбор обещал быть полным. На концерт пришли почти все местные знаменитости. Пионер ЛСД Тимоти Лири занял специально отведенное для него место на сцене. Пришел Свами Криянанда с тамбуром. Человек в котелке и костюме с шелковой лентой, на которой было написано "Сан-Франциско", отрекомендовался мэром города. В дверях Мукунда задержал прилично одетого молодого человека, у которого не оказалось билета. Но тут кто-то похлопал Мукунду по плечу: «Пропусти. Ему можно. Это Оусли». Мукунда извинился и пропустил Августа Оусли Стэнли Третьего, знаменитого производителя ЛСД, о котором ходили легенды.

Почти все пришедшие на концерт были одеты в яркие или необычные костюмы: индейские плащи, мексиканские пончо, индийские курты, «годс-айзы» (символ означающий глаз Бога, прим. ред.), на многих были украшения из перьев и бус. Некоторые хиппи пришли со своими флейтами, лютнями, погремушками, барабанами, горнами, трещотками и гитарами. Сопровождаемые своими подругами, прошествовали «Ангелы ада» — нечесаные, с грязными волосами, в джинсах, сапогах и грубых холщовых пиджаках. Увешанные цепями, они дымили сигаретами, на них были немецкие каски, эмблемы с гербами и прочие атрибуты, и только свои мотоциклы им пришлось оставить у входа.

Преданные на сцене начали "разминочный" киртан, танцуя, как их учил Свамиджи. На сцене и во всех углах огромного зала курились благовония. Несмотря на то что большинство присутствующих были одурманены наркотиками, в зале было спокойно: они пришли сюда в поисках духовных переживаний. Когда преданные запели и со сцены полилась чудесная мелодия, некоторые музыканты стали подыгрывать им на своих инструментах. Вспыхнули разноцветные огни, по потолку, стенам и полу в такт музыке побежали яркие цветные блики.

В начале девятого сцену занял «Моби Грейп». С мощными электро- и бас-гитарами и двумя барабанщиками, они отыграли свой первый номер. Огромные динамики сотрясали зал своими вибрациями, и когда песня закончилась, по залу пронесся рев одобрения.

Около половины десятого Свамиджи вышел из своей квартиры на Фредерик-стрит и сел на заднее сиденье «кадиллака» Харви Коэна. На нем было его обычное шафрановое одеяние, а на шее висела гирлянда из гардений, сладкий аромат которых сразу же заполнил салон автомобиля. По дороге в «Авалон» он говорил о необходимости открывать новые центры.

В десять часов вечера Свамиджи в сопровождении Киртанананды и Раначоры поднялся по лестнице в «Авалон». Когда он вошел в зал, преданные, приветствуя его, затрубили в раковины. Кто-то стал отбивать барабанную дробь, и толпа расступилась, открывая ему проход на сцену. С высоко поднятой головой Свамиджи, казалось, не шел, а плыл в этом море толпящихся вокруг него странных людей.

Внезапно освещение изменилось. На стенах вспыхнули слайды с изображениями Кришны и Его игр: Кришна и Арджуна, мчащиеся на колеснице; Кришна, крадущий масло; Кришна, убивающий демона, который принял форму смерча; Кришна, играющий на флейте. Когда Свамиджи пробирался сквозь толпу на сцену, все встали со своих мест, зааплодировали и загудели, приветствуя его. Он взошел на сцену и опустился на специально приготовленную для него подушку. Толпа умолкла.

Взглянув на Аллена Гинзберга, Свамиджи произнес:
— Скажите несколько слов о мантре.

Аллен стал рассказывать собравшимся о своем понимании мантры Харе Кришна и о том, что она дает лично ему. Он рассказал, как Бхактиведанта Свами открыл храм в Нью-Йорке на Второй авеню и пел мантру Харе Кришна в Томпкинс-сквер-парк. Затем он пригласил всех присутствующих в храм на Фредерик-стрит.

— Тем, кто отходит от ЛСД, хочет стабилизировать свое сознание и подготовить его к новым «полетам», — сказал он, — я особенно рекомендую ранние утренние киртаны.

Затем заговорил Свамиджи. Он коротко рассказал историю мантры и, взглянув на Аллена, произнес:
— Начинайте петь.

Аллен заиграл на своей фисгармонии и запел в микрофон — то была мелодия, которую он привез из Индии. Постепенно сидящие в зале подхватили ее и начали подпевать. По мере того как киртан продолжался, люди пели со все возрастающим энтузиазмом. Музыканты из разных групп поднялись на сцену и присоединились к преданным. Раначора, в прошлом неплохой ударник, застучал на барабанах «Моби Грейп». Вступили гитары. Преданные и многие хиппи стали взбираться на сцену. Замелькали цветные блики, и в такт музыке по стенам и потолку запрыгали разноцветные огни. Проектор высветил на стене текст мантры: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Постепенно пение охватило весь зал, и некоторые хиппи, встав со своих мест и подняв руки, принялись танцевать.

Затем Свамиджи встал, поднял руки и начал танцевать, жестом приглашая присутствующих присоединиться к нему. Тогда те, кто еще сидел, повставали со своих мест и начали танцевать и петь, раскачиваясь из стороны в сторону и подражая движениям Свамиджи.

Кто-то поставил микрофон прямо перед Свамиджи, и его голос разнесся по залу, многократно усиленный мощными динамиками. Темп непрерывно возрастал. Свамиджи стал мокрым от пота. За сценой Киртанананда требовал прекратить киртан. Свамиджи слишком стар для таких вещей, говорил он, это может плохо кончиться. Но пение становилось все быстрее и быстрее, так что через некоторое время уже почти нельзя было разобрать слов мантры, потонувших в усиленной динамиками музыке и хоре из тысяч голосов.

Внезапно киртан кончился. Было слышно только гудение динамиков и голос Свамиджи, выражающего почтение своему духовному учителю:
— Ом Вишнупада Парамахамса Паривраджакачарья Аштотта-рашата Шри Шримад Бхактисиддханта Сарасвати Госвами Махараджа ки джая!.. Слава собравшимся преданным!

Свамиджи спустился со сцены и пошел к выходу, пробираясь сквозь плотный дым, повисший над залом, и толпу людей. Киртанананда и Раначора следовали за ним. Аллен объявил выступление следующей рок-группы.

Покинув зал и оставив позади себя толпу восхищенных зрителей, Свамиджи заметил: «Это не место для брахмачари».

Утром следующего дня храм был до отказа забит молодежью, слышавшей выступление Свамиджи в «Авалоне». Многие из них всю ночь бодрствовали. В семь утра Бхактиведанта Свами, следуя своему обычному утреннему распорядку, спустился в храм, чтобы провести киртан и прочитать лекцию.

Позднее тем же утром, направляясь на машине к побережью, в сопровождении Киртанананды и Хаягривы, Свамиджи поинтересовался, сколько людей было на киртане в «Авалоне». Когда ему назвали цифру, он осведомился, сколько денег им удалось собрать. Не в состоянии сказать точно, они предположили, что 1.500 долларов.

Свамиджи сидел на заднем сиденье и, глядя в окно, вполголоса повторял мантру, тихий и скромный, как ребенок. Трудно было поверить, что еще вчера вечером он с триумфом шел по залитому вспышками света и грохочущему от бас-гитар и барабанов залу «Авалон», а тысячи хиппи, почтительно расступившись, рукоплескали ему и приветствовали его радостными криками. Несмотря на вчерашние фанфары, он остался таким же, как и всегда: отрешенным, простым и скромным и в то же время очень серьезным и мудрым. Киртанананда и Хаягрива ясно видели: Свамиджи не принадлежит этому миру. Они знали, что, в отличие от них, Свамиджи постоянно думает о Кришне.

Они гуляли по дощатому настилу, проложенному вдоль океанского берега, наслаждаясь прохладным ветерком и любуясь гребешками волн. Киртанананда накинул на плечи Свамиджи чадар.

— Есть один замечательный стих на бенгали, — нарушил молчание Свамиджи. — Сейчас вспомню... «О, что это за голос раздается с моря, который зовет и зовет: "Иди сюда, иди сюда..."?».

Почти ничего не говоря, он долго гулял по дорожке с двумя своими друзьями, часто поглядывая то на море, то на небо. По дороге он негромко напевал какую-то мантру, которую Киртанананда и Хаягрива прежде никогда не слышали: говинда джая джая, гопала джая джая, радха-рамана хари, говинда джая джая. Свамиджи пел медленно, низким голосом. Он взглянул на Тихий океан: «Он спокоен, потому что велик».

— Кажется, что океан вечен, — добавил Хаягрива.

— Нет, — ответил Свамиджи. — В материальном мире ничто не вечно.

В нью-йоркском храме почти не было женщин, поэтому люди часто интересовались, может ли женщина присоединиться к Движению сознания Кришны. В Сан-Франциско таких вопросов не возникало: многие парни, пожелавшие стать учениками Свамиджи, приходили к нему со своими подругами. Бхактиведанта Свами видел в сердцах этих юношей и девушек, горящих желанием повторять мантру и слушать о Кришне, искорку веры, которую нужно было раздуть в яркое пламя преданного служения. Свамиджи не просил своих новых последователей расстаться со спутниками, — об этом не могло быть и речи, — но при этом непреклонно проповедовал отказ от недозволенных половых отношений. Решение этой дилеммы было простым и очевидным: заключение брака в сознании Кришны.

Традиционно санньяси не устраивают браки и не проводят церемоний бракосочетания, и кто-то, ссылаясь на индийский обычай, мог бы осудить Свамиджи за то, что он вообще позволял юношам и девушкам общаться друг с другом. Но главной целью Бхактиведанты Свами было распространение сознания Кришны. Кто из ортодоксальных индусов, строго следующих своим обычаям, когда-нибудь пытался пересадить семя индийской духовной культуры на почву Запада? Свамиджи понимал, что невозможно изменить американское общественное устройство и полностью изолировать мужчин от женщин. Но и пойти на компромисс, дозволив свободные половые отношения, тоже было недопустимо! Поэтому лучшим выходом из положения для большинства его новых последователей был грихастха-ашрам — семейная жизнь в сознании Кришны. В сознании Кришны муж и жена могут жить вместе, помогая друг другу в духовном развитии. Так они могут общаться, не нарушая при этом никаких правил. Если, как духовный учитель, он сочтет нужным самому устраивать свадьбы, он будет это делать. Но сначала молодые пары должны ощутить привлекательность сознания Кришны.

Джоан Кампанелла выросла в богатом пригороде Портленда, штат Орегон. Отец ее работал адвокатом по корпоративным налогам. У них с сестрой были собственные спортивные автомобили и яхты для катания по озеру Осуиго. Джоан быстро опротивела жизнь в женском общежитии Университета Орегона, и, полностью разочаровавшись, она бросила университет на первом же году учебы и поступила в ремесленный колледж, где изучала гончарное производство, ткацкое дело и каллиграфию. В 1963 году она переехала в Сан-Франциско и стала совладелицей магазина керамики. Хотя тогда у нее не было недостатка в друзьях, из числа владельцев модных магазинов, музыкантов стиля фолк и танцоров, она оставалась отчужденной и погруженной в себя.

Через свою сестру Джейн Джоан познакомилась с Бхактиведантой Свами. Джейн уехала со своим парнем Майклом Грантом в Нью-Йорк, где Майкл работал аранжировщиком. В 1966 году они встретились со Свамиджи (тогда еще одиноким), который жил на Бауэри, и получили у него посвящение как Мукунда и Джанаки. Свамиджи попросил их пожениться, и они пригласили на свадьбу Джоан. Приехав к ним, Джоан на один день погрузилась в трансцендентный мир Бхактиведанты Свами на Второй авеню, где Свамиджи занял ее на целый день работой, попросив сделать тесто и налепить качори для свадебного пира. Джоан занималась этим в одной из комнат его квартиры, а Свамиджи в это время готовил на кухне, хотя часто выходил и давал ей указания. Он просил Джоан во время готовки не касаться одежды и тела, а также не курить, поскольку пища будет предлагаться Господу Кришне и должна готовиться в чистоте. Этих минут общения с ним оказалось для Джоан достаточно, чтобы убедиться: Свамиджи — великий духовный учитель. Но потом она вернулась в Сан-Франциско и там благополучно забыла о сознании Кришны.

Через несколько месяцев Мукунда и Джанаки приехали на машине на Западное побережье, планируя оттуда отправиться в Индию. Но когда Мукунда получил от Свамиджи письмо с просьбой попытаться открыть храм Кришны в Калифорнии, их планы поменялись. Рассказывая Джоан и остальным друзьям о Свами, Мукунда заметил, что у многих молодых людей вызывают интерес его истории. Затем Джоан вместе с Мукундой, Джанаки и парнем по имени Роджер Сегал поехали в горы, где навестили своих общих друзей, Сэма и Мелани, которые жили в лесу, в дозорной вышке.

Мукунда рассказал им все, что знал о сознании Кришны, и шестеро друзей начали вместе повторять «Харе Кришна». Особенный интерес у них вызывало утверждение Свамиджи о том, что возвышение сознания возможно и без наркотиков. Мукунда с воодушевлением говорил, что Свамиджи попросил его открыть в Калифорнии храм, и вскоре он с Джанаки, Сэм с Мелани, а также Роджер и Джоан, ставшие близкими друзьями, переехали на квартиру в Сан-Франциско, чтобы найти помещение и подготовить почву для проповеди Свамиджи.

Когда Бхактиведанта Свами приехал, Джоан начала ходить на киртаны в храме. Она привязалась к Свамиджи и полюбила его пение, но особенно ей нравилось общаться с ним в неформальной обстановке. Свамиджи садился в кресло-качалку и, держа руку в мешочке с четками, повторял святые имена, а Джоан сидела рядом и заворожённо следила, как движутся в мешочке его пальцы.

Однажды, когда Свамиджи сидел так в своем кресле, а Джоан и другие примостились у его ног, в прихожую через входную дверь прокрался кот Джанаки. Неслышно пройдя по коридору, он медленно стал подбираться к ногам Свамиджи. Затем он сел у его ног и, уставившись на Свами, замяукал. Преданным стало интересно, чем все это закончится. Свамиджи ласково погладил кота ногой по спине, приговаривая: «Харе Кришна, Харе Кришна... Вы кормите его предложенным молоком?».

Джоан начала понимать, насколько это серьезно — служить Свамиджи. Однако ей не хотелось торопиться с посвящением, пока она не будет на 100% уверена, что ей это нужно. Иногда она плакала от экстатических переживаний, а в другой раз могла уснуть на лекции. Это-то и было причиной ее сомнений и колебаний. Она думала: «Разве смогу я жить так, как учит Свамиджи?».

Однажды вечером Свамиджи спросил ее: «Когда ты собираешься получать посвящение?». Джоан ответила, что не знает, добавив, что ей очень нравится читать его книги и повторять "Харе Кришна". Она рассказала, что ее тянет в горы и что ей хочется духовно возвыситься и поэтому она подумывает о том, чтобы отправиться в Тибет.

Сидя в кресле-качалке, Свамиджи посмотрел на Джоан, примостившуюся у его стоп, и девушка почувствовала, что он видит ее насквозь.

— Я могу взять тебя в одно место, которое куда выше Тибета, — сказал он. — Вот увидишь.

И тут Джоан почувствовала, что Свамиджи известно о ней все. Она поняла: «Я должна увидеть сознание Кришны таким, каким видит его он». Свамиджи пообещал взять ее в какие-то высшие сферы, и Джоан поняла, что непременно должна увидеть это место. Вот тогда-то девушка и решила стать его ученицей.

Когда она сказала об этом Роджеру, тот остолбенел. Они ходили на киртаны и лекции вместе, но он по-прежнему сомневался. Может, для них будет лучше пожениться, но не получать посвящения? Однако Джоан была настроена более решительно. Она объяснила Роджеру, что Свамиджи приехал не для того, чтобы устраивать свадьбы. В первую очередь — посвящение.

Роджер Сегал вырос в Нью-Йорке. Он учился хатха-йоге у одного гуру, экспериментировал с галлюциногенами и, как активный борец за права человека, ездил в южные штаты, принимая участие в демонстрациях за свободу, которые проводили чернокожие. Крупного телосложения, общительный и дружелюбный, Роджер не имел недостатка в друзьях. Когда Свамиджи прилетел в Сан-Франциско, Роджер вместе с компанией с Хайт-Эшбери, пребывая в самом веселом расположении духа, поехал встречать его в аэропорт. Впервые увидев Свамиджи, он был поражен его царственным видом и отсутствием всякой скованности. Идея перевоплощения интересовала Роджера уже давно, но тут, услышав, как этот феномен объясняет на своих лекциях Свамиджи, он понял, что наконец нашел человека, который действительно знает ответы на все вопросы о жизни после смерти.

Однажды вечером, после программы в храме, Роджер вернулся домой и присел на пожарную лестницу, чтобы поразмыслить над словами Свамиджи. Свамиджи говорит, что мир ложен.

«Но мне он кажется реальным, — подумал Роджер. — Если я ущипну себя за руку, то почувствую боль. Так какая же это иллюзия? Эта лестница реальна, иначе бы я провалился в пространство. Но и пространство реально, разве нет?».

Роджер пришел к выводу, что Свамиджи понимает под словом «иллюзия» что-то другое. «Если я попробую пройти сквозь стену, — размышлял он, — окажется она реальной или нет? Может быть, она реальна только в моем уме?». Чтобы проверить это, он зашел в комнату, сосредоточился и попробовал пройти сквозь стену — бац! Не получилось. Роджер снова сел и задумался: «Что же все-таки имел в виду Свамиджи, когда говорил, что мир — иллюзия?». Он решил спросить его об этом при следующей встрече.

Он так и сделал. И Бхактиведанта Свами ответил, что мир реален, поскольку сотворен Богом, высшей реальностью. Но он иллюзорен в том смысле, что все материальное преходяще. Тот, кто принимает временный мир за постоянный и считает его единственной реальностью, находится в иллюзии. Свамиджи объяснил, что лишь духовный мир вечен и потому реален.

Роджер остался доволен ответом. Но была еще одна проблема: ему казалось, что Свамиджи слишком консервативен. Когда Свамиджи сказал, что домашним животным не место в храме, Роджеру это не понравилось. Многие посетители приходили в храм с домашними питомцами, и напротив входа теперь было специальное место, где привязывали собак. Но впускать животных в помещение Свамиджи не позволял.

— Наша философия предназначена для людей, — говорил он. — Собаки и кошки ее не поймут. Хотя если они услышат «Харе Кришна», то в будущем родятся в более высоких формах жизни.

Были и другие причины, по которым «консервативная» философия Свамиджи не устраивала Роджера. Свамиджи часто высказывался против пагубных привычек вроде курения, а Роджер не мыслил своей жизни без них. Особенно же его беспокоили наставления об ограничениях в половой жизни. Но хотя Роджер и не мог строго соблюдать все правила, он чувствовал, что его любовь к Свамиджи и Кришне растет. Он понимал, что Свамиджи может многому научить его — и делает это, но не сразу, а постепенно. Роджер сознавал, что в глазах Свамиджи он — просто малое дитя, которое нужно кормить с ложечки; он знал, что должен покорно принимать все, что бы Свамиджи ни давал ему.

Сэм Спирстра, высокий и стройный юноша с вьющимися золотисто-рыжими волосами, занимался лыжным спортом и готовился участвовать в Олимпийских играх, а также пробовал себя в искусстве — писал прозу и вырезал по дереву. Он окончил Колледж Рида в Орегоне, а затем в рамках программы фулбрайтовского обмена* (международная гуманитарная школа - прим. ред.) перевелся в маленький колледж в Швейцарии, где получил степень магистра философии. Он пользовался популярностью среди знакомых, а Мукунде казался «воплощением неистребимого индивидуализма».

Когда Мукунда посетил Сэма в его дозорной вышке в горах и рассказал ему о Свамиджи и сознании Кришны, Сэм заинтересовался. Жизнь для него к тому времени уже утратила всякий смысл, но рассказ Мукунды и Джанаки вселил в него надежду. Проведя с Мукундой всего несколько дней, Сэм загорелся идеей помочь ему основать в Сан-Франциско храм сознания Кришны.

Сэм был знаком с местными рок-звездами, и именно он уговорил их выступить в «Авалоне» со Свами Бхактиведантой, которого сам еще ни разу не видел. Первая их встреча состоялась в аэропорту, когда Свамиджи прилетел в Сан-Франциско; позднее Сэм клялся, что увидел тогда вспышку света, изошедшего из тела Свамиджи.

Сначала Сэм боялся вымолвить даже слово, да и о чем говорить, не имел понятия — Свамиджи не был похож ни на одного из тех, с кем Сэм был знаком до этого, и казался очень возвышенным. Но на следующий день после программы в «Авалоне», когда Мукунда рассказал Бхактиведанте Свами, что концерт организовал Сэм, Свамиджи попросил позвать его, чтобы узнать, сколько удалось собрать денег. Сидя напротив Свамиджи за его маленьким столиком, Сэм сообщил, что выручка составила 1.500 долларов.

— Ну что ж, хорошо, — сказал Свамиджи, — ты станешь казначеем.

Потом он спросил:
— Каким ты представляешь себе Бога?

— Бог один, — ответил Сэм.

— Зачем мы поклоняемся Богу?

— Чтобы стать единым с Ним.

— Нет, — сказал Свамиджи. — ты не можешь стать единым с Богом. Бог, как и ты, всегда индивидуален. А вот интересы ваши могут совпадать.

И он рассказал Сэму о Кришне. После разговора Свамиджи предложил:
— Приходи сюда каждый день, я буду учить тебя вести бухгалтерию.

И Сэм стал приходить к Свамиджи на полчаса в день, чтобы научиться бухгалтерскому учету.

Мукунда и его жена, Джанаки, которые жили на той же лестничной площадке, что и Бхактиведанта Свами, были пока единственными, кому Свамиджи дал посвящение и устроил свадьбу. Мукунда часто носил свои большие красные четки для джапы на шее, в два ряда. Переехав в Сан-Франциско, он отрастил длинные волосы и короткую черную бородку. В Хайт-Эшбери, где царило так называемое «Лето Любви», он чувствовал себя как рыба в воде и познакомился со многими местными знаменитостями. Иногда он подрабатывал в качестве музыканта, но большую часть времени тратил на содействие миссии Бхактиведанты Свами, встречаясь с разными людьми и организовывая при их содействии проповеднические программы: одну большую, в «Авалоне», и несколько поменьше — в магазинчиках для наркоманов. Ему как никому другому удавалось вдохновлять людей помогать Свамиджи, хотя сам он пока еще не чувствовал себя его настоящим учеником. Он помогал, потому что ему это нравилось. Он не особо стремился выделяться из толпы своих многочисленных сан-францисских друзей и не очень строго следовал принципам духовной жизни, установленным Свамиджи.

В отношениях с Бхактиведантой Свами Мукунде больше нравилось играть роль товарища, нежели смиренного слуги, и Свамиджи отвечал ему соответствующим образом. Однако иногда Свамиджи все-таки занимал по отношению к нему позицию учителя. Однажды, зайдя к Мукунде на квартиру, он заметил на стене плакат с изображением матадора с плащом и шпагой, преследующего быка.

— Отвратительный плакат! — воскликнул Свамиджи, и на лице его отразилось недовольство. Мукунда посмотрел на плакат, впервые задумавшись над его содержанием.

— Да, и правда отвратительный, — согласился он и сорвал плакат со стены.

Бхактиведанта Свами очень хотел, чтобы кто-нибудь из его учеников научился правильно играть на мриданге и подыгрывал на киртанах, и Мукунда, поскольку был музыкантом, больше всех подходил для этого.

Для Джанаки, жены Мукунды, сознание Кришны подразумевало личное общение со Свамиджи. Пока он был рядом, у нее все было нормально. Она с удовольствием задавала вопросы, служила ему и училась у него готовить. У нее не было особого интереса к изучению философии сознания Кришны, но в ней очень быстро возникла глубокая привязанность к духовному учителю.

Каждое утро по нескольку часов Свамиджи учил Джанаки, Джоан и некоторых других преданных готовить. Однажды он заметил на кухне какие-то незнакомые ягоды и спросил у Джанаки, как они называются. Она сказала, что это земляника. Он сразу же забросил в рот одну:
— Очень вкусно!

И стал закидывать одну за другой, восклицая:
— Очень, очень вкусно!

Однажды, когда Джанаки взбивала сливки, Свамиджи вошел на кухню и спросил:
— Что это?

— Это взбитые сливки, — ответила Джанаки.

— А что значит "взбитые сливки"?

— Это обычные сливки, — ответила она, — но когда их взбиваешь, они вспениваются и становятся плотными.

Свамиджи, всегда очень строгий в том, что касается правил поведения на кухне (самым важным из которых был запрет что-либо пробовать), тут же окунул палец во взбитые сливки, попробовал и сказал:
— Это йогурт.

Джанаки шутливо, с напускной строгостью (что всегда доставляло ей особое наслаждение), возразила:
— Нет, Свамиджи, это взбитые сливки.

Свамиджи не сдавался:
— Нет, это йогурт.

Он снова окунул палец в чашку и попробовал.
— О, очень вкусно!

— Свамиджи! — возмутилась Джанаки. — Вы едите на кухне!

Свамиджи только улыбнулся и покачал головой:
— Ничего страшного.

Девятнадцатилетняя Бонни Мак-Дональд и ее друг, двадцатилетний Гэри Мак-Элрой, приехали в Сан-Франциско из Остина. Они учились в Техасском университете. Бонни была стройной, красивой блондинкой и говорила, как и многие южане, с приятным тягучим акцентом. Родилась и выросла она в Южном Техасе, в семье баптистов. Учеба в средней школе сделала ее агностиком, но позже, путешествуя по Европе и изучая религиозное искусство, архитектуру величественных готических соборов, девушка пришла к выводу, что великие мастера, сотворившие такие чудеса, не могли полностью заблуждаться.

Гэри был сыном офицера воздушных сил Соединенных Штатов. Его детство прошло в Германии, на Окинаве и в других местах, разбросанных по всему миру. В конце концов их семья обосновалась в Техасе. Из-за темных волос и густых бровей он всегда казался хмурым, кроме тех случаев, когда улыбался. В университете он одним из первых отрастил длинные волосы и начал экспериментировать с наркотиками. Совместные опыты с ЛСД навели их с Бонни на мысль о духовном поиске, и, не предупредив ни родителей, ни учителей, они поехали на машине в Калифорнию «чтобы найти того, кто мог бы научить их духовной жизни».

Несколько месяцев бесплодных исканий, проведенных в изучении книг по эзотерике и в общении с представителями разных религиозных течений в Хайт-Эшбери, принесли одно лишь разочарование. Впрочем, они стали вегетарианцами. Гэри принялся самостоятельно осваивать электрогитару, а Бонни каждый день уходила в Голден-Гейт-парк, где занималась особым видом йогической медитации, который сама же и придумала. Но постепенно иллюзии рассеялись и оба почувствовали, что из-за наркотиков начинают опускаться.

Они прочли, что гуру появляется тогда, когда ученик к этому готов, и с нетерпением ждали того дня, когда к ним придет их гуру. Бонни большую часть времени проводила в парках Сан-Франциско, но однажды, просматривая журналы на прилавке магазина для наркоманов на Хайт-Эшбери, она наткнулась на «Бэк ту Годхед», отпечатанный на мимеографе нью-йоркскими учениками Бхактиведанты Свами. Особенно ей понравилась в этом журнале статья о Свамиджи, написанная Хаягривой. Описание улыбки Свамиджи, его сияющих глаз, его остроконечных туфель, а также его наставления, которые цитировались в статье, — все это оставило у Бонни чувство, что, может быть, это и есть тот самый гуру, которого она искала. А когда она услышала, что этот самый Свамиджи открыл ашрам на Хайт-Эшбери, то без промедления отправилась на его поиски и искала до тех пор, пока не нашла храм на Фредерик-стрит.

Перед встречей со Свамиджи Бонни и Гэри нервничали. Оба были разочарованы неудачными поисками истины, ради которых они приехали в Сан-Франциско, а Гэри, кроме того, переживал, что его могут забрать в армию. Об этих проблемах они и рассказали Бхактиведанте Свами, встретившись с ним в его комнате.

После посвящения Джоан и Роджер стали Ямуной и Гурудасом. На следующий день состоялась их свадьба. Свадебной церемонией руководил Свамиджи. На нем была пышная гирлянда из листьев и цветов рододендрона. Он сидел на подушке в храмовой комнате, окруженный последователями, а рядом на полу были разложены предметы, необходимые для жертвоприношения. Перед Свамиджи была небольшая земляная насыпь, на которой предполагалось развести огонь. Он объяснил смысл семейных отношений в сознании Кришны и поведал о том, что муж и жена должны помогать друг другу и служить Кришне, поместив Его в центр своей жизни. Свамиджи неодобрительно отзывался об одежде западных женщин, и Ямуна по его просьбе надела сари.

Хотя в числе необходимых для церемонии ингредиентов Свамиджи назвал гхи (топленое масло), преданные, посчитав, что это обойдется им чересчур дорого, заменили масло маргарином. Еще он попросил подготовить дрова для костра, и преданные принесли ему щепки от ящика из-под апельсинов. И теперь, когда Ямуна и Гурудас сидели перед ним по ту сторону земляного холмика, он взял щепочку от расколотого ящика, окунул ее в то, что должно было быть гхи, и поднес к горящей свече, чтобы зажечь костер. Щепка вспыхнула, зашипела и погасла. Он взял другую и смочил ее в растопленном маргарине, но когда он поднес ее к огню, щепка издала тот же звук «пшик-пшик» и с треском потухла. Предприняв четыре или пять неудачных попыток, Свамиджи поднял глаза и сказал: «У этого брака очень вялое начало». Ямуна заплакала.

Бонни и Гэри получили посвящение всего через две недели после того, как встретились со Свамиджи. Бонни получила духовное имя Говинда даси, а Гэри стал Гаурасундарой. Несмотря на то, что они по-прежнему носили джинсы (они надели их даже на церемонию посвящения) и не понимали до конца смысл происходящего, они верили в духовного учителя. Они знали, что из их голов еще не совсем выветрился наркотический дурман, но к посвящению отнеслись серьезно и стали строгими последователями Свамиджи. Гаурасундара выбросил всю марихуану, что у него была, и вместе с Говиндой даси они стали есть только пищу, предложенную Господу Кришне. Через две недели после посвящения Свамиджи провел для них свадебную церемонию.

Вечером в день свадьбы из Техаса приехал отец Говинды даси. Он был настроен против сознания Кришны, считая его совершенно чуждым для американцев. Подойдя прямо к возвышению, на котором сидел Бхактиведанта Свами, отец Говинды даси спросил:
— С какой стати вы поменяли имя моей дочери? Зачем ей индийское имя?

Бхактиведанта Свами посмотрел на него, а затем лукаво взглянул на господина Пателя, индийского гостя, стоявшего со своей семьей немного поодаль.

— Вам не нравятся индийцы? — спросил он.

Все, кто слышал слова Свамиджи, разразились смехом, за исключением отца Говинды даси. Он ответил:
— Да нет, почему? Люди как люди. Но почему у Бонни должно быть другое имя?

— Потому, что она сама попросила дать ей новое имя, — ответил Бхактиведанта Свами. — Если вы любите ее, вам должно нравиться то, что нравится ей. Ваша дочь счастлива. Чем вы недовольны?

На этом спор был исчерпан. Отец Говинды даси остался доволен и держал себя очень корректно. Позже он вместе с дочерью и зятем насладился прасадом.

Более серьезные из последователей Свамиджи видели, что некоторые кандидаты в ученики не собирались выполнять тех обязательств, которые человек принимает на себя, получая духовное посвящение, и от которых его может освободить только смерть.

— Свамиджи, — говорили они, — некоторые из этих людей приходят в храм только за посвящением. Мы никогда не видели их раньше и не увидим потом.

Обычно Свамиджи отвечал на это, что вынужден идти на риск. Во время одной из лекций в храме он объяснил, что, получая посвящение, ученик избавляется от последствий греховных поступков, которые совершил в прошлом, однако до тех пор, пока ученик находится в материальном мире, ответственность за все его поступки ложится на плечи духовного учителя. Поэтому, сказал он, Господь Чайтанья предупреждал, что гуру не следует принимать слишком много учеников.

Однажды на вечерней лекции, когда наступило время вопросов и ответов, какой-то здоровый детина с бородой поднял руку и спросил:
— А можно мне получить посвящение?

Дерзкий вопрос незнакомца вызвал негодование у некоторых из последователей Свамиджи, однако сам Свамиджи оставался невозмутимым.
— Да, — ответил он, — но сначала вы должны ответить на два вопроса. Кто такой Кришна?

— Кришна — это Бог, — ответил парень после некоторого раздумья.

— Хорошо, — ответил Свамиджи, — а вы кто?

Юноша снова задумался и немного погодя произнес:
— Я — слуга Бога.

— Замечательно, — сказал Свамиджи. — Завтра же вы получите посвящение.

Бхактиведанта Свами знал, что его американским ученикам будет трудно удержаться в сознании Кришны и достичь уровня чистого преданного служения. Всю жизнь их учили только дурному, и, несмотря на свою формальную принадлежность к христианству и философские поиски, большая часть из них ровным счетом ничего не смыслила в науке о Боге. Они не знали даже того, что есть мясо и вступать в недозволенные половые отношения плохо, хотя, когда он сказал им об этом, они сразу же согласились. И они сами пришли к нему и пели вместе с ним мантру Харе Кришна. Так как же мог он отвергнуть их?

Время покажет, сумеют ли они противостоять соблазнам вездесущей майи и удержаться в сознании Кришны. Некоторые из них падут — к этому склонны все люди. Но другие останутся. По крайней мере те из них, кто серьезно следует его указаниям — повторяет мантру Харе Кришна и старается не совершать греховных поступков, добьются успеха. Однажды Свамиджи привел следующий пример: если свежие продукты не использовать, то через несколько дней они испортятся. Однако у нас нет оснований утверждать, что в будущем свежие продукты никто не использует по назначению и они наверняка испортятся. Конечно, в будущем некоторые могут пасть, от этого никто не застрахован. Но Бхактиведанта Свами считал своим долгом занять учеников преданным служением сейчас. И он давал им метод, воспользовавшись которым они смогут избежать падения.

Даже с точки зрения нью-йоркских учеников Свамиджи (не говоря уже о ведических нормах), преданные из Сан-Франциско не слишком строго следовали правилам и предписаниям духовной практики. Некоторые из них продолжали ходить в кафетерии, ели пищу, не предложенную Кришне, и запрещенные лакомства вроде шоколада или покупного мороженого. После киртана некоторые из них позволяли себе тут же, за дверью храма, выкурить сигарету. А некоторые получали посвящение, даже не зная толком, какие обязательства они на себя берут.

Майкл Райт, двадцати одного года, недавно вернулся из армии (он служил во флоте), а восемнадцатилетняя Нэнси Гриндл только-только окончила школу. Они познакомились в колледже в Лос-Анджелесе. Разочарованные, жаждущие найти что-то такое, чему не жаль было бы посвятить жизнь, они приехали в Сан-Франциско, чтобы стать хиппи. Но вскоре друзья обнаружили, что с хиппи с Хайт-Эшбери, которые произвели на них впечатление грязных и ни на что не годных людей, заблудившихся в поисках своего «я» и лишенных всякой цели в жизни, у них очень мало общего. Поэтому Нэнси устроилась секретарем в телефонную компанию, а Майкл пошел работать линейным монтером. Тогда-то они и услышали о Свами с Хайт-Эшбери и решили зайти в храм.

Шел вечерний киртан, и раскрепощенные хиппи кружились, извивались и раскачивались кто во что горазд. Майкл и Нэнси, больше впечатленные присутствием Свами, чем киртаном, уселись на пол у дальней стены. После киртана Бхактиведанта Свами читал лекцию, но его акцент показался Майклу и Нэнси слишком сильным. Они хотели вникнуть в то, что он говорит, интуитивно чувствуя, что это нечто ценное, но тайна эта, казалось, была надежно скрыта за его индийским произношением и упрятана в книге на чужом языке, которую он читал. Они решили прийти утром и попробовать послушать еще раз.

Когда они пришли на следующий день, на утреннюю программу, народу было меньше: человек десять преданных с четками на шее и несколько гостей с улицы. На этот раз киртан показался Майклу и Нэнси более приятным и мелодичным, и они даже пели и танцевали вместе с присутствующими. Затем началась лекция, и на этот раз им удалось уловить некоторые из мыслей Свамиджи. Они остались на завтрак и познакомились с Мукундой и Джанаки, Сэмом и Мелани (которых теперь звали Шьямасундара и Малати), Ямуной и Гурудасом, а также с Говиндой даси и Гаурасундарой. Преданные понравились им, и друзья пообещали зайти вечером. Вскоре они уже регулярно ходили на утренние и вечерние программы, а по выходным Нэнси вместе с другими девушками посещала кулинарные курсы Свамиджи.

Майклу идеи Свамиджи пришлись по душе, но он никак не мог понять, почему в духовной жизни обязательно кому-то подчиниться. Обычно он никогда никого не слушался. Но чем больше юноша размышлял над этим, тем больше убеждался, что Свамиджи прав и старший все-таки нужен. «Каждый раз, когда я останавливаюсь на красный сигнал светофора, — рассуждал Майкл, — я подчиняюсь чьему-то авторитету». В конце концов он пришел к выводу, что для успешного духовного прогресса ему необходим духовный наставник. Но, поскольку подчиняться кому бы то ни было все-таки не хотелось, юноша оказался перед дилеммой. Наконец, после двух недель посещения лекций Свамиджи, Майкл решил предаться ему и попробовать обрести сознание Кришны.

При посвящении Майкл получил имя Даянанда, а Нэнси стала Нандарани. Вскоре Свамиджи их поженил.

Двадцатилетний Стив Болерт родился и вырос в Нью-Йорке. Живя среди хиппи в Сан-Франциско, он однажды прочитал в «Оракуле», что к ним собирается приехать Свами Бхактиведанта. Ему было интересно встретиться с индийским свами, и, прочитав на Хайт-стрит напечатанное Мукундой объявление, он вместе со своей подругой Кэролин Голд поехал в аэропорт, чтобы его встретить. Ощутив от пения «Харе Кришна» и от встречи со Свамиджи сильный духовный подъем, они стали регулярно приходить в храм на лекции и киртаны. Стив решил, что хочет стать таким же, как Свами, поэтому они с Кэролин пошли к нему и попросили дать им посвящение. Во время личной беседы они обсудили важность послушания духовному учителю и необходимость вегетарианства. Когда Свамиджи предложил им выбор: либо разойтись, либо пожениться — они ответили, что хотели бы пожениться. Свамиджи назначил дату посвящения.

Бхактиведанта Свами попросил Стива сбрить его длинные волосы и бороду.

— Это еще почему? — запротестовал Стив. — У Кришны были длинные волосы, у Рамы были длинные волосы, у Господа Чайтаньи были длинные волосы, и у Христа были длинные волосы. Почему я должен брить голову?

Свамиджи улыбнулся и ответил:
— Потому что сейчас ты — мой последователь.

На стене висел плакат с изображением Сурдаса, известного вайшнава.
— Ты должен обрить голову так же, — сказал Свамиджи, указывая на Сурдаса.

— Сомневаюсь, что я к этому готов, — сказал Стив.

— Ну, что ж, ты еще молод. У тебя есть время. Но хотя бы побрейся и сделай мужскую стрижку.

Утром перед посвящением Стив сбрил бороду и подстриг волосы так, что спереди они были короткими, а сзади оставались длинными.

— Так пойдет? — спросил он.

— Сзади тоже, — ответил Свамиджи. Стив подчинился.

Стив получил имя Субал, а Кэролин — Кришнадеви. Через несколько дней состоялась свадьба.

Поскольку каждая новая церемония была еще одним поводом для киртана и раздачи прасада, это стало привлекать зрителей. С каждым разом все больше учеников получали духовные имена и все больше становилось супружеских пар. Духовная семья Свамиджи росла. В храме царила атмосфера небольшой дружной семьи, где все друг друга любят. С учениками Свамиджи общался очень близко, без всяких формальностей, обычно сопровождающих отношения старшего и младшего.

Ученики могли подойти к нему с любым вопросом. Любой мог поговорить с ним, наедине или в компании других гостей, зайдя к нему на квартиру, где он обычно сидел на подстилке перед импровизированным столиком. Для Мукунды, Гурудаса и Шьямасундары Свамиджи был другом. От Джанаки и Говинды даси он готов был порой выслушивать нотации, почти как непослушный сын, а иногда становился для них дедушкой: опытным наставником в кулинарных вопросах и стражем чистоты и порядка на кухне. И для всех них он оставался непостижимым чистым преданным Господа Кришны, знающим суть всех ведических писаний и, вне всякого сомнения, постигшим тайну перевоплощения души. Он мог ответить на любой вопрос. Он мог вывести их за пределы материального мира и за пределы мира хиппи на Хайт-Эшбери и привести в духовный мир, к Кришне.

В семь вечера Бхактиведанта Свами, в шафрановом дхоти, вязаном свитере поверх старой шерстяной водолазки и чадаре, накинутом на плечи, вошел в храм. Он подошел к возвышению в дальней части комнаты и сел на свое место. Сиденье из красного дерева, с положенной сверху подушкой, возвышалось над полом на полметра и поддерживалось двумя деревянными подставками. Перед сиденьем располагалась накрытая тканью и украшенная букетом цветов кафедра, а на стене за возвышением висел традиционный индийский гобелен, поверх которого прикрепили картину с изображением танцующего Господа Чайтаньи, нарисованную неумелой рукой Харидаса.

Бхактиведанта Свами взял караталы, обернул их матерчатые тесемки вокруг указательных пальцев и оглядел своих молодых последователей, которые, скрестив ноги, сидели на бургундском ковре. Мужчины были с бородами, в странных одеждах; почти все носили длинные волосы, у всех были четки и амулеты. Лампочки под потолком были замаскированы под японские бумажные фонарики, с которых на ниточках свешивались "глаза Бога" — особые символы, позаимствованные у индейцев навахо. Бхактиведанта Свами начал отбивать ритм — раз-два-три-и-и, а Шьямасундара — качать мехи фисгармонии. Хотя фисгармония очень простой инструмент — миниатюрное фортепиано, на котором правой рукой играют, а левой качают мехи, никто в храме на Фредерик-стрит не умел ею пользоваться, поэтому на ней просто «гудели». Еще одним важным инструментом для киртана была мриданга, двухсторонний индийский барабан, предназначенный для замысловатого ритмического аккомпанемента, но даже Мукунда знал только самый простой ритм, совпадающий с ритмом каратал, — раз-два-три-и-и.

У присутствующих были и другие инструменты: литавра (гордость храма), старый корнет Хаягривы, несколько раковин и рожок, который Хаягрива сделал своими руками, отлакировав кусок бурой водоросли, найденный им на морском пляже. Некоторые гости приносили с собой флейты, трубы и барабаны бонго. Но сейчас они отложили инструменты в сторону и просто хлопали в такт Свамиджи, пока он пел вечерние молитвы.

В своих гимнах Свамиджи прославлял духовных учителей вайшнавов; к каждому из них он обращался с отдельной молитвой. Сначала он пел стих, описывающий божественные качества Шрилы Бхактисиддханты Сарасвати, а затем, одну за другой, — молитвы, обращенные к Гауракишоре дасу Бабаджи и Бхактивиноде Тхакуру. Одна молитва называла Шрилу Бхактисиддханту «освободителем падших душ», другая прославляла Гауракишору даса Бабаджи как «олицетворение самоотречения», как «всегда охваченного огромной любовью к Кришне» и «погруженного в чувство разлуки с Ним». Бхактиведанта Свами пел о Господе Чайтанье, Верховной Личности Бога, чье тело золотого цвета и который распространяет чистую любовь к Кришне. Он пел и о Самом Господе Кришне, океане милости, друге страждущих, источнике творения. По мере того как Свамиджи погружался в бхаджан, его тело начинало дрожать от переполнявших его экстатических переживаний. Юноши и девушки сидели на полу, покачиваясь из стороны в сторону, и смотрели на него. А он пел с закрытыми глазами, погруженный в медитацию, и его изящные, ловкие пальцы виртуозно отбивали ритм на караталах. В его голосе слышалась искренняя и проникновенная печаль; его пение отличалось от всего, что им когда-либо доводилось слышать.

Затем он запел знакомую им мантру — ту, ради которой они пришли: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе». Все тотчас же запели вместе с ним. Зазвучали рожки, барабаны, постепенно мелодию подхватили остальные инструменты. Постепенно, один за другим, участники киртана поднимались со своих мест и начинали танцевать. Ученики Свамиджи встали и начали раскачиваться из стороны в сторону, как научил их Свамиджи, делая шаг влево и шаг вправо и иногда поднимая руки. Остальные танцевали так, как им нравилось. Иногда во время пения Свамиджи открывал глаза и окидывал танцующих взглядом. Он сидел неподвижно, но его голова и тело слегка подрагивали.

Через двадцать минут многие из юных танцоров, взмокшие от пота, уже вовсю прыгали и скакали, а Свамиджи продолжал петь, задавая темп своими караталами. Глаза его были закрыты, но эта дикая толпа легко подчинялась его громкой игре. Свамиджи никого не останавливал, и пение и танцы продолжались.

Конечно, киртаны хиппи отличались от пения индийских брахманов, но Бхактиведанта Свами не придавал этому значения: для него важна была преданность. Что он разрешал в своем храме Радхи-Кришны, то принимал и Сам Кришна. Таково было его подношение Господу, которое он предлагал Кришне через духовного учителя, Бхактисиддханту Сарасвати. Свамиджи был полностью уверен в своих действиях. Пусть его молодые последователи еще не умеют играть на фисгармонии или мриданге, пусть они пока не знают, что в совместном киртане все должны повторять за ведущим, а не петь в унисон (как это происходило сейчас), пусть они еще не научились выражать почтение гуру — им достаточно просто петь и танцевать, а он будет воодушевлять их, кивая головой: «Да».

Конечно, были на киртанах и те, кто витал в облаках наркотических фантазий, — такие вели себя диковато. Но основной тон в киртане все-таки задавали ученики Свамиджи: они танцевали с воздетыми руками и внимательно смотрели на своего учителя. Сами во многом еще похожие на хиппи, они тем не менее были учениками Свамиджи и хотели порадовать своего учителя, хотели следовать его наставлениям. Они желали обрести сознание Кришны. Несмотря на какофонию из звуков рожков и литавр, киртан звучал красиво; Хаягрива, аккомпанируя на корнете, точно придерживался мелодии и играл только на каждой второй мантре.

Бхактиведанту Свами не смущало, что их киртаны во многом не соответствуют правилам и не отвечают высоким требованиям. Он принимал от своих последователей это подношение — не через силу, а с любовью. Он просто хотел, чтобы эти американские юноши и девушки пели. А то, что они одевались, как им вздумается, прыгали, как дикари, или исповедовали какую-то странную философию, его не особенно беспокоило. Они пели «Харе Кришна», поэтому — по крайней мере, в эти мгновения — были чисты. Хиппи тоже это знали. И им это нравилось.

Бхактиведанта Свами мечтал увидеть, как весь мир запоет киртан, — именно так, как это когда-то приснилось Джанаки. Он говорил, что тем или иным путем люди должны быть задействованы в служении Кришне. Такое наставление дал один из главных последователей Господа Чайтаньи, Рупа Госвами. Он писал: тасма̄т кена̄пй упа̄йена манах̣ кр̣шн̣е нивеш́айет — «Тем или иным образом сосредоточьте ум на Кришне; правила и ограничения могут подождать».

Это настроение Бхактиведанты Свами и Шрилы Рупы Госвами проистекало из твердой веры в очистительную силу святого имени; даже самый грешный человек может со временем стать святым, если будет повторять «Харе Кришна». Бхактиведанта Свами часто цитировал стих из «Шримад-Бхагаватам», где говорилось, что даже люди, погрязшие во всех грехах, могут очиститься, найдя прибежище у преданных Господа. Он знал, что каждый хиппи с Хайт-Эшбери достоин милости святого имени, и считал своим долгом, своим обязательством перед духовным учителем раздавать сознание Кришны всем и вся, не отвергая никого. Но при этом, живя среди млеччхов, он требовал от них соблюдения определенных норм поведения и был непреклонен в том, что касалось чистоты его Общества сознания Кришны.

К примеру, если бесплатно кормить людей, то не обычной пищей, а только прасадом — пищей, предложенной Кришне. Просто кормить голодных — мало; нужно давать им прасад, и тогда они получат шанс освободиться от оков рождения и смерти. Во время киртанов, хотя он допускал полную свободу самовыражения для своих последователей и не возражал даже против самых диких плясок, преобладать должен был все-таки трансцендентный звук святого имени. Он никогда не допускал, чтобы киртан превращался в простое грохотание барабанов и пение каких-нибудь «этнических» песен. И никому не позволялось сходить с ума до такой степени, чтобы это мешало другим участвовать в пении или слушать.

Пытаясь "тем или иным путем" побудить этих молодых людей петь «Харе Кришна», Свамиджи интуитивно чувствовал, что можно позволять, а что нет. Он был учителем, и ученики его не вмешивались, когда он разрешал какому-то самоуверенному, самовлюбленному и чересчур эмоциональному танцору прыгать по храму, а какому-нибудь «накачавшемуся» безумцу полемизировать с ним после лекции. Если же кто-то начинал слишком уж мешать, Свамиджи не стеснялся одернуть его. Но такое случалось редко. Его главной задачей было давать, а не запрещать.

Киртан продолжался более часа. Ребята, взявшись за руки, танцевали по кругу, а аромат курившихся в алтарной благовоний через парадную дверь выходил на улицу.

Утренние и вечерние киртаны уже принесли храму Радхи-Кришны добрую славу, а когда преданные начали ежедневно устраивать в храме бесплатные обеды, популярность храма среди местных хиппи выросла еще больше. Свамиджи велел своим ученикам готовить и раздавать прасад, и это было единственное, чем они занимались в течение дня. По утрам они готовили прасад, а в полдень кормили всех, кто приходил к ним, иногда по сто пятьдесят — двести хиппи с Хайт-Эшбери.

Перед утренним киртаном девушки ставили на плиту овсянку, и к завтраку вся комната наполнялась хиппи, большинство из которых не ложились спать всю ночь. Для некоторых из них каша и фрукты были единственной пищей за последние несколько дней.

Но главным событием дня был обед. Малати отправлялась за покупками и где только можно собирала пожертвования, чтобы купить пшеничной муки, нутовой муки, колотого гороха, риса и овощей. Из овощей она брала только те, которые ей продавали дешево или давали бесплатно: картошку, морковь, репу, брюкву и свеклу. После этого каждый день повара готовили приправленное специями картофельное пюре, чапати с маслом, дал из колотого гороха и какое-нибудь овощное блюдо — в расчете на двести человек. Готовить эти обеды им удавалось только потому, что многие торговцы охотно жертвовали продукты на такое благое дело, как кормление хиппи.

Те, кого больше интересовала философия и у кого были какие-то вопросы, — люди, жаждавшие духовной пищи, — навещали Свамиджи в его квартире. К нему приходили люди, обеспокоенные войной во Вьетнаме, и те, у кого были какие-то личные неприятности: кто-то был не в ладах с законом, кто-то страдал от последствий употребления наркотиков, от неурядиц в семье или школе.

Многих жителей Сан-Франциско беспокоил большой наплыв молодежи в город, создававший почти неразрешимые социальные проблемы. Полиция и работники социальных служб беспокоились о состоянии здоровья хиппи, об их нищете и плохих условиях быта, особенно в Хайт-Эшбери. Некоторые зажиточные горожане боялись, что хиппи заполонят весь город. Поэтому местные власти приветствовали инициативу, которую взял на себя храм Свами Бхактиведанты, и когда появилась идея организовать совет, который помог бы найти выход из создавшейся ситуации, власти попросили Свами Бхактиведанту принять участие в его работе. Он согласился, но после первой же встречи потерял к дальнейшему сотрудничеству всякий интерес. Его предложения по разрешению проблемы никого особо не заинтересовали.

Бхактиведанта Свами знал, что помочь людям может только сознание Кришны. У других были другие способы, но Свамиджи считал это «латанием дыр». Он знал, что истинная причина страданий — отождествление себя с телом, проистекающее из невежества. Как может кто-то помочь себе (не говоря уж о других), не зная, кто он такой, не зная того, что тело — лишь оболочка души, истинного «я», которое может стать счастливым только в своем изначальном положении, положении вечного слуги Кришны?

Господь Кришна воспринимает каждого, кто обратился к Нему, как добродетельную душу, и даже самое скромное служение не пропадет даром и может спасти человека в момент смерти. Зная об этом, Бхактиведанта Свами открывал двери каждому, даже самым жалким и заблудшим. Но чтобы бальзам сознания Кришны возымел действие, заблудшая душа должна была сначала на какое-то время остаться с преданными, петь, задавать вопросы, слушать и применять услышанное в жизни.

Как и обещал Аллен Гинзберг пяти тысячам хиппи, собравшимся в «Авалоне», ранние утренние киртаны в храме Радхи-Кришны вдыхали новую жизнь в тех, кто «отходил» от ЛСД и хотел "стабилизировать свое сознание". Иногда по утрам в храм заходил сам Аллен, приводя с собой знакомых, с которыми провел бессонную ночь.

Но бывало и так, что "отходившие" влетали в храм прямо посреди ночи, совершая там вынужденную посадку. Однажды преданные, спавшие в храме, были разбужены стуком в дверь, огнями полицейской машины и криками. Было два часа ночи. Когда они открыли дверь, в храм ввалился рыжий бородатый хиппи.

— Кришна, Кришна! Помоги мне! — вопил он. — Не отдавайте меня им! Ради Бога, помогите!

Полицейский заглянул в дверь и улыбнулся:
— Мы решили привезти его сюда, мы подумали, может быть, вы, ребята, поможете ему.

— Мне плохо в этом теле, — закричал хиппи, когда за полицейскими захлопнулась дверь.

Он начал лихорадочно повторять мантру, побледнев и обливаясь потом от страха. Остаток ночи преданные провели вместе с ним, утешая его и читая мантру. Так продолжалось до тех пор, пока Свамиджи не спустился, чтобы провести утренний киртан и прочесть лекцию.

Преданные часто посылали молодых людей с их проблемами к Свамиджи. Практически кто угодно мог прийти к нему и отнять у него драгоценное время. Однажды, гуляя по Сан-Франциско, Равиндра-Сварупа встретил человека, который утверждал, что, когда он был во Вьетнаме, к нему приходили марсиане. Этот человек, который только что выписался из больницы, сказал, что марсиане даже разговаривали с ним. Равиндра-Сварупа рассказал ему о книге Свамиджи «Легкое путешествие на другие планеты», которая подтверждала существование жизни на других планетах, и посоветовал ему поговорить со Свамиджи, потому что тот наверняка сможет больше рассказать ему о марсианах. Знакомый Равиндра-Сварупы пришел к Свами на квартиру.

— Да, — подтвердил Свамиджи, — марсиане действительно существуют.

Однако постепенно последователи Свамиджи стали более внимательны к своему духовному учителю и начали ограждать его от нежелательных, по их мнению, посетителей. Одним из таких людей был Кролик — наверное, самый грязный из всех хиппи в Хайт-Эшбери. Он постоянно ходил нечесаным, с грязными волосами, в которых кишели вши. Он одевался в засаленные лохмотья, а от его покрытого коростой тела исходило страшное зловоние. Он во что бы то ни стало хотел встретиться со Свамиджи, но преданные запрещали ему, не желая, чтобы он своим зловонием осквернил комнату Свамиджи. Однако в один из вечеров после лекции Кролик стал ждать Свамиджи у дверей храма. Как только Свамиджи вышел, Кролик спросил: «Можно ли мне прийти поговорить с вами?». Свамиджи согласился.

Почти каждый вечер кто-нибудь приходил к Свамиджи, чтобы поспорить с ним. Один субъект всегда являлся с готовыми аргументами из какой-нибудь философской книги, которые зачитывал вслух. Свамиджи всякий раз одерживал над ним победу, но парень шел домой, готовил новые аргументы и возвращался назад со своей книгой. Однажды вечером, после того как он представил очередной довод, Свамиджи молча смерил его взглядом, даже не удостоив ответом. Пренебрежение Свамиджи было его очередной победой, после чего парню не оставалось ничего другого, как встать и уйти.

Израэля, как и Кролика, в Хайт-Эшбери знали все. Свои длинные волосы он собирал в хвост на затылке и во время киртанов часто играл на трубе. Однажды после вечерней лекции Израэль поднялся и спросил:
— Мне нравится это пение, но что оно может дать миру? Что оно принесет человечеству?

Свамиджи ответил:
— А вы разве не из этого мира? Если вам оно нравится, то почему не может понравиться другим? Так что пойте громче.

Человек с усами, сидевший в глубине комнаты, спросил:
— Это правда, что вы — гуру Аллена Гинзберга?

Многие преданные знали, что вопрос этот с подвохом и на него одинаково трудно ответить и "да", и "нет".

Свамиджи ответил:
— Я не считаю себя ничьим гуру. Я — слуга всех живых существ.

Для преданных ответ Свамиджи сделал этот диалог трансцендентным. Свамиджи не просто дал умный ответ, с честью выйдя из затруднительного положения; в его ответе прозвучало глубокое и неподдельное смирение.

Однажды утром в храм на лекцию пришла супружеская пара. Женщина держала на руках ребенка, а у мужчины за плечами висел рюкзак. Когда настало время для вопросов и ответов, мужчина спросил:
— Скажите, что мне делать с моим умом?

Свамиджи дал ему подробный философский ответ, но мужчина продолжал твердить:
— Что мне делать с моим умом? Что мне с ним делать?

Обратив на него умоляющий, исполненный сострадания взгляд, Свамиджи сказал:
— У меня нет другого средства. Пожалуйста, повторяйте мантру Харе Кришна. У меня нет другого объяснения. И нет другого ответа.

Но мужчина все никак не мог успокоиться. Наконец одна из учениц Свамиджи, прервав его, сказала:
— Делайте, что вам говорят. Попробуйте.

А Свамиджи взял в руки караталы и начал киртан.

Как-то вечером во время лекции в храм ворвался парень и объявил, что на Хайт-стрит вот-вот начнется бунт. Свами должен немедленно выйти, обратиться к толпе и всех успокоить. Мукунда вмешался и сказал, что Свамиджи никуда не пойдет, там обойдутся и без него. Но юноша глядел Свамиджи прямо в глаза и словно ставил ему ультиматум: если Свамиджи сейчас же не выйдет, начнется бунт, и вина за это ляжет на Свамиджи.

— Да, я готов, — сказал Свамиджи, словно собирался выполнить его требование. Но никто никуда не пошел, и никакого бунта не было.

Обычно во время киртана по крайней мере один из присутствующих начинал танцевать, любуясь собой и не обращая внимания на всех остальных и при этом порой доходя до такой степени неприличия, что Свамиджи приходилось его останавливать. В один из вечеров, еще до того, как Свамиджи спустился вниз, какая-то девушка в мини-юбке во время киртана начала извиваться и кружиться. Кто-то из учеников Свамиджи поднялся к нему и спросил, что с ней делать. Тот ответил:
— Не обращайте на нее внимания. Пусть она отдает свою энергию Кришне. Я скоро спущусь и посмотрю сам.

Когда Свамиджи пришел в храм и начал новый киртан, девушка, которая была неимоверно худой, снова начала извиваться и кружиться по комнате. Свамиджи открыл глаза и увидел ее; он нахмурился и посмотрел на своих учеников, выказывая неудовольствие. Одна из женщин подошла к девушке и вывела ее на улицу. Через несколько минут девушка вернулась, одетая в мужские брюки, и танцевала уже более сдержанно.

В другой раз Свамиджи сидел на своем месте, читая лекцию в битком набитом храме, когда одна упитанная девица, сидевшая у окна, вдруг вскочила со своего места и начала истошно кричать:
— Эй, вы! Долго вы еще собираетесь там сидеть? — вопила она. — Что вы еще намерены делать? Вставайте! Вы хотите еще что-то сказать? Что вы собираетесь делать? Кто вы, вообще, такой?

Ее выходка была настолько неожиданной, а слова такими дерзкими, что все продолжали сидеть в растерянности, не зная, что предпринять. Без тени гнева на лице Свамиджи спокойно сидел на своем месте, не говоря ни слова в ответ. Он казался уязвленным. Только преданные, сидевшие к нему ближе всех, слышали, как он тихо, словно обращаясь к самому себе, пробормотал:
— Какая тьма! Боже мой, какая непроглядная тьма!

Однажды во время вечерней лекции какой-то парень подошел и сел рядом со Свамиджи на возвышение. Он оглядел слушателей и, прервав Свамиджи, заговорил:
— А теперь я хочу вам кое-что сказать.

Свамиджи вежливо ответил:
— Подождите, пожалуйста, пока закончится лекция. Тогда вы сможете задать свои вопросы.

Парень подождал еще несколько минут, по-прежнему оставаясь на помосте, а Свамиджи продолжал лекцию. Вдруг парень опять прервал его:
— Сейчас буду говорить я. Я хочу сказать то, что должен сказать.

Ученики Свамиджи, которые сидели среди слушателей, молча следили за происходящим, надеясь, что Свамиджи сам как-нибудь выйдет из этого неловкого положения. Никто из них ничего не предпринимал, все сидели и ждали, что будет дальше, а парень стал бормотать что-то бессвязное.

Тогда Свамиджи взял свои караталы:
— Ну что ж, начнем киртан.

В течение всего киртана парень продолжал сидеть рядом со Свамиджи, то безумно, то угрожающе глядя на него. Через полчаса киртан закончился.

Свамиджи, по своему обыкновению, взял яблоко и разрезал его на ломтики. Затем, взяв нож и ломтик яблока в правую руку, он протянул его парню. Тот посмотрел на Свамиджи, на нож и на яблоко. В комнате повисла мертвая тишина. Свамиджи сидел, не двигаясь, и с улыбкой глядел на юношу. Прошла долгая, напряженная минута, прежде чем парень протянул руку. Все присутствующие облегченно вздохнули, когда он взял с ладони Свамиджи кусочек яблока.

Бхактиведанте Свами не давали покоя, даже когда он работал над книгами у себя в комнате. Однажды под его окна съехались полицейские машины и кареты скорой помощи с мигалками и сиренами: «ангелы ада» устроили драку в магазине диггеров* в здании напротив.

* — Диггеры — молодежное движение, волонтеры, занимавшиеся бесплатной раздачей пищи и одежды нуждающимся. — Примеч. ред.

В другой раз, около половины второго ночи, когда Свамиджи наговаривал на диктофон свою книгу «Учение Шри Чайтаньи», в дверь его квартиры настойчиво постучала какая-то девушка. Сначала он не обратил на это внимания. С тех пор как он приехал в Сан-Франциско, ему удалось написать немало страниц этой важной книги. В беседах Господа Чайтаньи с Рупой Госвами, Санатаной Госвами, Раманандой Раем и другими вайшнавами раскрывалось множество вопросов, связанных с сознанием Кришны, в «Бхагавад-гите» затронутых лишь вскользь. На Западе почти никто не знал об учении Господа Чайтаньи, поэтому Бхактиведанта Свами хотел собрать Его наставления в одной книге, которая будет самым полным описанием системы бхакти-йоги на английском языке. Эта книга станет солидным подспорьем для Движения сознания Кришны. Но сейчас он не мог сосредоточиться из-за стука в дверь и криков девушки.

Поднявшись из-за стола, Бхактиведанта Свами вышел в гостиную, но открывать не стал:
— Кто там?

— Я хочу поговорить с вами, — ответила девушка.

— Приходите позже, утром.

Он знал, что в Сан-Франциско, как и в Нью-Йорке, ему не дадут спокойно писать. Проповедь в Америке предполагала, что иногда придется терпеть и такое: какая-то сумасшедшая посреди ночи стучит в дверь, прерывая его экстатическую медитацию на игры Господа Чайтаньи. Заблудшие души с Хайт-Эшбери: и воображавшие себя мудрецами, и умолявшие о помощи, и нагло бросавшие ему вызов — все они отвлекали внимание Свамиджи от его миссии, работы над переводами и комментированием священных писаний. Сейчас Свамиджи был в квартире один. Не открывая двери, он велел незваной гостье идти домой. Он сказал, что должен работать, и пообещал, что примет ее сегодня же, только позже.

Он готов был разговаривать с хиппи хоть весь день напролет, по ранние утренние часы предназначались исключительно для литературной работы. Проповедь обусловленным душам во время личных встреч была очень важным делом; он, собственно, и приехал, чтобы им проповедовать. Но в эти утренние часы он через свои книги обращался лично к каждому жителю планеты, и этому никто не должен был мешать.

Однако девушка продолжала стучать и звать, и Свамиджи наконец сдался. Перед ним на лестничной площадке стояла девушка-подросток с остекленевшим взором, совершенно безумная на вид. Он спросил, что ей надо. Девушка молчала.

— Говори, — велел он.

Она шагнула в комнату. Свамиджи увидел, как беспомощна эта девушка — создание, тонущее в океане майи, — и несколько раз переспросил, что ей нужно. В конце концов, широко раскрыв глаза, девушка закричала:
— Смотри-и-ите! Маха-ула!

Свамиджи решил разбудить Мукунду, который жил по соседству, и босиком вышел на лестницу. Девушка пошла за ним и захлопнула за собой дверь. Теперь Свамиджи не мог попасть в свою квартиру. Сумасшедшая продолжала вызывающе пялиться на него. Он остался наедине с ней, на этой мрачной и пустой лестничной площадке, среди наглухо закрытых дверей.

Вот потому-то бабаджи из Вриндавана и повторяли святое имя, никогда не покидая своих хижин: они не хотели, чтобы их беспокоили безбожники. (Этим бабаджи, конечно, и в страшном сне не могли привидеться подобные безумные вторжения во мраке наркотической ночи Сан-Франциско.)

Свамиджи постучал к Мукунде и громко позвал:
— Му-кун-да! Мукунда!

Мукунда вскочил и открыл дверь. Увидев своего духовного учителя босиком на лестничной клетке, а позади него — девчонку с дикими глазами, он был потрясен. Сам Свамиджи оставался серьезным и невозмутимым.

— Она ко мне постучалась, — пояснил он.

Свамиджи вкратце объяснил, что случилось и что нужно сделать. В нем не чувствовалось ни гнева, ни испуга. Он попросил Мукунду не обижать девушку.

Мукунда вспомнил, как в Нью-Йорке Свамиджи пришлось спасаться бегством от своего соседа по чердаку Дэвида Аллена, спятившего от ЛСД. Свамиджи и тогда оставался невозмутимым, хотя попал в неприятную и опасную ситуацию. Мукунда спустился и разбудил Хаягриву, у которого был ключ от квартиры Свамиджи. Бхактиведанта Свами вернулся к себе и возобновил работу над «Учением Шри Чайтаньи».

Мукунда выпроводил девушку на улицу и объяснил ей, что Свами пожилой человек и его нельзя беспокоить в такое время. Пристально посмотрев на него, девушка сказала:
— Ты не готов, — и ушла восвояси.

В семь часов, когда Бхактиведанта Свами спустился в храм, чтобы прочитать утреннюю лекцию, девушка сидела среди гостей, теперь уже более спокойная. Она подошла к нему и извинилась. Позже в тот день Свамиджи, смеясь, рассказывал об этом случае, вспоминая, как он несколько раз переспросил девушку, зачем она пришла. Широко раскрыв глаза, он передразнил ее:
— Смотрите! Маха-ула! — и рассмеялся.

— В половине седьмого мы пойдем гулять, — сказал Свамиджи однажды утром. — Отвезите меня в парк.

Несколько учеников сопровождали его до Стоув-Лейк — озера в Голден-Гейт-парк. Они хорошо знали эти места и вели Свамиджи по живописным дорожкам вокруг озера, через мост, по лесным тропинкам, через маленький ручеек; они надеялись, что, любуясь красотами природы, Свамиджи получит удовольствие.

Быстро шагая по парку, Свамиджи то и дело указывал на какое-нибудь дерево или останавливался, чтобы рассмотреть цветок.

— Что это за дерево? — спрашивал он. — Что это за цветок?

Ученики, как правило, не знали.

— Когда Чайтанья Махапрабху шел через вриндаванский лес, — сказал он, — все кусты, лианы и деревья радовались, глядя на Него. Там, как и в духовном мире, даже растения обладают сознанием.

— А эти деревья, Свамиджи, — насколько развито их сознание?

— О, у них есть душа, — ответил Бхактиведанта Свами, — но их сознание временно сковано. Их восприятие более ограничено.

Свамиджи на все смотрел через призму священных писаний, и его замечания даже по поводу самых обычных вещей были исполнены глубокого духовного смысла. Идя по парку, он размышлял вслух:
— Тот, кто хочет увидеть Бога, должен сначала обрести качества, необходимые для этого. Он должен очиститься. Как это облако, которое сейчас закрывает от нас солнце. Люди говорят: "Солнце скрылось", но оно на своем месте, просто наши глаза не видят его.

Как заправские экскурсоводы, преданные показывали Свамиджи самые живописные уголки парка. Они подвели его к лебедям, плавающим по зеркальной глади озера.

— «Шримад-Бхагаватам», — сказал Свамиджи, — сравнивает преданных с лебедями, а книги о Господе Кришне — с кристально чистыми озерами. Непреданных же, — продолжал он, — как ворон, привлекают гниющие отбросы мирских тем.

Идя по гравийной дорожке, он остановился и сказал:
— Посмотрите на эту гальку. Сколько тут камешков, столько существует вселенных. И в каждой — бесчисленное количество живых существ.

Преданные радовались, как дети, когда привели Свамиджи к ущелью, заросшему рододендроном, — большие кусты были усыпаны белыми и розовыми цветами. Они чувствовали себя избранниками судьбы, которым выпала удача видеть Кришну глазами Свамиджи.

На следующее утро, когда Свамиджи снова захотел отправиться в парк, вместе с ним пошло уже гораздо больше преданных. От других они слышали, что во время прогулки у Свамиджи совсем другое настроение. Они уже хотели было показать ему новые тропинки вокруг озера, но он, ни слова не говоря, стал ходить взад и вперед по усыпанной гравием дорожке.

Через некоторое время группа преданных во главе со Свамиджи набрела на стаю спящих уток. Разбуженные звуком их шагов, утки закрякали, захлопали крыльями и бросились прочь. Несколько преданных выбежали вперед и стали разгонять их с дороги, чтобы Свамиджи мог пройти. В ответ утки обиженно закряхтели.

— Эй, утки! Кыш отсюда! — махнул на них преданный. — Не мешайте Свамиджи!

Свамиджи тихо сказал:
— Мы думаем, что они мешают нам, а они думают, что мы мешаем им.

Свамиджи остановился под раскидистым деревом и указал на птичий помет на земле.

— Что это значит? — спросил он, повернувшись к стоявшему рядом юноше.

Лицо Свамиджи было серьезным. Юноша покраснел:
— Я... э-э... я не знаю.

Свамиджи молчал, задумавшись и ожидая объяснения. Преданные сгрудились вокруг него. Пристально вглядываясь в узоры птичьего помета на земле, юноша думал, что Свами, вероятно, ждет, что он расшифрует некий скрытый смысл, который заключен в образовавшемся на земле рисунке, подобно тому, как люди предсказывают будущее, гадая на кофейной гуще. Он чувствовал, что должен что-то сказать.

— Это... э-э... экскременты, испражнения... э-э-э... птиц.

Свамиджи улыбнулся и повернулся к остальным, надеясь услышать ответ. Все как воды в рот набрали.

— Это значит, — сказал Свамиджи, — что птицы [произнося это слово как певцы. прим ред] жили на этом дереве больше двух недель.

Он засмеялся:
— Даже птицы привязаны к своим жилищам.

Когда они проходили мимо площадок для игры в шафлборд, где сидело несколько пожилых людей, играющих в шашки, Свамиджи остановился и повернулся к своим спутникам.

— Посмотрите, — сказал он, — старые люди в этой стране не знают, куда себя деть и чем заняться. Поэтому они играют, как дети, бессмысленно растрачивая свои последние дни, которые человек должен посвятить развитию в себе сознания Кришны. Их дети уже выросли и ушли от них, и сейчас им самое время подумать о душе. Так нет же. Они заводят себе собаку или кошку и, вместо того чтобы служить Богу, служат догу. Этих людей можно только пожалеть. Но если вы скажете им об этом, они не станут вас слушать. Их уже не свернуть с пути. Поэтому мы обращаемся к молодым, ищущим людям.

Когда Свамиджи со своими учениками проходил мимо пологой зеленой лужайки около Кезар-Драйв, ребята сказали ему, что это и есть знаменитый Холм хиппи. Ранним утром на пологом склоне холма и большом лугу, окруженном эвкалиптами и дубами, было тихо и спокойно. Но через несколько часов сотни хиппи соберутся здесь, разлягутся на траве, встретятся с друзьями и погрузятся в наркотический транс. Свамиджи предложил своим ученикам приходить сюда и проводить здесь киртаны.